Форум » Будущее » Play God! [Element, Holocaust] » Ответить
Play God! [Element, Holocaust]
Holocaust: theme of: diary of dreams - play god участники - Немезис, Морган Маркс время - будущее сюжет - после первой встречи на Бруклинском мосту прошел почти год, для каждого из них он был нелегким, для кого-то более, для кого-то менее; Холокост вновь обрел относительную свободу, если не считать амуниции, и решил навестить своих старых знакомых, и тех, кто обещал ему продвижение в мировом апокалипсисе, ведь что еще может желать такой как он? Первой в списке была та, что привлекла внимание и стала своего рода единственной. Не способный на чувство, он готов был признать ее власть над собой, но с одним условием...
Ответов - 24
Element: Уже три года, как Морган вернулась в свое поместье в Англии и продолжает жить как прежде. Она на время попросила Оборотня об отдыхе в Судьях, и так конечно с радушной улыбкой отпустила Маркс к себе домой. Ведь за последние годы, Элемент истратила много сил и энергии, чтобы навести на некоторые страны настоящий хаос. За последние годы в ее внутреннем мире бушевали абсолютно все стихии, и дабы не угробить себя, она их как раз выпускала на несчастные города, которые даже не представляли себе, что такое может произойти, а главное они вечно задавались вопросом «За что?». Да в принципе не за что, просто у Морган было ужасное настроение и когда она прибывает в гневе, то достается всем, кто окажется по близости. Она часто ругается с Ричардом, который возомнил, мол он может указывать самой повелительнице стихий, королевы этого мира. Если даже Маркс и согласилась стать его невестой, это не значит, что она по уши влюблена в него и готова пойти на все, лишь бы Нова был счастлив – нет. Она была как ураган, никто не мог предугадать ее настроение и душевное состояние, никто не мог предугадать, что сделает мать-природа в следующую секунду. Конечно все эти катаклизмы были еще по вине одного человека, мутанта, Бога – Немезис. Он успел вскружить голову Элемент, а затем исчезнуть. Девушка не любила когда с ней так поступают и как подабается Богу, она естественно отыгрывала свою злость и ненависть на смертных. Ужас и хаос в ее глазах вселял в каждого, кто смел посмотреть в эти изумрудного цвета, глаза. Из огненной дивы она превратилась в ледяную королеву, которая не знала, что такое помиловать и отпустить. Ей напротив доставляло огромное удовольствие, видеть как люди в панике бегают и пытаются спастись от накативших на их город цунами, или когда они кричать о помощи, теряя свои дома и жизни близких в смерче. Богиня взошла на пьедестал могущества и не собиралась останавливаться. Даже сейчас, сидя в своем поместье, с угрюмым выражением лица, попивая возле камина бокал старого вина, она навеяла на Англию ужасный шторм, который не закончится, пока Маркс не покинет город или не измениться в настроении. Сильный ливень шел за окном, заставляя весь народ сидеть в своих домах и не вылизать на улицу. Яркие вспышки молний разрезали небо на пополам, гром раздавался с таким грохотом, словно урчало в животе какого то гиганта. Девушка заворожено смотрела на огонь искрящийся в камине и отдыхала. На заднем плане работал телевизор, очередной выпуск новостей, с помехами. – У нас продолжает бушевать штор, синоптики говорят, что надвигается еще более зловещее облако, которое может потопить Англию полностью. Мы все знаем, в чем проблема, точнее в ком, и надеемся, что мать-природа простит нас и усмирит свой гнев… - Говорила на заднем плане какая то девушка, явно таким способом обращаясь к Морган. Ухмыльнувшись в полумраке, блондинка преподнесла бокал к губам и сделала небольшой глоток жидкости. – Ну конечно.. Может вам лучше землетрясение устроить.. – Покачав головой, девушка плавно встала со своего места и подошла к окну. Обхватив себя обеими руками, она с любопытством посмотрела на бушующую стихию за окном и улыбнулась – Я же не виновата, что мне скучно… - Пожав плечами, блондинка грациозно развернулась на своих каблуках и направилась вон из гостиной. Идя по длинному коридору, увешенном картинами предков, Морган остановилась и посмотрела перед собой, где весела огромная картина от потолка до пола, с изображением отца, матери и ее в детстве. – Я помню это, как будто еще вчера позировали.. – Открыв дверь, девушка завернула и вошла в ванную комнату. По пути скинув с плеч свой шелковый халат, оставаясь полностью в наготе, Маркс подошла к ванной. Сев на ее край, девушка начала набирать себе теплою воду, разбавляя ее пеной и ароматизированными маслами. Когда вода набралось до краев, Элемент плавно опустилась в приятно-теплую воду и расслабилась. Прикрыв свои глаза, она на какой то момент отдалилась от повседневного мира и предалась размышлениям не о чем.
Holocaust: Бесчисленное множество лет провести за решеткой темницы, которую ты не заслужил, каковыми не были бы твои деяния, - что может быть ужаснее подобного наказания. Смерть это всегда своего рода избавление, а вот клетка – совершенно другой продукт. В клетке все твои чувства, эмоции, инстинкты обостряются до предела, грозя свести с ума. Твой разум словно сам становиться заключенным в некое узилище, прутья решетки которого сотканы из видения мира ограничивающегося четырьмя стенами. Что перед тобой? Стена. И позади, по обе стороны. Потолок, покрытый мхом, сочащимся своим соком, сырой холодный пол, по которому ветер добирается до самого твоего существа, окутывая в ледяные объятия и заставляя сжиматься от онемения конечностей. Ты растираешь пальцы, пытаешься ходить из угла в угол, чтобы хоть как-то не потерять чувство реальности, чтобы не погрузиться в некую подобию комы наяву, чтобы просто продолжать жить. Но что такое жизнь в клетке? Всего-навсего существование, что позволил неведомый тюремщик, или тот, по воле коего ты оказался в таком невыгодном и унизительном положении. Как зверь, пойманный и посаженный на потеху публике в вольер зоопарка, ты заключен в собственную тюрьму, чтобы радовать, чтобы служить объектом насмешек, шуток, наблюдений. Так просто ткнуть пальцем и показать – вот он, монстр, его поймали, не смогли приручить и сейчас он заперт в пробирке, как подопытный образец, не обремененный ни интеллектом, ни развитой системой восприятия мира, у него нет своего я, он не личность, просто кусочек очередного проявления немыслимого этого мира, который стоит рассмотреть, разобрать, а потом выкинуть за ненадобностью. Эти воспоминания будут преследовать всегда, напоминая от факте ущербности в этом мире даже таких, как он. Не бог, но почти. Чем он отличается от того еврея распятого за преступления против власть имущих пару тысячелетий назад, чем он отличается от отца его, от жалкой выдумки человечества, принятой лишь для условности, ведь уже никто не верит в эти мифы, еще немного и придет новая религия, люди обретут новую веру и только в руках таких как он подвергнуть их веру испытанию, сомнению и укреплению, вселить страх в сердце каждого, за страхом уважение и преклонение перед мощью доселе невиданной, существовавшей только в легендах. Но позор своего собственного ничтожества не дает покоя гораздо больше. В первый раз они его одурачили, во второй раз этого сделать не удалось, они просто поместили в пробирку как какую-то одноклеточную тварь, жадные и алчные растаскивали по кусочку, причиняя боль, разрушая последнее упоминание о нем. Это продолжалось недолго. Достаточно, чтобы возродить прежнюю ненависть ко всему их роду. И достаточно для понимания простой вещи, истины усвоенной давным-давно, но позабытой, - в этом мире нет ни единого живого существа достойного его доверия и заслужившего право на жизнь. Есть только отдельные фигуры на этой доске, карты, разбросанный по всей колоде, каждую из них следует рассматривать отдельно. У аэропорта дождь усилился, и уже по всем каналам в вестибюле новостные выпуски передавали о штормовом предупреждении и просили людей без особой необходимости не покидать своих домов. Половина рейсов было отменено, половина пытались как-то выбраться с затопленного аэродрома. Множество людей ждало своей участи и решения свыше, ведь не иначе как сам Бог прогневался на них и решил повторить историю с потопом. Шум, духота, где-то тихий шепот, где-то крики, у кого-то сдали нервы, а кто-то решил переждать все, просто удобно устроившись на лавке и подложив багаж под голову, дабы не украли. Он прошел мимо сидящих в ожидании людей, удостоив их всего одним презрительным взглядом. Со стороны не было ничего не обычного в облике этого человека, разве что одна из ожидающих своего рейсов туристка, девушка лет двадцати, попыталась отвлечься, кокетливо похлопав ресницами, но наткнулась на холодный взгляд серых глаз и некое подобие отвращения на лице. Его просто принимали за чересчур высокомерного человека. О большем нельзя было и мечтать. - Куда едем, шеф? – таксист поправил зеркало заднего вида, смотря на пассажира и пытаясь получше разглядеть его лицо, хотя сделать это в полумраке было практически не возможно. - Знаете это место? – пассажир протянул водителю небольшой листок, размером с ладонь, на котором был указан адрес, не вполне точный, так как аккуратным почерком чернил были выведены лишь название графства и городка. - Это не близко, сэр, - отозвался водитель. - Ничего. У меня много времени. Человек мог бы поклясться, что пассажир напрашивается на грубость или драку, как-то чересчур повелительным был его тон, словно сейчас были времена королевы Виктории, а он сам был простым извозчиком кэба. Однако одновременно с этим спокойный, тихий тон голос был приятен слуху, будто вы слушаете музыку и понимаете что что-то в ней не так, а она настолько красива, вы перестаете обращать на «изъяны» внимание. Такси отъехало от здания аэропорта, будто в спектакле сопровождаемое шумом грома и вспышками молний. Таксист включил радио, по нему передавали все то же, что было и в новостях телеканалов – погода, шторм, и странная просьба, казалось бы, ничем не обоснованная. Пассажир повернул голову на реплику комментатора и едва видимо улыбнулся. На какой-то миг его лицо осветилось ярким светом, от вновь ударившей к земле волны электричества, выхватывая из темноты вполне обычный облик молодого человека лет двадцати пяти, может больше. Ничего примечательного, никаких уродства, родимых память или шрамов. Быстро взглянувший на него водитель сразу понял, что забудет о нем спустя час или два. Такси въехало в небольшой городок и остановилось возле одного из магазинов. - Вы уверены что вам здесь нужно остановиться? Здесь недалеко есть го… - Да. Благодарю, - через окошки на ноги таксисту упало несколько бумажных купюр. Человек вышел из салона и сразу же зашел в магазин, осматривая товары и время от времени поглядывая на включенный телевизор, расположенный в верхнем углу над кассой. - Мы еще раз передаем, что шторм усиливается, по данным береговой охраны, всем гражданам проживающим на побережье рекомендовано перебраться в города расположенные в большем отдалении, ожидается приливная волна…. - Эй, парень! - Да простит нас богиня, чем бы мы ее не прогневали. - Эй, - Немезис резко обернулся на оклик. Стоящий за стойкой возле кассы человек, мужчина лет пятидесяти, с прищуром смотрел на него. – Ты что-то выбрал или просто пришел укрыться от ливня, если так, то иди в… - Где она живет? – он быстро подошел к стойке, кладя обтянутые черной кожей руки на нее. - Что? Не понял. - Где она живет? – Немезис поднял взгляд к телевизору всего на секунду, кивком головы словно бы намекая о том, о ком он спрашивает. – Богиня. Старик сделал шаг назад, качая головой. Тем не менее парень продолжал смотреть на него не моргающим взглядом, словно бы это были глаза самого ворона смерти. - Ее светлость? Зачем вам…то есть, я не знаю. Берите, что хотели и проваливайте. Немезис чуть наклонил голову, нахмурив брови, а затем улыбнулся. - Неужели мы должны прибегать к насилию? – вопрос был задан таким тоном, словно он спрашивал у продавца о свежести хлеба, но никак не угрожая. - Я вызову полицию, если сейчас же не уберетесь! – старик дернулся к телефону, но был перехвачен одной рукой за шиворот рубашки. Поднеся его к себе поближе, Немезис улыбнулся, а затем резко подняв несчастного с силой уложил его на прилавок. – Господи Иисусе! - Именно, - склонился над стариком он. – Я задаю всего один вопрос, не сложный. Трудно ответить?– лицо словно еще больше побледнело, глаза стали больше похоже на две раскаленные печи. - Это, это…недалеко, - старик потянулся рукой вниз, соскребая с витрины карту и наглядно показывая пальцем где именно располагалось поместье Марксов. – Пожалуйста, не надо… - Что не надо? Вы твари из грязи и в грязь обратитесь перед моим величием, а смеете дерзить и чернить меня, - старик всхлипнул смотря как странное лицо, ставшее более похожим на череп объятый огнем приблизилось к нему. Человек не успел даже закричать, когда рука сомкнутая на шее впилась в плоть и далее клетка за клеткой, его тело становилось легче, а сознание словно преобразовывалось в нечто другое. Немезис стряхнул останки праха старика на пол. Слишком древний, слишком мало и неэффективно, но так вкусно, словно после долгого голода тебе предлагают только корку от хлеба, а ты и этому рад. Выйдя на улицу под проливной дождь, она посмотрел на черное небо, свинцовые тучи, изрыгавшие как дракон своей небесный огонь. Секунда, и он взмыл в воздух, исчезая для посторонних наблюдателей в небесной вышине. Слишком сильный инстинкт самосохранения у этого стада, чтобы подолгу наблюдать и уж тем более выслеживать путь облаченного в нечто странное исполина. В одном старик не соврал, до поместья и правда было не так далеко, потому уже через пятнадцать минут, приземлившись недалеко от территории, подняв ворот пальто, Немезис направлялся к дому Морган.
Element: Расслабившись, девушка задержала дыхание на несколько минут и погрузилась в воду с головой, наслаждаясь как теплота окутала ее и нежно ласкала по бархатному личику. Раздался стук в дверь, и блондинка вынырнув из воды, недовольно покосилась в сторону двери. Не любила она, когда ее отвлекают от дел, но что делать. – Войдите – Твердым тоном проговорила Маркс и начала водить указательным пальцем по краю ванны – Госпожа Маркс, извините что я вас беспокою – Раздался хрупкий голосок служанки Гунверт и та с опущенной головой протиснулась в щелку двери и оказалась в помещении – Но мистер Виктор, наш смотритель, сказал, что на территории поместья появился посторонний человек и он направляется сюда – Элемент лишь усмехнулась этим словам и посмотрела на служанку – Гунверт, посмотри на меня! – Приказала та и вылезая из ванной, укуталась в полотенце – Пусть идет, я его встречу с распростертыми объятиями… - Как то странно она улыбнулась и кивнула на дверь, тем самым говоря прислуге, покинуть помещение. Гунверт лишь скромно улыбнулась и поспешила выйти, как ее остановила Маркс – И еще, приготовь мое изумрудное платье – После этих слов, служанка покинула ванную оставляя Морган наедине с собой. То что, какой то незнакомец приближался к поместью, не удивило девушку. За последнее время таких было куча, и все приходили с одной мольбой: простить их и смерить гнев. Эти похождения уже стали некой неотъемлемой частью время препровождения в этом месте. Выйдя из ванной комнаты, Маркс тут же направилась к себе в ложе и когда она вошла в комнату, увидела что на постели уже лежало ее любимое, изумрудное платье. Это платье она одела однажды на королевский вечер, где познакомилась со своим вторым мужем, поэтому оно хранило в себе много воспоминаний. За тот вечер произошло много событий, они даже вызвали ледяную улыбку на лице девушки, и сейчас в сумеречном свете, оно казалось не изумрудное, а насыщенного, темно-зеленого, едва ли не черного. – Давно я его не надевала – Нахмурившись, блондинка взяла его в руки и приложив к себе, прокрутилась вокруг своей оси, звонко смеясь. Она резко остановилась и посмотрела перед собой, на огромное зеркало, в котором отражалась. Ее глаза были наполнены злостью и ненавистью, на лице присутствовала коварная ухмылка, а руки жадно держали изумрудное платье. – Я встречу гостя, как полагается… - Зовя двух служанок, чтобы те помогли одеться. После того, как последняя ленточка была завязана, Морган оттолкнула двух девушек от себя и подошла к зеркалу в плотную, проводя по своей талии и вниз, ладонями. – Правда ли я неотразима?! – Взглянув в лица служанок через зеркало, проговорила Элемент и вскинула бровями – Конечно, Госпожа. Вы самая очаровательная и красивая на свете – Перепуганные девушки опустили головы и скрестили руки в замок, опуская их по швам – Ладно, вы свободны. Позвольте гостю войти в дом и проведите его в бальный зал. Я думаю он уже на пороге и промок до нитки.. – Девушки послушно кивнули и покинули комнату. – Интересно, что на этот раз меня попросит этот смертный – Натянув на себя маску самой невинности и подвязав в волосы ленту в тон платью, Маркс вышла из комнаты. Она неторопливо шла вдоль коридоров, напоминая нам девочку из сказок. – Госпожа, гость ждет – Проговорил дворецкий, открывая огромный двери в бальный зал и учтиво кланяясь. Не смотря на суровое отношение к своей прислуге, Морган любила этих людей, а те в замен любили и уважали ее. Некоторые из них еще служили при отце и матери девушки, например дворецкий, который был проклят каким то богом на вечную жизнь, пока в конечном итоге его не убьют. – Спасибо Дмитрий – Она грациозно присела, как балерина и улыбнулась ему, затем выпрямила гордо осанку и вошла в зал. Огромное помещение, украшенное золотом и мрамором, на потолке красовалась дивная картина, весели огромные, золотые люстры. Потолок поддерживали огромные колоны, украшенные статуями, и где то на другом конце зала, Морган увидела одинокую фигуру, стоящую к ней спиной. Она опустила руки по швам и медленной, уверенной, походкой начала приближаться, гордо смотря перед собой. Она даже не на гостя смотрела, а куда то сквозь него, словно девушка была слепа. – Зачем пожаловали? – Наконец раздался ее надменный голос и она пристально посмотрела в затылок незваного гостя. – Если Вы пришли просить меня простить ваш человеческий род, чтобы я избавила вас от этих бедствий, то позвольте я вам скажу тоже самое, что и предыдущим гостям, до вас – Выждав небольшую паузу, Морган сделала шаг в сторону, чтобы увидеть незнакомца хотя бы в профиль, и продолжила – Этого просто не может быть. Вы заслужили того, что происходит – Подойдя к молодому человеку чуть ближе, она в легком отблеске от свечей, заметила нечто знакомое. Отшатнувшись назад и приложил ладонь ко лбу, девушка попыталась вспомнить, найти хоть одну маленькую зацепку, и вот она – глаза. Она прежде уже видела их, они напоминали ей что то или кого то, но Элемент так и не смогла вспомнить – Мы знакомы? – Неожиданно для себя и наверно для гостя, проговорила та, понимая, что сейчас показалась весьма глупой.
Holocaust: Дождь. Шквальный ветер, нещадно бьющий в лицо огромными водяными каплями, которые замерзают в полете и превращаются в своего рода кинжалы, рассекающие кожу и заставляющие кровь подступать к щекам, наполняя их неестественным румянцем. Еще пара минут прогулки и на лице Немезиса и вправду начали выступать поддельные капельки кровавого пота, будто чем ближе он был к заветной цели, тем страшнее и беспощаднее становилась стихия. Ветер усилился, грозясь оторвать человеческую фигуру от земли и отшвырнуть на добрые несколько километров назад как досадное недоразумение в виде насекомого на прекрасно бальном платье юной девы. Но что ветер для него, ни боли, ни каких-либо лишних усилий, для этого пути прилагать не пришлось, только пальто промокло и когда нога переступила порог особняка, можно было услышать отзвук капель воды, стекающих с толстой ткани одежды. Его проводили в зал. Прежде заставив ждать в коридоре. Если бы не причина и не главная цель, а также не знакомство с хозяйкой этого дома, вряд ли он бы претерпел подобное обращение с собой. Кем бы Немезис? Несмотря на всю свою силу, ловкость, могущество, некую хитрость и присущую мудрость, он оставался отчасти инфантильным подростком, как порой называют своенравных людей, дело было не только в отце, хотя и он сыграл свою роль, приучив Холокоста к таким словам как преданность, покорность и честь, естественно в том ключе, в каком сам их понимал. Так, Немезис никогда бы не предал Апокалипсиса, но нарушил бы клятву данную его врагам, пусть и был бы у них в долгу. Коварство, это еще одна грань подобной личности, подобно тому, как и строптивость, непокорность никому и ничему, даже если тебе кто-то нравится, ты не обязан жертвовать собой, возлагать на лживый и иллюзорный алтарь дружбы и любви собственные сердце и душу, это глупо, бессмысленно и никак не окупается. - Прошу за мной, - дворецкий проводил его в бальный зал, который наверняка видел до него гостей и более высокого ранга, говоря о социуме общества. Золото и мрамор, все в лучших традициях дороговизны и при этом не опошлено, не выглядит как вычурное издевательство над матерью природой и ее дарами в виде драгоценного металла и камня. Колоны уходящие наверх и увлекающие взгляд к фреске на потолке, которая скрыта за люстрами, массивными и наполняющими все помещение таким количеством светом, какому позавидовало бы даже солнце. Сзади раздались шаги, а затем голос хозяйки поместья. Немезис молча стоял и слушал девушку, не пытаясь перебить или как-то опровергнуть ее мысли о том, кто он, откуда и зачем пришел. Значит этот смрад опустился до того, что ходит за несколько километров лишь бы упасть на колени и взмолиться о пощаде? Жалкие ничтожные твари, и как они думают только просить о такой милости, как вообще надеются найти сочувствие и сожаление к ним здесь, все, чего они достойны это прозябать каждый в своей норе, трясясь от страха и трепета перед великими мира сего, пусть восторгаются и благодарят, если кто-то сродни ей или ему убьет их сразу, не говоря ни слова и следуя простой прихоти. Чуть обернувшись, Немезис улыбнулся на реакцию девушки. Волнение. Она его узнала, только вспомнить не может, память выталкивает на свет образ знакомый, но совершенно иной. Прекрасная погода, высокий мужчина, почтенный возраст, темные очки, бушующая стихия и еще одно препятствие в виде заступившейся за сопляков девчонки, которая оказалась не промах, однако все же была внесена в список смертников. Убить всех, и людей, и мутантов, вот его цель, если только кто-то не остановит его или не переубедит, а сделать последнее крайне сложно. Следовательно – все должно умереть, это его мир, это его прихоть, его – одного из божеств. - Несомненно, - разворачиваясь к Маркс и смотря ей в глаза отозвался наконец он. Взгляд быстро скользнул по фигуре девушки, облаченной в платье цвета темного изумруда, под стать ей, под стать ситуации и положению. Будь на его месте действительно тот, кого она ожидала увидеть, он бы упал ниц или просто опешил от восторга, стоял бы и смотрел не силясь вымолвить ни единого слова. – Мне несколько некомфортно было быть тем, другим, и это более надежно, - проговаривая медленно каждое слово и приблизившись к ней вплотную продолжил он. – Неужели я так не похож на себя, являясь собой, Морган? – пальцы коснулись подбородка девушки, чуть приподнимая его и изучая пристальным взглядом серых глаз лицо. На языке обманчиво еще играл вкус того старика. Всего лишь видимость, на самом деле при поглощении вкуса нет, но так приятно разыграть собственное воображение представив как бы он был прекрасен, будь Холокост, допустим, вампиром. Хотя кто знает, старая гниющая кровь полная всяческих болезней не лучший букет для напитка. – А вот вы ничуть не изменились с нашей встречи, быть может несколько морщин, ан нет, это только игра света на лице. Никак не привыкну в полной мере к собственной свободе, - он резко отпустил ее отстраняясь и окидывая зал чуть насмешливым взглядом. Расстегнул пальто, скидывая его на пол и поправляя черную рубашку, снял затем перчатки.
Element: Даже если она и показала себя сейчас глупо, она не обратила на это и на свой вопрос должного внимания. Она знала этого человека, знала его хорошо. Знала что она с ним уже встречалась, знала, что он не просто так сюда пришел, но она не знала кто он. Она пыталась вспомнить, но все без толку. На какой то момент, девушка выпала из этого мира, пытаясь отчаянно вспомнить этого молодого человека. – Я же знаю его, но не могу вспомнить – Нахмурившись, Маркс мысленно проклинала себя за то, что так легко выкидывает людей из своей памяти. Она так поступала всего и со всеми, считая, что лишний мусор в голове не стоило хранить. Но сейчас скорее она была не зла на себя, а обижена, потому что такую вот деталь, как этот гость, она упустила, забыла, стерла из памяти как ненужное пятно. И даже сейчас, когда молодой человек повернулся к ней, она не продолжала размышлять о том, где же они могли видеться, а главное когда и при каких обстоятельствах. – Я не понимаю о чем вы говорите – На самом деле Маркс не могла понять, что действительно говорил этот человек, на что он намекал, лишь спустя пару минут, когда ее глаза столкнулись с серым взглядом гостя, а затем когда он подошел к ней вплотную. Чуть приоткрыв свои ротик, она зачарованно посмотрела в его глаза, в самую их глубь и тут она вспомнила, почти. – Немезис? – Неуверенно проговорила Элемент и лед в ее глазах растаял на какую то доли секунды. Она была поражена его появлением, была поражена его новым телом. Ей даже захотелось от радости расплакаться, потому что Холокост был одним из тех, с кем Маркс могла почувствовать себя счастливо, ну в каком то смысле конечно, но затем волна гнева и ненависти накатила на нее. Она была зла на него, и шторм бушующий за окнами поместья был адресован ни кому иному, как к Немезису. Молодой человек отошел от нее, снимая с себя пальто и перчатки, изумрудный взгляд девушки продолжал его испепеляя взглядом, желая прям тут и сейчас убить мерзавца. – Что тебе тут надо? – Грубо и со всей ненавистью к нему, проговорила блондинка сжимая руки в кулаки и заставляя в зал ворваться сильному ветру, выбивая окна. К залу тут же побежала прислуга, но Маркс выставила перед собой руку, даже не глядя в сторону входа и сильным порывом ветра, закрыла двери, тем самым останавливая служащих тут. – Тебе тут не рады, поэтому уходи или мне придется самой тебя выгнать, но это будет уже больно – Ее взгляд словно разрезал Холокоста на мелкие кусочки, ветер в помещение разрывал на своем потоке ее пышные белые волосы, и заставляя платье танцевать в безумном вальсе. – То что ты как то спас меня, не значит что ты имеешь полное право врываться в дом моих предков – Указав рукой в сторону двери, она вызывающе вскинула бровью и можно было заметить невооруженным глазом, как на лице Морган начала проявляться нервозность и жестокость. Из наивной девочки-ангела, она превратилась в разгневанную фурию, которую не каждый смертный желал встретить на своем пути. Неожиданно ветер начал утихать, позволяя парочке некоторое время не щурясь смотреть в лицо друг друга. И радость и гнев – эти два чувства всем знакомы и они сейчас полностью поработили Элемент. Она хотела, что то еще сказать, уже открыла свой рот, но затем мгновенно замолкла. Что толку говорить, он предал ее, ушел и ни чего не сказал, тем самым затронул девушку за живое. Даже если она и казалась всем такой неприступной, надменной тварью, она была так же легко податливая и ранимая, как и любая другая девушка. – Я ждала тебя тогда, а ты так и не пришел… - Проговорила она опуская свою голову и пара белых прядей волос, упали на глаза. Гнев сменился на отчаянье и растерянность. Она доверяла ему, готова была даже пожертвовать собой, потому что он был не то что любимым человеком, а другом, но потом. После того как он поступил, заставил отдалится, заставил возненавидеть. И хотя Морган где то в глубине своего сознания старалась оставить частичку хороших воспоминаний о Немезисе, со временем она просто позабыла о нем. Вот по этому простой причине она и не могла поначалу вспомнить его, признать. Не потому что он изменился, взял другое тело – нет, потому что та надежда, те воспоминания, которые хранила в себе Маркс – испарились, исчезли как прах. – Поэтому прошу, уходи, пока я не разнесла здесь все – Медленно подняв свою голову и устремив взгляд в приятные и родные, серые глаза Холокоста, Морган отошла на пару шагов назад и отвернулась, стараясь держать эмоции бушующие внутри, под контролем.
Holocaust: Глаза будто бы сверкнули неверным пламенем, когда она произнесла его имя, а затем последовал вопрос, который, ни меньше ни больше, вызвал ухмылку довольства на этом юношеском лице, искажая красивые черты и придавая нечто дьявольское всему облику гостя в черном. Никто не сомневался в том, а уж тем более сам Холокост, что Морган не встретит его с распростертыми объятиями, хлебом да солью, она не из тех людей, или точнее было бы выразиться «существ», выражающих свои чувства открыто. В какой-то миг он мог бы разглядеть в ее взгляде радость или нежность, подумать только, но затем на смену прекрасному нежному цветку пришла хищная фурия, с обвиняющим тоном голоса, с накопленным грузом обид и не исполнившихся обещаний, данных ее персоне. Что такое мать-природа, как не сама женщина, капризная и своенравная, временами нежная и любящая, заботливая и защищающая свои творения, даже от них самих, и тогда она становиться жестокой и беспощадной, всесильной и могущественной, способной стереть со своего полотна жизнь один вид за другим, отдельных субъектом и целую нацию. Эта женщина прекрасна, несомненно, ее красота пленит также, как пленит сладких прикус мухоловки несчастное насекомое, стоит только подлететь ближе и ты оказываешься в самом чреве, чей сок медленно разъедает тебя, готовя к своеобразной реинкарнации. Он вновь молчал. Молчал и слушал все обвинения, обводил взглядом помещение, стоял на месте, даже тогда, когда по залу прокатывался вихрь, грозясь разорвать это хрупкое, на вид, человеческое тело. Все мы знаем правду, стихия бы ничего не сотворила ни с самой хозяйкой этого дома, направляемая поскольку ею, ни с гостем, званным или нет, скорее неожиданным и приятным, и не очень. Почему – спросите вы, возможно, потому как сама Морган пощадила бы его (что вряд ли, ведь подобного рода женщины не способны на жалость даже к самим себе и потому они достойны восхищения, пока другие упиваются собственными страданиями и слезами, они идут по головам врагов к заветной цели, какой бы она не была); или же просто дело было в самом Немезисе, способном противостоять практически всему. Единственное опасение могло возникнуть из-за самой амуниции, которую так и не пришлось испытать ни в едином бою, полагаясь лишь на честное слово того, кто предоставил ее. Ветер стих, также медленно и практически незаметно, как и поднялся. Нет, она не устала, просто давала ему возможность самому покинуть этот дом, сдерживая себя от выбора между прощением и мщением. Какая сложная игра, в нее обычно играют трое, так интересней, в данном же случае сгодились и двое. Маркс опустила голову, вызывая тем самым неподдельный интерес со стороны Немезиса, внимательно следившего за малейшими переменами настроения в ней, по жестам, мимике, то уверенному, то начинавшему дрожать голосу. В конце концов, она еще человек, в отличие от него, того, чью только форму можно назвать человекоподобной, остальное же – чистая формальность, обитающая в этом мире странным путем и по воле сложной системы, иначе…вполне можно оправдать данное отцом второе имя. - Я не обязан оправдываться перед тобой, - тон был не высокомерным, хотя такое могло показаться. – Меня просто задержали, - он сделала пару шагов к ней, останавливаясь и смотря сверху вниз, на хрупкую фигуру, в которой была заключена сила большая чем вы могли бы представить себе. Какое право он имел так к ней обращаться, столь фамильярным способом, ни с единой долей такта – никакого, а по существу, просто потому как хотел говорить именно так, и так следовало себя вести. Требовательный к себе, требовательный к остальным, не терпящий лишних вопросов, настоящий огонь заключенный в шкатулку и способный вырваться в любую момент, опаляя все вокруг и сжигая дотла. – Это показывает, что мы все уязвимы, - руки легли на плечи Морган, несильно сжимая их и разворачивая ее к нему лицом. – Где же твоя ярость? Где твой гнев? Ты стала слишком человечной и потому не можешь вылить на меня всю горечь той обиды, что зиждиться вот здесь? - пальцы коснулись едва груди, побагровевшие глаза смотрели в лицо Маркс, приближаясь вплотную. – Где твои друзья? Союзники? Где вы все, кто говорил о хаосе, сбежали поджав хвосты? – голос Холокоста начал переходить с вполне человеческого тона на некий утробный звук, отдававший эхом в зале и бьющий по ушам. – Слишком много ярости накопилось, которой не на что вылиться, и я говорю не только о себе. Привычный человеческий взгляд опустился вниз. Руки отпустили Маркс, медленно касаясь рук и проводя вниз. - Впрочем, это только один из пунктов, - он склонил голову чуть на бок, смотря на нее беспристрастным холодным взглядом.
Element: Проигрывать? Нет – это не в стиле Морган, она не любила, да и не умела проигрывать. Эта девушка была настоящим ураганом, готовым снести все на своем пути, добиться любой цели, лишь щелкнув пальцами. Она привыкла к готовой жизни, но ни как к сюрпризам. Не мало времени прошло с тех пор, как ее память стерла из головы Немезиса, а тут на тебе, ему оставалось лишь состроить невинно-смешное выражение лица и завопить: «Сюрприииз». Она вообще не любила все эти неожиданности, считая это дурным тоном и неуважением. Вот такая она была натура – аристократка, живущая до сих пор старыми традициями. Может некоторых из ее приближенных, знакомых, бесило такое отношение ко всему, что Маркс ставит всегда себя выше других и считает себя вселенной этого мира, считает, что мир обязан вертеться только вокруг нее и только. Некоторые были смельчаками и высказывали свое недовольство прямо в лицо блондинки, но все эти высказывания, все это недовольство, все равно оставалось незамеченным. Из за такого поведения, у нее мало друзей, про родственников вообще стоит молчать, может они и были, но Маркс даже не желала их разыскивать. Зачем искать тех, кто наверняка осквернил аристократскую кровь и их традиции? Ведь зная людей нынешнего века, зная это ничтожное поколение, Морган хотелось все больше и больше вернуться в прошлое. Во времена королей и королев, вряд ли бы какой то смертный посмел дерзить, его бы просто казнили, а сейчас? Все плюют на президентов, каждый их них живет в своем мире: люди отдельно, правительство отдельно. Смешно наблюдать, конечно, все это, если тебе за триста с лишним лет. – Это не имеет значения, Немезис – Проговорила блондинка спокойным, сдержанным тоном. Вздрогнув от его прикосновения, девушка подняла свой изумрудный взгляд на Холокоста и едва заметно улыбнулась. Она пристально смотрела в его серые глаза, словно пытаясь найти там какие то ответы для себя – Мой гнев и моя ярость бушуют на Великобританией уже несколько месяцев, как я вернулась сюда. – Она плавно положила свою ладонь поверх руки молодого человека и прищурила свой взгляд – Прости Немезис, если огорчила тебя тем, что не могу выместить свою обиду на тебе… - Отведя взгляд, Морган подавила новый прилив злости и запрятала его в самый уголок себя – Что ты хочешь от меня? Ты пришел читать мне нотации? Спасибо Холокост, но я и без тебя могу справиться. Я просто устала от всего и позволь мне отдохнуть, и раз тебе не хватает хаоса, то милости прошу… Говори с Верховными Судьями или же иди и сам уничтожай мир… - Сжав руки в кулаки, она проницательно взглянула ему в глаза и злобно улыбнулась – Говорят Бог строил мир шесть дней и на седьмой отдыхал.. но мы не собираемся рушить за шесть дней эту планету, мы просто пока показываем, кто тут хозяин, кто Бог – Пожав плечами, Маркс развернулась на своих каблуках в сторону выхода из зала и обернулась на гостя через плечо – Если тебе больше не чего сказать, то проваливай! – На этот раз эмоции и злость вышли из под контроля, вновь. Ее голос в зале раздался как раскат грома. Пусть она испытывала какие то чувства к Холокосту, но, даже не смотря на это, он не имеет права указывать Маркс на ошибки или еще хуже, упрекать в чем то. Будь она сейчас в своем времени, а он будь обычным смертным, она бы не медля, приказала его казнить. Что за вольность он себе позволяет, ворвавшись сюда и обвинять Элемент в том, что она ни чего не делает? Какое он вообще имеет право появляться тут, после долгого времени, предав блондинку? Ладно, если бы он пришел просить прощение, может тогда бы, Маркс подумала еще, но так… Нет, она не позволит ему просто так грубить ей и говорить тоном, который никто не решался использовать, общаясь с ней. – Я любила тебя, Немезис – Начала та и сдавила свои руки в кулаках еще сильнее – Но даже любовь не сравниться с тем, как я ненавижу тебя сейчас – Вновь ворвавшийся ветер в хал, подхватил ее и возвысил к потолку. Любой другой смертный, испугался бы, увидев Богиню в гневе, но не Холокост. Она это знала и посему не пыталась даже наводить ужас на этого молодого человека. – Я не хочу осквернять дом моих предков, поэтому можешь дальше насмехаться над моей «человечностью» - Ее белокурые волосы искрились на порывах ветра, как змеи. Ее взгляд, изумрудных глаз, сверкал огнем, как у Дьявола. Она была зла, она была в ярости, она испытывала в конце концов обиду. Вскинув обе руки перед собой, как ветер превратился в небольшой смерч, за окном грянул гром, сверкали молнии, усилился дождь. Земля начала содрогаться, на Лондон вновь обрушилось цунами, забирая многочисленные жизни людей и топя берега Великобритании. Мать-природа вновь разгневалась и люди наверное опять сидя в своих домах, куда не добралась еще приливная, огромная волна, молили своего Бога о пощаде. Смешно мои дорогие, никто вас не спасет, потому что вашего Бога просто не существует, есть лишь один – это Элемент. Вы обязаны приклоняться перед ней, и это касалось всех, даже Холокоста. Смерч, который конечно больше пока напоминал сильный вихрь, приближался к молодому человеку и еще чуть чуть, он его обхватит в свои объятия.
Holocaust: Крики тысяч никогда не сравняться с криком одного. Крик миллиона не сравниться с криком тысячи, когда все утопает в какофонии звуков боли и отчаяния, лишь только число их сократиться и ты сможешь более полно ощутить всю обреченность каждой из живущих тварей. Что такое смерть миллиона – всего лишь черточка в графе популяции, что такое смерть тысячи – шкала на графике человечества к успеху, они готовы к проигрышу, они готовы именно к таким потерям, они стенают, они страдают, они умоляют тебя остановиться, и все же они готовы к этому, они все уже просчитали и кем бы ни был, ты только неучтенный фактор, играющий на руку поколению тупости и поп-корна, ты просто помогаешь им еще больше тупеть, еще больше становиться ленивыми свиньями стремящимся к прогрессу-регрессу собственный членов тела. Убей всех – ты Бог, убей миллион – ты король, убей одного – ты убийца. Старая истина, которую усвоил каждый любящий смотреть в глаза своим жертвам, наблюдать за их попытками выжить, бесполезными попытками к спасению, и только расставив все в душе собственной, выбрав число ты и определяешься с тем, кто ты есть таков сам. Кем был он? Пока убийцей. По собственной воли желающий сейчас быть им. Только-только начинающий пробовать вкус смерти человечества после длительной голодовки, как пробуют пищу узники, чтобы не задохнуться от ее переизбытка в первый же день, когда кости выпирают и кожа страшно обтягивает их, обнажая ребра, плечи, колени. Он пробовал все и становился по своему гурманом, ведь только по отдельным кусочкам блюда можно понять его истинный вкус – стоит ли оно внимания или же необходимо прямиком выкинуть, пока вкусовые рецепторы не отмерли от омерзительного деликатеса. Кем была Морган? Пока только королевой, но он чувствовал как она уже потеряла вкус к существованию, как приближалась к званию богини пресыщенная этим миром сполна. Он мог бы уйти, он мог бы оставить ее в покое и больше не появляться в ее жизни в том качестве, в котором пришел, в качестве даже для него неприемлемом и необычном. - Я занимаюсь этим, - он криво ухмыльнулся на слова девушки о сотворении мира Богом. Кто такой этот еврейский прародитель по сравнению даже с ним, по сравнению с ней, с Апокалипсисом, или другими, Кандрой, Чумой, и многими другими. Жалкий сосунок, ребенок, не знающий что твориться на его игровой площадке, если бы такое существо действительно существовало, ему бы следовало умереть от руки Немезиса. О да, это был бы славный пир первозданной космической энергии способный напитать неустойчивую форму чудовища на многие поколения и дарующий еще большую силу чем есть теперь. Но все это только мечты, однако есть те, кто подобен ему и также приятен на вкус, также желанен, и так и рвется с языка шипение объятого огнем скелета, жаждущего плоти для сохранения собственного бытия и возвеличивания. Морган начинала злиться. Он чувствовал это даже не смотря более в зеленые как изумруды глаза, это была своего рода эмпатия подкрепленная не самой этой способностью, а знакомым чувством напряженности в атмосфере. Когда атомы воздуха накаливаются до запредельных высот и пытаются всю накопленную энергию вылить через смешных мясистых существ, называющих себя венцом творения всех богов и природы. Ее ярость росла пропорционально тому, как уходила на второй план вся симпатия к Холокосту. Любовь? Ненависть? Это две стороны одно медали и сейчас монета упала для обоих обезображенной огнем решкой вверх, показывая что дальнейший разговор ничем хорошим для окружающего пространства не закончиться, ни для дома, ни для людей живущих и в этих стенах, и вне пределов имения, и даже за много миль. Их отчаянные мольбы о прощении, казалось, он слышал отсюда, когда раскат грома и последовавшая затем яркая вспышка молнии озарила зал выхватывая из полутени собственного тела улыбающееся лицо мужчины. - Любила? – вздернув бровь, Немезис казалось готов был рассмеяться, затем сделал шаг по направлению к Маркс, еще один. Его не пугало проявление ее силы, наоборот. Ветер ударил в лицо и Холокост шумно выдохнул. Мигом тело красивого молодого человека растворилось в пространстве будто уносимое сильным порывом ветра, скользнув близко от пола и обвиваясь будто змея вокруг своей маленькой жертвы, объятый огненным облаком скелет едва ощутимо протерся скулой о щеку девушки, оставляя за собой небольшой ожог, который начал мигом растворяться на идеальной коже Морган будто его никогда и не было. Проведя костлявой рукой совсем рядом с ее лицом, но не смея дотронуться, поскольку знал, что тогда запуститься процесс насыщения, а питаться от такой субстанции будет истинным удовольствием остановить которое он не сможет, даже при всем желании, Холокост взглянул пустыми в огне глазницами в глаза Маркс. Обнаженная челюсть будто сама собой насмехалась над ней. – Ненавидь меня и дальше, или люби это твоей выбор называть вещи не своими именами, а человеческими пристрастиями, хотя мы Боги и мы стоим выше этих условностей, - глубокий голос словно в такт до того прозвучавшему голосу девушки эхом прокатился по залу. – Не цепляйся за то, что так зыбко иначе никогда не станешь ею, той которой должна быть. Не цепляйся за земные привязанности. Ни за какие, даже за те, что мог бы я использовать как толчок к гневу, но ревность удел слабых, я просто уничтожу его, и их, тех, что сейчас подслушивают нас, твоих верных слуг, любопытных, но способных утолить мой вечный голод.
Element: Самое тяжелое в отношениях – это то, когда ты готов был свернуть горы ради второй половинки, но в итоге тебя нагло кидают. Все твои планы мгновенно рушатся, превращаются в горстку пепла и ветер предательски подхватывает эту горсть пепла, разнося ее по всему миру, вот так и рушатся мечты, надежды, планы. Долгие годы Маркс страдала, пока в конечном итоге не вспомнила, почему она ненавидит Немезиса. Он виноват был не только в том, что бросил ее, не предупредив даже, но еще был и отпрыск. Она выносила ребенка, но когда тот родился на свет, девушка даже не хотела смотреть в глаза младенца. Она хотела убить ребенка, но в подсознании понимала, что малая вероятность того, что гнев на Холокоста спадет, поэтому блондинка просто бросила ребенка и скрылась в своем поместье. Что сейчас с сыном, где он? Она понятия не имела и не рвалась даже узнать, жив ли тот или погиб, Морган было плевать, потому что в глазах ребенка, она видела копию его отца. Что теперь будет, что дальше произойдет, никто не знал, даже она сама. В данный момент Маркс волновала одна цель – это занять по праву принадлежащую ей корону. Она была готова свергнуть Елизавету вторую, только потому, что Морган племянница Карла II, которая в свое время отказалась от престола. Она не слушала его, просто потому что не хотела слышать этот дурманящий голос мужчины. Она не смотрела в его глаза, потому что не желала в них вновь утопать и предаваться воспоминаниям о приятном. Может она Богиней, но только на половину, поэтому земные чувства так ловко овладевали ею, заставляли подчиняться, и дабы сейчас не проявить слабость, Элемент приходилось всячески заглушать теплые чувства к Немезису. Но все эти его насмешки, насмешки над ней – заставляли выходить из себя. Заставляли еще больше его ненавидеть и разогревали еще большее желание причинить ему хоть какую то боль. Нова. Где сейчас он был, Морган бы так хотела сейчас оказаться в его объятиях, чтобы тот ее утешал, сказал, что все будет хорошо и что он всегда будет рядом. Кстати да, в отличии от Немезиса, Ричард действительно сдерживал свои обещания и это нравилось Маркс в нем. – Именно что любила.. Теперь мое сердце принадлежит другому – Сквозь ветер ее голос прозвучал слишком громко и эхообразно. Ей хотелось разозлить сына Апокалипсиса. Она хотела чтобы тот почувствовал все боль, которую причинил он Элемент. Она хотела чтобы он оказался на ее месте и понял, что такое кинуть ни чего не сказав. Вообще интересно, что она нашла в этой костяшке? Он не был красив в своем истинном образе, не обладал ни каким шармом и так далее. Но странно, Маркс полюбила эту костяшку, считала родным, наверно первое, что и привлекло – это его нрав, характер. Немезис был властным, был Богом, а таких Морган как раз и любила, но этого не достаточно для того, чтобы описать какие настоящие чувства она питала к этому «молодому» человеку. Он подошел к ней, и это еще больше возмущало Элемент. Как он вообще мог себе позволить подойти так близко к девушке, которую предал. Как он вообще может ее касаться, смотреть в ее глаза? Прикусив нижнюю губу, Морган прищурила взгляд и слегка поморщилась от ожога, который моментально исчез. – Немезис – Твердо начала блондинка и отшатнулась назад – Не забывай, что во мне еще присутствует человек. Раз тебе не нравятся людские пристрастия, то проваливай! – Ее изумрудный взгляд сверкнул в отблеске от молнии, которая в очередной раз сверкнула над поместьем. – Не цепляться за земные чувства? – Эти слова вызвали у Маркс дикую насмешку. Она склонила голову на бок и вздохнула – Не забывай, ты сам поддался этим чувствам, которые презираешь. Поправь меня, если я не права, но кажется это ты влюбился в меня когда то и влюбил меня в себя.. И это от тебя у меня имеется ребенок, твой сын. – Встав напротив выхода из зала, девушка тем самым перегородила дорогу Немезису. И хоть она не уважала людей, считала их неким вирусом, к прислуге же своей Маркс относилась иначе. В этом поместье находились те, кто провел долгую жизнь бок о бок с Элемент. В этом поместье те, кто чтил ее законы, кто слушал ее, кто всегда был рядом и поддерживал. Тут были те, кто не просил Морган смирить свой гнев, а напротив советовали ей таким способом излить из себя гнев. – Ты их не тронешь, пока я здесь и пока я жива. Англия моя страна, и в ней править буду я. Если ты хочешь насытиться, то иди поищи пишу в других странах – Гордо приподняв подбородок, она точно дала понять, что настроена серьезно. Она почувствовала в своих хрупких руках власть и одновременно ответственность за жителей своей страны, прям так, как и учил ее дядя. «Когда у тебя большая сила, то соответственно и ответственность большая, не забывай это, Морган» пронеслось в ее голове, слова великого Карла II. – Знаешь, я думаю нам больше не о чем разговаривать. Ты пришел просто поиздеваться надо мной. Но ты пришел в ненужное время и в ненужное место – Резко сдавив руки в кулаки, так что костяшки рук побелели, Маркс напряглась во всем теле и земля вокруг поместья начала сильно колебаться. – Уходи Немезис, прошу.. Раз тебе больше не чего мне сказать – Из недр земли вырвался шквал дыма, а за ним и хлынула лава, которая прямиком направлялась к поместью, а именно к той части где находился бальный зал. Она не хотела рушить дом предков, но Холокост не оставлял выбора. Лава подошла уже к стенам зала, почувствовался еще один толчок из под земли и восточная стена зала дала сильную трещину, сквозь которую просочилась огненная жидкость, кровь планеты земля.
Holocaust: Как привязанный до того, Холокст резко отстранился от Морган. Руки прошли в опасной близости от тела девушки, а затем сомкнулись по бокам, скелет вновь стал приобретать человеческие черты лица, внимательно слушая Морган, внимая каждому слову и начиная источать еще большее пламя. Да, она его злила, своими обвинениями, своими доказательствами его собственной двуличной натуры, которая как и являлась единственно человеческой проблемой Немезиса, в чем-то она была права, все его слова были пустым бахвальством, ведь он первый решил для себя что Маркс значит куда больше, чем все остальные смертные или бессмертные люди, он сделала первый шаг навстречу, заставив девушку влюбиться, с единственно бескорыстной мыслью за все время своего существования, и как доказательство этому по земле сейчас ходил плод этой странной любви, которая граничила с ненавистью более чем у кого бы то ни было. Глаза Холокоста почернели, отступив на шаг от Морган, он чуть склонил голову, смотря на нее исподлобья. На месте пустого, заполненного дымом пространства между костей начала появляться кожа, пока перед девушкой не предстал Нова, или точнее тот кто мог бы выдать его за себя. Малейшие черты лица, глаза, губы, фигура, свободный костюм классического покроя, ничего чтобы отличала его от настоящего, будто перед ней возник двойник, демонический допельгангер Ричарда. - Ему? Ты отдала сердце ему? – другим голосом осведомился он. Не было и нотки гнева, ревности. Сухой вопрос произнесенный вполне человеческими губами. Немезис прикрыл глаза, вздохнул, а затем открыл резко распахнул их, внимательно изучая каждую черточку лица девушки, начиная ощущать еще большую ярость исходящую с ее стороны. Она бы убила его, если бы могла, не действиями, не буйством стихии, а лишь взглядом, обвиняющим, болезненным, но вместо этого – самое удивительное, не могу себе поверить, - просто ранила его, задела за живое. Его. Бога. Невообразимо. Холокост принял облик человека, в котором явился в дом и продолжил наблюдать за Морган. Все же она умела быть собой, именно собой, а не капризной девкой, отпрыском десятого поколения королей, которая думала только о земном, она умела проявлять силу, волю, характер, своей властью могла свернуть горы и это в буквальном смысле слова, но пользовалась этим так неосознанно, так хаотично, словно не смея найти именно то русло и ту причину, почему родилась такой и почему имела такие возможности. Возможно, что-то и могло бы подтолкнуть ее к более явному проявлению своей воли, к стремлению всластвовать для чего она и была рождена, но сейчас – перед Немезисом стояла не Богиня, полубожество, требующее своего перерождения, как бабочка прежде чем стать собой проживает жизнь гусеницы и умирает на время зимних холодов, чтобы очнуться в более превосходном воплощении. - Сын, - мужчина поднял голову, смакуя это слово на вкус и будто не обращая внимания на приближающуюся опасность. Лава не смертельна, и вполне можно было избежать ее горячих объятий, однако вред она могла нанести. И все же – сын. Какое это новое слово, как оно еще было необычно для него, ведь единственное значение, которое он придавал ему, собственное Я. Бог, да, с человеческими страстями, иначе как объяснить это странное чувство к Маркс, граничащее с желанием смерти и обладания и эта безграничная преданность тому, кто назывался его отцом не имея никаких доказательств, но играя роль достойно. Любовь? Умоляю вас, такого понятия не было, однако он пришел не с пустыми руками сюда, только нашел гораздо больше, чем предполагал. Немезис резко развернулся и накинулся на девушку в образе парящего в огненном облаке скелета, выталкивая ее из зала, через распахнувшиеся двери, поваливая на пол уже в человеческом облике и удерживая руками. Он чуть склонился к ней губами касаясь ее губ, не целуя, обещая только прикосновение. - Я видел его, - потираясь носом о щеку девушки, прошептал он. – Какой славный мальчик, не знающий что за проклятие лежит на нем и почему все любимые люди умирают. Скрывающийся от реальности происходящего посредством препаратов воздействующих на психику. Уже взрослый, уже окрепший, способный уничтожить несколько городов сразу, одним лишь своим желанием, быстрый как и я, строптивый как ты, красивый по человеческим меркам и не по их неуязвимый. Он не знает кто он, он не знает не обо мне, не о тебе, даже не думает, не ищет. Я не вмешался, но скоро придется, только если ты захочешь. Немезис провел рукой по щеке Морган, смотря замутненным то ли он желания, то ли он голода, взглядом на нее. - Маленький французский ублюдок, он ближе к нам, чем ты думаешь, более того – он ближе к тебе, чем ты думаешь. Но я не хочу, чтобы он видел свою мать такой слабой, способной только на мечты о другом, - голос задрожал от едва сдерживаемого гнева, глаза почернели. – Я не приемлю никого, и да – это человечность в моем понятии, желать смерти и не желать делиться. Ни с кем, никогда, тем что твое по праву, потому что ты завоевал это, ты заслужил это, ты достоин этого, ты будешь достоин этого. Я только помогу тебе, совсем немного, моя любовь. Сжав рукой лицо Маркс Холокост улыбнулся, когда под пальцами нежная кожа начала тлеть.
Element: «Словно угасающие воспоминания Отголоски сигналов эхом вдалеке, Так далеко от нашего с тобой мира, Где океаны вливаются прямо в небо» Любовь такая забавная штука. Все считаю ее какой то неземной, святой, светлым пятном в этом угрюмом мире. Люди жадно искали ее, находя, жадно цеплялись и не выпускали из своих объятий. Но у каждого человека, у каждого живого существа любовь имела свой окрас, свою характеристику. Морган и Немезису не было знакомо такое чувство как нежность, искренность, а вот Морган и Ричард – это совершенно иная история. С Новой Морган ощущала эти самые яркие краски в любви. Они ругались, вздорили по разным пустякам, но их отношения не были похожи на чьи то другие. Вопрос лишь один мучил сейчас Маркс «Зачем?». Она смотрела на Холокоста и постоянно задавала себе этот вопрос в голове: зачем он пришел? Что его тут держит, когда он мог спокойно уже давно покинуть этот зал, это поместье, этот город и страну. Говорят, время лечит, но люди ошибаются. Время оно не лечит, просто замедляет распространение боли, ты просто умираешь медленно и мучительно. Морган все эти годы умирала, не физически а морально, и сейчас, видя перед собой Немезиса, смерть наступала слишком быстро. Она отдала много лет тому назад свое сердце одному единственному, и то что она говорила про Нову – лишь обман. Да, Маркс было с ним хорошо, он поддерживал девушку, дарил дорогие подарки, готов был хоть весь мир преподнести к ее ногам, но все равно это было не то. Может всему вина как раз заключалась в сыне? Это вполне вероятно, ведь даже если Морган и отказалась много лет назад от этого отпрыска, сердцем она чуяла, что тот где то рядом, жив и наверное ненавидит ее. Ха, да какое ей дела до него, ведь нет ни чего важнее, чем она сама. – Лучше бы я отправилась к Мефисто, чем сюда – Пронеслось в ее голове, и она старалась полностью сосредоточиться на Холокосте, но тот в мгновения ока начал изменяться. Проморгавшись, блондинка вновь пошатнулась назад и во все глаза смотрела на человека перед собой. Немезис принял точную копию Новы. – Ричард… - Тихо прошептала она себе под нос, и в глазах засветился страх, который она прежде скрывала от глаз сына Апокалипсиса. – Нет, это не он.. Не он – Зажмурив глаза, Маркс дала понять себе, что Холокост просто играет ею, приняв этот облик и это естественно еще сильнее злило Элемент. Резко распахнув глаза, девушка посмотрела в глаза «Новы» и коварно ухмыльнулась – Да. Уж получше он будет тебя! – На ее лице красовалась дьявольская насмешка, которую она приняла от Мефисто, во взгляде изумрудных глаз играли искорки гнева. Элемент играла с огнем, но она не могла себя остановить, ровно, как и лаву, которая подступала к ним все ближе и ближе. Резкие движения молодого человека, застали Морган врасплох. Она попросту не ожидала такого поворота событий, и когда он накинулся на нее толкая прочь из бального зала, Маркс почувствовала как вся ее жизнь пробегает перед глазами. «…Не могут быть согласованы с мудростью, справедливостью и любовью...», пронеслось в ее голове слова произнесенные отцом. Элемент прикрыла глаза в ожидании самого худшего, она ощутила своей спиной твердый пол, легкий удар об него, который заставил соскочить с губ легкий стон боли. – Играешь по крупному, что же Немезис, я тоже так могу – Подумала блондинка и раскрыв глаза, посмотрела прямо в лицо своего «врага» любимого. Ветер который метнулся вслед за хозяйкой, начал стихать, лава остановилась и начала удаляться обратно внедри земли. – Зачем? Зачем тебе это надо? – Уверенный голос Маркс начал предавать ее и приобретать какую то боязнь. – Зачем тебе вмешиваться в жизнь сына, которого ты бросил? Зачем вмешивать мне в его жизнь, когда я его бросила? – Вскинув бровью, Морган неподвижно лежала под Немезисом, даже не стараясь вырваться. Она понимала, что все ее попытки будут бесполезны, она сама подписала себе смертельный приговор, хотя в чем то это играло на руку. Вы спросите в чем? Да ответ очевиден, Морган только после настоящий смерти могла приобрести полную божественную силу, но сколько бы раз она не пыталась покончить с собой, ей обязательно мешал или Дьявол или Бог, с которым она заключила сделку. – Я ни когда тебе не принадлежала, как и ты мне. Нас не связывали священными узами… - Только это она и успела проговорить, как почувствовала внутри себя жар. Закрыв глаза, блондинка предалась воспоминаниям о хороших временах, стараясь прогнать страх из своего сердца и разума. Сердце начало колотиться как сумасшедшее, так и наровясь выпрыгнуть из груди. Кожа до того бледная от природы, стала еще сильнее белеть, едва не становясь мертвенно-бледного цвета. Морган знала, на что способен Холокост и она все равно его продолжала злить. Она знала, что ему ни чего не стоит ее убить, но она все равно шла на верную гибель.
Holocaust: Прижимая девушку к полу и смотря на нее в праве превосходства, он ни капли не задумывался о произнесенных ею словах, однако, ни с того ни с сего, они ранили гораздо больнее чем были все его смерти. Это было больнее распада, произошедшего по воле всего-навсего какой-то мутантки, когда цельное тело начинало распадаться прямо на глазах и он чувствовал как каждая клетка отделяется от другой, даруя ему тот облик, что он имел сейчас. Клетка за клеткой, молекула за молекулой, сопровождаемые громким звуком его собственного крика, оглушительного и пронзительного. Кто сказал, что герои могут быть милостивы? Нисколько, даже наоборот. Отрицательный персонаж этой жизненной драмы давно бы лишил его жизни, обрек на существования в забытье, погрузил в вечный сон и покой, но только не одна слишком обремененная энтузиазмом девушка, заставившая кожу плавиться, глаза вытекать в ладони и каждый шаг следом оставаться на земле. Невыносимо, непереносимо, никто не выживет после такого, никто не сохранит чистое сознание, никто не будет милосерден к миру, пережив это. Немезис замер, внимательно смотря в глаза Маркс, лежащей под ним и выказывающей минимум сопротивления, а может все дело в его нечеловеческой силе, которая подобна цепям сковывающем Прометея, приковала и ее, и он же выступал в роли посланника Зевса, только вместо печени на десерт будет куда более сладкий нектар, не для себя и не для удовольствия ради, а ради нее же самой, сейчас произносящей такие дерзкие речи в его адрес, заставляющей мнимое сердце биться сильнее, будто кровь подступать к горлу и глаза наполняться кровью, источая всего пару слез, таких жалких человеческих сигналов о том, что и он не до конца Бог, иначе бы… - Потому что я так хочу, потому что так надо, - одними губами произнес Немезис, чуть ослабляя хватку и наклоняясь вновь к губам Морган. – Значит нас будут связывать узы святости и проклятия. Он криво ухмыльнулся, вновь отстраняясь и сдавливая лицо девушки в ладони сильнее, когда услышал где-то со стороны испуганный оклик. Никто так и не понял что произнесла прислуга то ли имя хозяйки, то ли это был просто крик, едва увидев распростертую под странным монстром свою госпожу женщину объял страх. Казалось, над Маркс возвышается обычный человек, но черты лица его начали быстро меняться, будто растворяясь в воздухе подобно дыму и обнажая окутанный черным дымом череп, начинающий пылать красным ярким пламенем. Немезис вздернул голову, из горла вырвался громкий рык, когда он оттолкнулся от Морган и направился прямиком к женщине, стремящийся как можно быстрее скрыться. Все тщетно, не касаясь земли, а паря над ней он быстро достиг жертвы, окутывая в черный дым и перехватывая горло, поднимая над полом. Частицы кожи, затем мышц, костей, странное сияние, словно вышедшее из самого сердца человека, - все поглощалось со скоростью света, стремясь поскорее насытить вечно испытывающий голод организм, не тело, лишь некое подобие, способное о себе напомнить разве что силуэтом. На пол упала горстка пепла – последние остатки несчастной, и чудище вновь вернуло все свое внимание к Маркс. - Теперь ты, - он вмиг оказался подле нее. – Это будет не больно, быстро и безболезненно, только закрой глаза, отдайся порыву, сладостным покоям самой Смерти, прими ее в дар и тогда ты преобразишься, только через Смерть – никак иначе. Мне было больнее, - скелет обвился вокруг девушки, - намного. Разрывало на куски, разъедало на частицы, не сохраняя ничего от меня прежнего, и я стал тем, кто есть, я перестал быть человеком, я стал Богом, и мне нужна Богиня, и он станет Богом, твоя кровь, моя плоть, наши души. Метаморфоза неизбежна для эволюции, - сжимая костлявой рукой горло Маркс, он коснулся лбом черепа ее лба. Оскал черепа будто насмехался над ней, дьявольской усмешкой обещавшей и муки ада, и настоящее блаженство рая, вторя словам о боли и блаженстве, ведь не было бы одного, вряд ли мы бы стали терпеть другое. Вторая рука скользнула к животу Маркс, будто проникая в него. Плоть под прикосновениями Немезиса рассыпалась и будто подхватываемая порывом ветра направлялась прямиком к субстанции тела его самого.
Element: Немезис мог ощущать свою власть, на данный момент, над Маркс. Он мог наслаждаться этим триумфом, когда отнимает жизнь у матери-природы. Так же ему могут поклоняться англичане, над городом начала стихать бушующая стихия, означающая лишь два варианта: либо Морган успокоилась, либо она умирает. Смерть подступала медленно, потому что клетки хозяйки и договор с Богом, пытались ее даровать жизнь, но против Немезиса нет способа выжить. Дьявол предлагал однажды Маркс перезаключить договор, но Элемент же у нас упрямая. Слова Холокоста звучали для нее как в вакууме, словно ее погрузили целиком в воду, от чего она слышала лишь гул своей крови, заглушая чарующий голос любимого. Ей хотелось ответить, но силы предательски покидали, лишь ее глаза наполненные страхом, вновь посмотрели в глаза Немезиса, и на лице пробежала тень от обреченной улыбки. Она вновь предстала перед молодым человеком, монстром, ангелом, которого поймали в цепи и сковав, привязали к невидимому кресту. Она услышала посторонний крик, и это заставило Маркс перевести взгляд на прислугу, Мария, которая уже четыре года была под покровительством и защитой Элемент. Она увидела все, что творилось с ее госпожой, и своим криком привлекла чудовище. «Беги!», одними губами прошептала блондинка, и на какой то миг схватила Немезиса за грудки, но тот был сильнее и в доли секунды добрался до Мари. Морган видела все, как он убил ту, которую Элемент клялась защищать. Мари была для Морган как дочь, лучшая подруга, советница, а теперь ее не стало. Боль пронзившая сердце, заставила блондинку вскрикнуть и слезы полились из ее глаз. Где Ричард? Где он находиться, когда Морган так сильно в нем нуждалась. Она закрыла глаза, стараясь отвлечь свой взгляд от горстки пепла, и задрожала. Она не хотела умирать, потому что боялась. Она не знала, сработает ли договор или нет, переродиться она или навечно падет в бездну тьмы. До сегодняшнего дня Маркс даже не знала что такое смерть, она ее не боялась, но как говорят, всегда все приходит неожиданно, в тот момент, когда ты даже не подозреваешь об этом. Слушаясь Немезиса, блондинка плавно закрыла глаза и ее образ стал похож на фарфоровую куклу, бледную как смерть, но еще трепещущуюся жизнью. – Прости… - Лишь губами промолвила та, обращаясь в адрес не Холокоста, не Новы, а в адрес Мари.. – Прости, что не уберегла тебя от этого чудовища – Сердце заколотилось еще сильнее, Маркс чувствовала как смерть подступает, затем она ощутила прикосновение к своему животу, и тело на какой то миг само по себе хотело вырваться из лап смерти, но было поздно. Последний удар сердца, а затем оно стихло. На доли секунды Холокост мог заметить умиротворенное выражение лица на Элемент, а затем она словно рассыпалась. Погода над городом стихла, показались лучи солнца, которые яро пытались прорваться сквозь уходящие тучи. Ветер стих, волны последний раз ударили по берегу и стихли. Природа пришла в умиротворение, вместе с ее хозяйкой. Находясь в непонятном месте, Морган ощущала, что ее тело если и мертво, сознание все равно где то бодрствовало, пыталось вырваться из объятий тьмы и вернуть хозяйку к жизни. – Госпожа Маркс?! – Раздался шокированный голос дворецкого, который выронил из своих рук поднос с двумя бокалами и дорогой бутылкой вина на пол. Он смотрел на Немезиса, в глазах стояли слезы, но страх напрочь отсутствовал. Дмитрий с появления Элемент на свет, сопровождал ее, а тут.. Он знал, кто ее убил или вернее что, от чего злость мгновенно накатила на него. Против Холокоста идти это самоубийство, и он это знал, поэтому мужчине оставалось собрать осколки с пола, а затем в последний раз попрощаться с госпожой. – Вы теперь и меня убьете и остальную прислугу? – Сухо спросил мужчина, глядя прямо на Немезиса. Мужчина сделал небольшой шаг на встречу, кладя поднос с осколками на комод подле себя. Он не знал о том, что на самом деле Морган могла переродиться, об этом знала лишь Мари, и то, которой уже не было на этом свете. Аа.. Прости.. Это ужасно
Holocaust: Наши попытки стать кем-то большим всегда обречены на провал, как бы мы не желали этого, мы всегда будет преклоняться перед кем-то более могущественным, неопознанным, и все наши потуги переродиться в существо на порядок высшее, чем являемся мы сейчас, не более похожи на игры в пятнашки, когда тебе дают условный фант, ты должен отыграть его, иначе проиграешь, но за пределы этой игры тебе не выбраться, ты ограничен рамками правил, созданными много столетий назад одним не очень умным шутником. Попробуй прочувствовать всю иронию ситуации – без кого-либо подобного тому, чем ты хочешь стать, у тебя ничего не получиться, но сама ирония не в этом, а в твоей собственной благодарности, ведь никто не может предугадать твою реакцию после, никто не скажет, будешь ты благодарным или же просто уничтожишь того, кто теперь будет казаться ничтожеством, ни капли сочувствия, ни капли странного трепета, который был раньше, ты просто изничтожишь последнее упоминание о своей бессилии и создашь миф о своем величии. Поступишь ли ты мудро таким образом? Вряд ли. Глупость подкрепленная неопытностью, вот и все чем ты станешь, не тем, кем хотел, кем желал, к чему стремился. Ее тело рассыпалось в его руках подобного многовековому праху египетских мумий королей, раньше правящих тысячами, олицетворяемых с самим богом Ра, родоначальником великим и отцом всего сущего по версии одного клочка земли на бесконечном и необъятном Земном шаре. Ее жизнь угасала, он чувствовал как вся энергия переходит из тела в тело, как сама его суть наполняется силой до того неведомой, которой хватит на многое, если сравнивать с человеческими мерками – это было подобно взрыву трехста водородных бомб сброшенных на Хиросиму, вспышка, только лишь она одна, поглотит собой видение тысяч людей, затем сметет с лица земли и их, покуда не останется лишь тень на земле от того, кто раньше жил, дышал, любил и ненавидел. Ее жизнь уходила, но оставалась внутри, ровно так, как было задумано, не убить, не погубить окончательно низвергнув туда, куда отправляют всех грешников церковные ханжи и лицемеры, а удержать в некоем междумирье, дабы те останки, что сейчас покоились на его руках и представляли собой не более чем скелет существа некогда прекрасного, но изглоданного изнутри червями времени и тяжкого бремя долголетия, проклятия пережить все, что любимо и кто любим; дабы они вновь наполнились духовной энергией, возродились подобно фениксу из пепла, с горящим сердцем, холодным взглядом. Немезис обернулся, наполненные огнем глазницы воззрились на человека подле себя, сжимавшего в руках осколки, тот не боялся, не страшился его как Мари, наоборот, сердце этого существа было наполнено ненавистью к убийце своей госпожи, она подобно фаталистическому фактору влияла сейчас на все его решения. Предугадать желания подобного существа было не трудно, но времени на него не было, не было и нужды. Челюсти не двигались, ухмылка черепка продолжала бередить странные струнки гнева и опасения в душе дворецкого, когда он услышал эхом отразившийся от стен ответ чудовища. - Нет. Немезис поднялся, поднимая на руках останки Маркс, паря над полом, не идя, а буквально леветиуя над ним, он направился к дверям ведущим из поместья. Они не отворились, только обуглились и рассыпались в пыль, едва объятое странным пламенем исполинское тело коснулось их. Он остановился на приличном расстоянии от дома Морган. Чем был проявлен этот жест? Учтивостью. Симпатией к существу покоящемуся у него на руках и потому симпатией ко всему, что было дорого ей, что любила сама Морган? Кто знает. Мы никогда не узнает, что скрывают мысли подобных ему, подобных ей и его отцу, мы можем лишь догадываться об истинных причинах их любви и их ненависти, чистых настолько, что все остальные человеческие эмоции меркнут, так как являются лишь полутонами. Оглянувшись на поместье в последний раз, он взмыл в воздух и направился к тому городку, с которого и начался его путь. Светило солнце, на траве еще не высохли капли ночного ливня, жизнь в ее спокойной гармоничной форме вновь воцарялась на этой земле. Ненадолго… Такое событие как появление посреди площади, служащей разъездом для машин, скелета нельзя пропустить. Хочешь не хочешь, даже со всем своим скептицизмом ты заметишь его. Тем более если этот скелет начинает принимать вполне человеческую форму прямо у тебя на глазах, там где были лишь кости челюстей и выпирали острые как бритва зубы, все начинает затягиваться мышцами, обрастать кожей, и всего через полминуты, по улице неспешно, смотря на странные останки у себя в руках, идет такой же человек как ты. В глазах еще виден огонь, его шаги подобно танцу фейри – едва касаются земли, по щекам стекают слезы, вполне человеческие, но страшные, ведь по ком его плач знать узнать вам не захочется. Он прошел к собору, просто напросто проходя сквозь двери, которые начали обугливаться за ним и осыпаться на землю. Теперь публика сменилась, прихожане, святой отец, вещающий с кафедры о милости Господней, что буря прекратилась и нечестивая богиня успокоилась и сменила свой гнев. Положив останки Маркс на алтарь, Немезис наклонился и провел рукой по черепу богини. - Сын мой, - к нему засеменил с кафедры священник. – Боюсь сейчас не время, если ты хочешь договориться о похоронах… - Сейчас как раз время договориться, - он резко обернулся и сжал в руке горло святого отца. – Поговорить о вашем отпевании. Кожа стала испаряться в черной дымке, которая распространяясь по всему собору, окутывая каждого кто здесь находился, а затем выходя за ее пределы, пока практически весь город не стал окутан в черном тумане. Люди терялись, паниковали, кричали, кто мог подумать, что их счастье, их мимолетная надежда на спасение от стихии смениться на отчаяние погибнуть от странной силы. Продолжая костистой рукой удерживать человека, Холокост повернулся к телу Морган, наклоняясь к ней и проводя рукой над тем, что когда-то было лицом. - Моя богиня, - пасть чудовища раскрылась, костяшки пальцев вцепились в алтарь, отпуская человека, подумавшего всего на секунду о спасении, но затем осознавшего всю ошибочность подобного решения. Быстрый поток, проходивший сквозь тело Немезиса и уносящий с собой клетка за клеткой от каждого жителя этого милого маленького рая, сосредотачивался сейчас на одном лишь существе, лежащем на алтаре, облекая кости в плоть и кожу, восстанавливая то, что было отобрано, даря большее чем просто жизнь, могущество, сплетенное из судеб несчастных. С каждой секундой восстановления Маркс, усиливался и голод того, кто возвращал ее в этот мир. Кто-то может сказать прошла вечность, кто-то – всего пара секунд, или же всего этого не было, просто кому-то привиделось во сне подобное перерождение, когда руки Холокоста отпустили алтарь, тело, подчиняясь инстинкту вновь приобрело человеческие черты и упало со ступеней на пол прохода, так до конца и не сформировавшись, требуя больше энергии, разрывая нутро голодом, облачив плоть только наполовину в подобие человека, а вторую оставив пылать скелетообразной формой.
Element: Что происходит, когда ты покидаешь реальный мир? Говорят жизнь после смерти существует и Морган сейчас сама это увидела. Она до сих пор помнила все, что с ней происходило, до сих пор чувствовала ненависть и любовь к Немезису, словом: все осталось как прежде. Да, лишь было новым то, что Маркс видела как бы все со стороны, как приведение, но отнюдь мы сами не знаем почему называем таких существ, кем являлась сейчас Элемент – приведение. По мнению блондинки, она не была прозрачной, не была в форме человека – она была просто сгустком энергии, и не самой благоприятной. Было немного не по себе, она не могла касаться предметов, не могла заставить себя слушать и многое другое, но в целом – этот мир, ей показался симпатичным. Видя как Холокост поступил с ее дворецким, заставило девушку облегченно вздохнуть. Дмитрий – повсюду сопровождал Морган, он был ей как отцом, няней, дядей и просто близким и родным человеком. Она сразу вспомнила моменты из своего прошлого, когда Дмитрий рисковал своей жизнью, вытаскивая бессознательное тело Госпожи из горящего собора. Когда в Англии был мятеж, а проще говоря, когда грешники объединились и напали на корону, в первую очередь затронув главный собор Англии, в которым находилась юная наследница. Все случилось тогда очень быстро, девушка не могла толком все понять, но появился Дмитрий и спас ее. Очнулась она тогда спустя два дня, когда дым от пожара вышел из ее легких окончательно. Она увидела подле своей кровати всю семью, дядю и тетю, которые обеспокоено глядели в бледное личико девушки. Они были рады, что Морган, дочь Чарльза и Беллатрис пришла в себя и была здорова… Дмирий-Дмитрий, Элемент не оставит тебя, она вернется, таков был договор с Богом, который она заключила много столетий назад. Затем темнота окутала ее и девушка перестала видеть реальный мир. Какой то резкий удар и притяжение, Морган начала ощущать, что с ней что то начинает происходить. Ее душа, словно вновь рвалась в тело, и по началу Маркс не могла понять почему, но спустя какое то время, когда она открыла глаза, как будто после долгого сна, она увидела высокие потолки собора. Легкая слабость во всем теле, не давала Элемент пошевелиться несколько минут, но затем, собрав силы, она повернула голову и увидела в проходе Немезиса. Он убил ее, но и даровал новую жизнь, новую мощь. Нежно улыбнувшись, без доли ненависти в глазах, девушка грациозно села, словно перышко поднималось вверх. – Немезис – Спокойным и убаюкивающим тоном пролепетала та и сделала глубокий вдох, вдыхая в себя новую силу и новые возможности. Это было невозможно описать, столько эмоций переполняло ее, желая взять вверх. Плавно спускаясь с алтаря, блондинка подошла к бессильному молодому человеку, не обращая внимания на его внешний вид, не боясь до него дотронуться. Она словно ангел спустившийся с небес, пришедший лично отпустить грехи самого страшного грешника на планете. Присев на корточки, девушка аккуратно взяла своими руками лицо Холокоста и подтянулась к нему – Я прощаю тебя – Ее улыбка в лучах солнца была божественна, мила, добра. Она переродилась, она получила свой заветный приз, став Богом, но не без помощи того, кого так любит. Пришло время и нужно делиться силами, Морган не колебавшись, коснулась своими губами, что то наподобие губ Немезиса и тем самым позволяла ему взять часть ее сил. Это мгновение длилось не долго, но оно позволило бы молодому человеку вновь приобрести человеческую форму. Хотя Морган и не могла утолить его голод, но все же. Теперь они вместе, они словно две змеи сплелись в одну, как два антихриста пришедших одновременно в одно время на землю. Что теперь станет с человечеством, зная нрав Маркс и цели Немезиса? Но пока, Элемент лишь отпустила Холокоста и плавно выпрямившись, встав во весь свой небольшой рост, он взглянула на человека подле себя и как то странно улыбаясь протянула свою руку. – Ты обещал дать клятву – Сказала та и кивнула в сторону алтаря – Ты обещал связать нас священными узами, Немезис – Чем была удивительна эта блондинка – тем что она всегда добивалась того, к чему шла. Она всегда сдерживала свои слова и заставляла так же сдерживать свои слова других. Он обещал ей, тогда, когда она умирала на его руках от его же рук. Он обещал ей, глядя в ее тускневшие, изумрудные глаза. Обещал – значит должен сдержать свое слово, перед лицом Господа, который сейчас смотрел на них, в этом соборе.
Holocaust: Ты изначально не похож ни на единое живое существо, обитающее в этом мире. Ты изначально совершенно отличаешься от каждого организма, от каждой единицы генетического материала, разбросанного по свету, принявшего причудливые и уродливые формы, иногда они кажутся прекрасными, но понятие красоты настолько относительно и настолько выдумано, что в спорах о том, можно ли красотой назвать ужас люди готовы убивать друг друга. И это тоже красота. Своеобразная. Жестокая. Маленькая игра в Бога закончилась с того момента, как жалкие останки мутанта (а может, как любит выражаться большинство таких вот уродцев, пригодных для кунсткамеры, одаренного – смешное и плачевно то, чем одарила подобное создание природа, по принуждению решившая сделать нечто противоречивое и страшное, то ли от нечего делать, то ли в назидание кому-то, но кому- так и осталось загадкой) с шумом ударились о пол церкви, и глаза – один облаченный в кожу, обросший мышцами, серый как те тучи, что сгустились над городом; второй – отсутствующий, только пустая глазница черного черепа, будто вытащенного из печи и поданного на пир Господу – воззрились пред собой, будто надеясь увидеть самого Создателя, наделившего и даром, и проклятием такого голода, утолить который было невозможно никогда. Сейчас это странное существо чувствовало себя беспомощным как никогда, слабым, ущербным, и пропорционально этим чувствам росли ненависть и гнев на весь остальной мир, ведь всегда есть определенного вида топливо, подпитывающее нас, заставляющее совершать то, что неотвратимо связано с самой нашей породой. Мысли, о, они отнюдь не были сосредоточены более на той, что отчасти была виновницей такого положения, когда хищник голоден его вряд ли волнует, что происходит с остальными членами стаи, равно как и человек – он не будет думать, он не будет сопротивляться, недаром говорят будто философия удел сытых и одетых, только когда ты накормлен до сыта, одет, обут, у тебя есть крыша над головой и ты знаешь, завтра будет то же самое, ничто не исчезнет, никто этого у тебя не заберет, ты начинаешь размышлять, думать, предполагать, до того – ты просто зверь пытающийся выжить в этом жестоком мире постоянной конкуренции. Голос Морган заставил опустить взгляд, отвлечься, посмотреть в лицо, спустившемуся с небес ангелу и мысленно улыбнуться, так как обрывок губ, едва ли мог разомкнуть уста. Другая часть Немезиса, более жестокая и прагматичная, наоборот, оскалилась в желании вновь пресытиться силами богини, вновь сжать ее в своих руках и почувствовать как жизненный поток окутывает всю плоть, утоляя на время неиссякаемую жажду. Противоречивая природа проявилась в странном облике, в раздвоение мнения одного его – убить или помиловать, попытаться подняться и сжать в своих объятиях, смертельных или просто благодарных, едва ее губы коснулись его обезображенной плоти, даря частицу себя, тем самым в какой-то мере дразня, ведь он привык выпивать кубок досуха, не оставлять сосуд заполненным – все равно существование подобного противоречит людской морали и чтобы стало тогда со всеми теми, кто пал жертвой – кто-то умер бы сразу, а кто-то держался изо всех сил, страдал бы от боли, жгучей и невыносимой, так как последних капель жизни не хватало на все, только на страдания. Холокост поднялся на ног, оправляя одежду и смотря на Маркс. Да, он даст клятву, как и обещал, той другой, что теперь стала настоящим божеством, а не жалким аватаром одного из многочисленных духов. Подарит право распоряжаться собой только ей одной, точнее, ей второй, но родственные связи сильнее тех крох человеческой привязанности, связывающей их обоих и обсуждению не подлежит, равно как и сомнению. - И я сдержу данное слово, - он посмотрел на алтарь, сброшенные на пол регалии, останки священника недалеко. Затем окинул взглядом весь собор – осыпающая краска стен, скрипучие скамьи, останки прихожан. – Но не здесь, клятва дана перед богиней, а большее – когда будет исполнено последнее, - он обратился взглядом к Морган. Рукой провел по щеке девушки. В такие минуты многие говорят – как ты прекрасна, ты красива, мне повезло, что я встретил тебя, - он ничего не сказал, зачем тратить слова попусту и говорить о том, о чем она сама прекрасно понимает и знает. – По одному моему слову сейчас мы находимся в союзе, который крепче, чем что бы то ни было в этом жалком и ничтожном мире. По одному моему слову каждый кто усомниться в этом и будет претендовать на обладание другого – умрет, – он подошел ближе к алтарю и поднял с пола кубок для причастия. – Не в этом жалком месте, должно все проходить, тебе нужно большее, более, - на минуту запнулся, ставя посуду на алтарь, - прекрасное, - провел пальцами по серебру и оно стало распадаться. Возвратившись взглядом к девушке, Немезис улыбнулся уголками губ. – Сперва я покажу тебе его, идем, - уверенным шагом направился к Морган беря ее под руку, губами касаясь тонких пальцев и уводя за собой из здания осыпающейся церкви.
Element: Морган по характеру очень трудный человек, ее характер не с каждым мог ужиться, а ее старые манеры поведения, выбивали из повседневности людей, которые не бывали в ее веке. Маркс скучала по прошлому, дико скучала. Ей не хватало того правления, которое было при ее подростковой жизни, ей не хватало тех пышных балов, где для гостей было главное не напиться, а просто хорошо провести время, обсудить дальнейшие планы и т.д. Будь ее воля, она бы наверно повернула время в спять и вернулась бы в старые-добрые 17-18 века. Она с грустью вспомнила это, в памяти пронеслись обрывки из прошлого, и если бы Немезиса тут не было, она наверно вновь утонула бы в депрессии. Но Маркс взяла себя в руки, приказала мыслям отступить на задний план и тем самым полностью погрузилась в Холокоста, в его глубокие и проницательные глаза. Порой Элемент казалось, что эти глаза показывают все боль и печаль, которая есть на земле и ее всегда интересовало, не фальшь ли это и действительно ли Немезис разрывается изнутри. Она раньше тоже разрывалась между желанием стать Богом и желанием умереть, чтобы воссоединиться со своими родственниками, она кидалась из крайности в крайность и от этого дико страдала. Дмитрий, который уже столько веков прошел с ней от начала до конца, верный дворецкий, друг, нянька, «отец», часто наблюдал эти перепады и всегда старался как то утешить свою госпожу, но что будет теперь? Он думает, что Немезис убил Морган, и как он теперь отреагирует на то, что она предстанет перед ним в новом обличии. Какой то частью себя, девушка до сих пор побаивалась молодого человека, она знала его силу, она спровоцировала его тогда, в поместье, но что, если ему опять захочется ее убить? Уйти, развернуться и исчезнуть из его жизни, скрывать? Стараться больше ни когда не встречаться с Холокостом, даже если сердце будет обливаться кровью и рваться к тому, кто пленил его несколько столетий назад? Жить с мыслью, что у тебя есть от этого «человека» ребенок и он сейчас где то тут, среди нас, возможно наблюдает за ними, а возможно даже не знает об их существовании? Побежать к Ричарду и упасть ему в ноги, моля о прощение и о том, что с ним делала все эти годы Маркс? Нет! Морган была сильной девушкой, она была горда, и в частности на это влиял ее титул. Она знала, что ей не удастся смириться с тем, что у нее есть ребенок, она знала, что не сможет разлюбить Холокоста, она знала что не сможет спокойно смотреть в глаза Новы. Она знала, что виновницей всей этой драмы была она, а не кто то иной, и ей предстоит пройти в обнимку с этой драмой еще много веков. Ее губы задрожали от слов Немезиса, от того, что он готов сдержать клятву. Он не бросит ее больше и некие чувства радости, хотели взять вверх на блондинкой, заставить ту кинуться в объятия и больше ни когда не выпускать молодого человека из них, но нет. Твердо стоя на своем месте, Элемент улыбнулась краешком губ и на ее щеках выступил едва заметный румянец. Когда он коснулся ее своей рукой, девушка плавно положила свою ладонь поверх его и внимательно посмотрела своим изумрудным взглядом в глаза любимого «человека» - Немезис.. – Элемент на удивление не пугали его слова, наоборот согревали душу, если конечно та еще имеется. Она была готова на все ради него, и Холокост это прекрасно знал, чем мог вполне воспользоваться. Не зря говорят, если Бог влюбляется в смертного, то ему напрочь сносит крышу и он может необдуманно пожертвовать собой. Хотя Холокост не являлся смертным, а был самим сыном великого Апокалипсиса, Морган знала, что готова пойти в огонь за его жизнь и душу. – Не важно где и как ты дашь клятву – Начала блондинка своим хрупким голосом, похожим на звон бубенчиков – Главное что Бог и Дьявол будут свидетели этой клятвы – На сей раз, в ее глазах заиграла подозрительная искорка. Элемент была готова на то, чтобы обратится к старому-доброму учителю Мефисто и потребовать его стать свидетелем. Возможно с ее стороны это было бы глупо, но однажды Немезис скрылся от нее, но теперь, когда в свидетелях будет не какой то левый мутант, а сам господин Ада, то Холокост уже не сможет предать Морган. Она верила ему, но как говориться доверяй, но проверяй. Наблюдая за тем, как кубок распадается, Элемент задумалась, глядя то на сосуд, то на Холокоста. Правильный ли она сделала выбор? Не обернется ли это все против нее же самой, но главный вопрос завертевшийся в голове, не давал ей покоя. Косо посмотрев на свою руку, на безымянный палец, где красовалось тоненькое и изящное кольцо. – Ричард… - Пронеслось в ее голове и она нахмурилась, стараясь представить себе, то, что сейчас происходит в ее жизни. Она была помолвлена с этим человеком, но всегда любила другого. Нова и Холокост – оба были привлекательны, но второй же обладал большей властью и могуществом чем первый. Кто знает Маркс, тот знает, что ее всегда привлекали влиятельный и сильные люди, так как же теперь ей поступать? – Что нибудь придумаю.. – Дала она себе понять и подняла взгляд на молодого «человека», который подошел к ней и взял за руку. - Что-то мерзкое просачивается внутрь меня. Жаждя наслаждений и боли. – Задумчиво проговорила та и смутилась от прикосновений его губ к своим пальцам. Она не знала куда ведет ее Немезис, но это было для нее сейчас не главное. Она прикрыла глаза и посмотрела на всю это картину со стороны, видя, как два божества покидают рушащуюся церковь, оставляя за своими спинами руины. Картинка была не из приятных, но величественных, заставляющая почувствовать Маркс наслаждение, господство… Любовь. От одной мысли, что рядом с ней не кто то, а Холокост, в душе начинал разгораться, давно потушенный, пожар, захватывая блондинку в свои объятия. Заставляя ее вновь почувствовать то, что она чувствовала прежде и так старалась усердно забыть.
Holocaust: Глупец тот, кто сказал однажды, что великая сила влечет за собой великую ответственность. Отчасти глупец, ибо да, за свои поступки мы всегда готовы предано отвечать перед своим божеством, становясь на задние лапки и гавкая по команде. Но что делать если божества преклонения нет, если ты сам являешься тем самым богом, если ты всегда играешь в бога, ты знаешь – у тебя это получается куда как лучше, чем у большинства смертных, беспомощных и жалких, способных желать только единственную вещь, либо власть, либо деньги, либо любовь, уязвимых для всех этих понятий. Столкнуть их с пьедестала ни стоит ничего, и более того – это так приятно, потому как ты понимаешь весь смысл этой фразы, видишь ее в перспективе и плюешь ее автору в лицо. Ответственности нет, есть только преклонения, поклонения, раболепие, уважение и страх, вселяемый в души многих и многих последователей, присоединившихся к твоей собственной церкви по своей воле или насильно принесенных в жертву новой эпохе, ознаменованной твоим именем. Смотря на всю картину целиком, будто со стороны, он видел только их двоих, покидающих развалины церкви, перешагивающих через останки тех, кто посмел дышать с ними одним воздухом, кто осмелился вообще существовать вне зависимости от их воли и решения. Чувство отвращения к этому миру только росло, разрасталось, становилось тягуче обжигающим, подталкивающим к действиям деструктивного характера. Но чувствовал ли он сейчас что-то иное, помимо привычного желания уничтожения всего, чувствовал ли он то, что прежде испытывал только в присутствии отца – уважение, чувствовал ли то, что только очень близорукий человек мог назвать любовью и привязанностью. Возможно, да, мы этого никогда не узнает по одной единственной причине – даже находясь в этом существе, все эти ощущения гибли рядом с одним единственным словом – смерть. Вот кто был ему отцом и матерью, любовницей и верной женой, вот кто руководил всем в его жизни и не жизни, в его существования во многих мирах, отдавая отчета в собственных действиях, действуя то силой, то хитростью, единственным верным желанием было, оставалось и являлось принести смерть всему живому в этом миру, в том числе себе и той, чью руку он сейчас держал в своей, выходя из собора и глядя в серое, окутанное тучами небо над городком, некогда занятым своей собственной жизнью. Быть может печально, скорее – правильно. Это могло произойти не сейчас, позже, тем не менее, собственные моральные и устои и оценка произошедшего, всего, начиная с первого дня перерождения, заканчивая последним днем в бункере Оружия Икс, пришла к заключительному выводу, суммируя результат. Холокост посмотрел на Морган, затем подхватил ее на руки, меняя форму на привычную и сейчас более истинную, чем любая из его обманных оболочек. Заключенный в костюм череп смотрел пустыми заполненными огнем глазницами на девушку, затем массивная фигура оторвалась от земли, чтобы взмыть в атмосферу и, прижимая к себе драгоценную ношу, устремится на другой конец света с единственной целью. Называйте это в каком-то смысле сентиментальным решением, называйте глупостью, а может это был лишь тактический ход существа, человека, для которого собственное наследие значило куда больше, чем для большинства населения земли. Ведь что такое кровные и родственные узы, это не только единство плоти, это единство духа, это возможность всегда иметь козырь в рукаве, нож за спиной врага, соратника, обязанного тебе своим рождением и существованием. Всему этому Немезис вполне мог научиться у своего отца и перенять все полученные судьбой уроки. Пусть они часто и были не в пользу самого Апокалипсиса и нередко вызывали сомнения. Путешествие не заняло столько времени, сколько потребовалось Немезису, чтобы достичь особняка Маркс. Это не означало, что он торопился, скорее просто исполнял все в точности, что было распланировано с их встречи, заканчивая текущей минутой. И сейчас, более чем когда-либо он был уверен в силе духа своей драгоценной ноши, в ее преданности, верности, а самое главное в ее чувствах. Быть может и за маской костюма, покрывающего неустойчивое тело Холокоста, было что-то сродни этому, иначе он не совершил бы всего для нее. И только для нее. Они опустились рядом с Нью-Йорком, шум которого можно было услышать за милю, машины, люди, паразиты на венах планеты, сосущие кровь земли как пиявки. - Если ты не хочешь его видеть, только скажи мне, - приняв человеческий вид, сказал он.
Element: Человек возомнивший себя Богом и Бог возомнивший себя человеком – это как плюс и минус. Человек никогда не сможет обрести ту власть, которая дана Божеству, а Божество никогда не сможет ощутить все сокровенные чувства, которые может почувствовать человек. Не исключение и Морган, которая до своей смерти была просто смертной, наполовину одаренной божественной силой, но наполовину это же не считается. Она была уязвима до чертиков, ее мог убить каждый кто бы пожелал, мог причинить боль любой, но теперь. Нет, конечно она так же имела слабые места, ведь от части она не до конца избавилась от человеческих чувств, но в целом картина резко меняется. Теперь, находясь рядом с Немезисом – мир у ее ног. Она могла тыкнуть пальцем по карте, на какой нибудь город и сокрушить его, но оно ей надо? Желание власти моментально исчезло, словно перед Холокостом теперь совершенно другая женщина. Это конечно тоже не удивительно, ведь она переродилась и была чиста как лист бумаги. Вопрос встает лишь в другом – как долго пройдет это все, пока Маркс вновь не испачкает свои руки кровью смертных. Она молча смотрела в его глаза, ее улыбка была на столько доброй и невинной, что никто бы и не смог подумать, что эта женщина когда то кого то убивала. Глаза ее были ярко-зеленого цвета, словно два изумруда смотрящие в глаза того, кто подарил новую жизнь. Что теперь их ждет? Какой финал будет у их истории? Эти вопросы интересовали Морган, не давали ей уняться и затушить пламя, которое бушевало внутри. – Внутри такая легкость – Подумала та и улыбнулась краем губ, стараясь не выдавать свою подмену. Если Холокост узнает. Узнает, что она теперь совершенно другая, то как он отреагирует? В голове почему то промелькнули странные воспоминания, прежде Маркс их не видела. Перед глазами показалась невысокая блондинка, лет так двадцати на вид. Ее волосы переливались на солнечных лучах, глаза были такими же зелеными, но вот улыбка.. Улыбка была такой доброй и заботливой. Эта незнакомка смотрела на Морган, словно она была здесь, среди них, в реальном времени. Остановившись, Морган нахмурилась и пристально смотрела куда то перед собой, в пустоту, в то место, где якобы стояла незнакомая фигура. Кто это? Наконец таинственная фигура показала свое лицо – это и была Морган, тогда, когда она была еще совершено невинной. Сколько же времени прошло с тех пор? Элемент потянула руку к воздуху и резко одернула себя. Что с ней происходит, почему она раньше не видела этого воспоминания? Не уже ли она его так глубоко запрятала, что вскоре и вовсе забыла о нем? – Это была я? – Вопросительно вскинув бровь, Маркс на какое то время позабыла о Холокосте и о всем том, что было позади них. Внезапно тучи над городом начали рассеиваться, давая дорогу солнечному свету, озаряя Элемент в свои ласковые объятия. – Точно, это я.. Я была когда то такой – Прикрыв глаза, девушка обернулась к Немезису и улыбнулась как та незнакомка – по-доброму и заботливому. – Я была когда то доброй, дарила людям радость.. Но потом что то произошло и я стала отрицательным персонажем в этой вселенной. Что же произошло, что так радикально изменило меня? – Задавалась она себе вопросом, пока на землю ее не вернул Холокост, подхватывая блондинку на руки. Ухватившись за Немезиса, она положила свою голову на его плечо и прикрыла глаза. Теперь не надо копаться в себе и отыскивать ответы на вопросы, которые скопились в голове Элемент за несколько минут. Все ее ответы лежали перед ней – это был тот, кого она по настоящему любила. Они оторвались от земли и Морган почувствовала как ветер ласково поглаживает ее кожу. Зло и добро – оно так тесно между собой, чего прежде Элемент даже не замечала. Она на столько была погружена в ярость, гнев, власть и славу, что забыла о таких светлых чувствах как: любовь, нежность, понимание, забота, искренность. За время, которое они преодолели от родины Маркс до Нью-Йорка, на нее вновь нахлынула гора воспоминаний. Вот спрашивается откуда они? Хотя чего удивляться, она столько лет или даже столетий прожила на этой земле. И самое главное воспоминание – это была причина изменения Маркс. Она прежде так же любила, была так же счастливой, но судьба сыграла злую шутку. Он ее предал, уйдя к другой, более что ли симпатичной. Разбил хрупкое сердце Морган, и это побудило в ней желание заключить сделку с дьяволом. Став преданной ученицей самого хозяина Ада, Маркс очерствела, стала неприступна, как пламя или глыба льда. Зажмурившись, она не сдержалась и по щеке скользнула слеза – Так вот почему… - Сердце девушки вновь начало черстветь, превращаясь в лед. Когда она раскрыла глаза, то увидела, что стоит на земле, а рядом был Холокост. Переведя на него взгляд, Морган нахмурилась – Никто не говорил мне, что перерождение это легкая штука – Усмехнувшись своим мыслям типичной ухмылкой дряни, она отвела взгляд от Немезиса и посмотрела на расстилающийся перед ними город. – Знаешь – Начала та и вновь посмотрела на Холокоста рядом с собой, который принял человеческий облик. – За какую то доли секунды, на меня нахлынуло столько воспоминаний о которых прежде я позабыла. – Опустив голову, девушка прикусила нижнюю губу, пытаясь как то сформулировать достойный ответ – Я когда то была доброй… Я увидела себя доброй и невинной, пока меня не предали. Я его любила. Любила больше собственной жизни, а он променял меня.. И тогда я отправилась в лапы Дьявола, тогда то я и стала той, с кем ты потом познакомился.. – Вновь подняв свой изумрудный взгляд на молодого человека, она улыбнулась – Полюбил бы ты меня тогда, когда я была чиста душой? – Вскинув бровью, девушка подошла к Холокосту и прижавшись к нему, уткнулась носиком в его грудь – Уничтожь этот чертов город! Я хочу этого! – Сжав свои руки в кулаки, она сделала глубокий вдох и над их головами начала сгущаться огромная, черная, туча. Послышались разъяренные раскаты грома – Я устала от всех этих паразитов. – Подняв на него взгляд, Морган сделала шаг назад и слегка расправив руки в разные стороны, засмеялась – Если любишь, то тебе не составит труда уничтожить всю планету. Ради меня… Ради нас – Смерив смех на пониженный и мрачный тон, проговорила та и склонила голову на бок. – Только ты и я.. – Резко метнувшись обратно к Холокосту, Морган крепко обняла его и привстав на цыпочки, коснулась своими губами его губ. – Я люблю тебя больше, чем того парня. – Сквозь поцелуй прошептала блондинка и продолжала наслаждаться приятным мгновением, пока погода ухудшалась и превращалась в стихийное бедствие.
Holocaust: Холокост внимательно посмотрел на девушку. Несмотря на человеческий облик все равно было что-то потустороннее в его облике, отстраненное от привычного вида человека, холодный взгляд, почти бесчувственная речь, не выражающее ни единой эмоции лицо, тем не менее, Маркс он слушала внимательно и несколько даже удивленно, ведь представить ее, любящей этот мир, всех его существ, не в фанатизме, но принимая это, было чем-то новым, слишком экстраординарным даже для него. Немезис обнял свою нареченную и единственную, ответив на короткий поцелуй чувственных губ. Однако что он чувствовал, мог бы он действительно сказать, что всем сердцем любит ее, если и сердца то, как такового, у него не была, когда-то давным давно, еще задолго до их первой встречи он мог выразить все свои слова и подкрепить их действиями, доказать свою преданность, сейчас – все слова оставались словами, все помыслы взвешивались и оценивались, все действия то становились тщательно продуманными, то впадали в крайность импровизации и необдуманной внезапности. - Любовь это крайне человеческое понятие, которое вряд ли можно уже применить к нам, - он отнял руки и посмотрел в сторону города. Стихия начавшая бушевать отнюдь не пугала его, наоборот, в какой-то мере она выражала и частицу состояния его собственной души. Да, он тоже хотел разрушить все до основания, стереть в порошок возводимые годами здания, а самих людей обратить в пыль времени, и все же, - пока рано, - он вновь перевел взгляд на девушку. – Могущество имеет свойство кружить голову, когда знаешь какие силы подвластны тебе, когда испытываешь ненависть, оно безрассудно заставляет тебя стремится к уничтожению каждого обидчика, его потомков, его наследия, но настоящие боги знают момент, когда должно свершиться отмщение, не ради праздной славы и самой мести, а ради успокоения души. Он прошел чуть вперед, смотря на здания, на копошащихся вдалеке людей, транспорт перевозивший их как сырье для артерий планеты. - Причина, что ты здесь в другом, - он кивнул в сторону, чтобы она следовала за ним. – Я слишком долго был между двух миров, не зная что делать и куда идти, я не мог вернуться, не мог вернуть само прошлое, но идти дальше в одиночку не имеет смысла, потому я и пришел к тебе, это одна из причин, вторая – мое наследие, рано или поздно, я не тешу себя иллюзиями относительно своего бессмертия, даже боги уходят в забвение. Ты мое наследие, ты и он – от которого когда-то отказалась. Холокост остановился, оборачиваясь к Морган и смотря ей в глаза, на минуту могло показаться, что перед ней стоит вполне обычный человек. Брови молодого человека чуть нахмурились, рукой он коснулся лица девушки, проводя пальцами по ее щеке и чуть улыбаясь, однако эта минутная слабость, как можно было бы ее назвать, прошла также быстро, как и возникла. Губами коснувшись лба своей возлюбленной, Немезис продолжил: - Я нашел его, случайно, проследил путь от самого начала, до момента, когда его жизнь стала слишком невыносимой. Я не человек, но мне больно видеть, как он погибает от незнания собственных возможностей и малодушия, разве таким должен быть сын богини? – встретившись вновь взглядом с Морган, Холокост вопросительно посмотрел на нее. – Я не виню тебя, что ты решила не видеть его, я ни в чем не обвиняю мотивацию твоих действия, но мне хотелось бы знать, что единственное, что я подарю этому миру может положить ему конец, в равной степени как и мы в состоянии подарить страдания низшим формам жизни. Они продолжили свой неспешный путь, хотя вполне могли преодолеть расстояние привычным Холокосту способом. Но, вероятно, именно это время, незапланированной прогулки, должно было послужить своеобразной возможность расстановки всех вопросов и ответов, как с его стороны, так и со стороны Маркс.
Element: Морган подняла взгляд на Немезиса и слегка нахмурилась, вслушиваясь в его слова – Может любовь – это человеческое чувство, Немезис – Уверенным и слегка холодным тоном проговорила блондинка – Но я не отрекаюсь от нее. Я не заставляю тебя, так же любить меня, но пока ты не почувствуешь это чувство ко мне, от меня ты ни чего не дождешься – Маркс словно ставила перед Холокостом выбор. Она не требовала от мужчины романтические вечера или что то в этом духе, как привыкла получать, но она так же не желала признавать бесчувственность. Она не была таким созданием как Немезис, она стала Богиней, а ведь если знать этих высших «существ», то они способны на различного рода чувства. Отступив на шаг назад, Морган подняла взгляд к небу и улыбнулась краем губ, наблюдая как небо приобретает чуть ли не черный цвет. – Уничтожить легко, а вот построить заново – это трудно – Пронеслось в голове Маркс и она вновь перевела взгляд на Холокоста. Он был прав, власть способна на многое, она даже способна тебя самого уничтожить. Ведь не зря говорят, что великие люди обычно губят себя сами. – Да – Коротко ответила та и тучи потихоньку начали рассеиваться. – Ты прав – Задумавшись, Элемент зашагала за ним, словно тот магнитом ее приманивал к себе, заставлял повиноваться, слушаться. Медленной походкой, блондинка брела вперед, осматриваясь по сторонам, наблюдая за всем тем, как цветет все во круг, живет. Ведь по сути жизнь на земле – это привилегия Морган. Она могла возродить жизнь или уничтожить ее, она была многоликой, но в тот же момент имела одну маску. Резко остановившись, Элемент посмотрела в спину Холокоста и склонив голову на бок, прищурилась – Ты пришел ко мне, только потому, что у тебя не было выбора? – В ее голосе прозвучали легкий нотки злости. Она вообще была сильно вспыльчивой, назови ее дурой и тебя ожидает неминуемая смерть. Ведь изначально ее способности подчинялись именно ее эмоциям, от чего девушка родилась чересчур эмоциональной, принимающий абсолютно все близко к сердцу. Поэтому люди ни когда не говорили Морган какой то грязи в лицо, они желали боготворить ее, восхвалять, лишь бы Маркс не убила их. От сюда и заключается многоликость. Она могла быть какой угодно и кем угодно, это лишь зависело от живого существа, находящегося рядом. – Если это так, то даже не думай, что я собираюсь нести твое бремя на себе, а уж тем более не собираюсь появляться перед НИМ! – Морган сжала руки в кулаки, и вокруг парочки вновь завыл сильный ветер. Но все стихло, стоило лишь Немезису посмотреть в ее глаза, коснуться своей рукой, как огонь потух. Слегка приоткрыв рот, блондинка засмущалась и отвела взгляд в сторону. Старые привычки, когда она была доброй, вновь вернулись. Тогда она была Анастасией, тогда она несла людям свет и ее называли ангелом. И что самое ужасное, эти воспоминания и чувства сильно начинали сжимать Морган в своих объятиях. – Ты видел его? – Дрожащее проговорила девушка, сталкиваясь вновь со взглядом Холокоста. – Каков он? – Минутное любопытство взяло вверх, но Элемент вовремя взяла себя в руки и отпрянув назад, одернула головой. - Он больше не мой сын. Я отказалась от него – Взгляд Морган вновь изменился, в нем загорелся ненавистный огонь к этому отпрыску. Ведь он единственное напоминание о том, что было несколько лет назад между Холокостом и Элемент. Даже не смотря на то, что любовь всей жизни, вернулся, готов был дать священную клятву, отношение к сыну это не имело. Маркс понимала, что прошлое уже не вернуть, что те чувства не вернуть, а «незнакомец» лишь будет давить на воспоминания. Девушка отошла в сторону и опустив голову, зашагала дальше, обдумывая слова Холокоста. – Рано или поздно ты должна увидеться со своим сыном – Прозвучал внутри хрупкий голосок, которые постоянно просыпался вне нужный момент. – Он обязан знать кто его мать… - Резко остановившись, Элемент обхватила себя за плечи и слегка осела. – Знаешь… - Маркс подняла свой взгляд на молодого человека и помотала головой. Приступ паники, такое бывает, когда ты перерождаешься и начинаешь вспоминать обе прошлые жизни. Когда ты видишь два своих портрета, которые совершенно по-разному написаны. Когда ты видишь как был и добром и злом, а что ты сейчас? Нейтрал, стоишь на ниточке и думаешь в какую сторону свернуть. Когда перед тобой новая жизнь и тебе надо начинать все заново, выбирать нужный путь, нужную дорогу. Когда ты понимаешь, что можешь осечься, сделав неверное движение, и ты уже на стороне добра, или наоборот. Маркс не могла понять, что ей нужно, кто ей нужен. – Сейчас во мне борется две половинки противоположностей, они разрывают меня и поэтому я не могу понять, что мне надо. Я не могу понять, нужен ли ты мне. – Нахмурившись, девушка внимательно посмотрела на молодого человека и грустно улыбнулась – Темная половина, которая зовет меня назад, говорит что нужен, но другая… Та кем я была раньше, говорит что нет – Элемент подошла к Холокосту и взяла его за руку – Поэтому я и говорю, что ты должен начать чувствовать. – Отведя взгляд, девушка поддалась вперед и обняла Немезиса – Мне нужна любовь, Холокост, как бы ты не отрицал то чувство. Мне нужно сделать выбор, чтобы я потом не пожалела. Либо я вернусь, та, которую ты знал, либо добрая сторона возьмет надо мной вверх. – Неуверенно сделав небольшой шаг назад, блондинка склонила свою голову перед сыном Апокалипсиса и прикрыла глаза, пытаясь услышать внутри себя, какая сторона сильнее, какая берет вверх. Она боялась, действительно, потому что самый ужасный страх – это неопределенность, а затем ожидание. Маркс не знала, что произойдет через секунду, она не знала, что ответил Холокост, она не знала, какой станет она. Трудный выбор, который вот-вот перевернет твою жизнь и изменит судьбу. Отчасти в этом был виноват Немезис, убив Морган, а отчасти она сама, которая желала своей смерти, чтобы переродиться в Богиню. Вот только никто не говорил ей, что тебя ожидает впереди, после смерти. Никто не говорил, что тебе нужно будет делать серьезный выбор. Станет ли она той Анастасией Фелтон, или же останется сама собой – Морган Маркс, чье имя пугало смертных.
Holocaust: Как мы хрупки в своих желаниях, как мы в своей уверенности в себе, несмотря на всю силу, что у нас в руках. Когда ты можешь свернуть в буквальном смысле слова горы, когда можешь повернуть время вспять, когда весь мир у тебя как на ладони, тогда и возникают сомнения в себе, тогда ты и становишься наиболее уязвим. Задумайтесь, разве человек мечтающий о могуществе задумывается о своих слабых местах, страхах, разве он не уверен, что все ему будет под силу, что любой шаг будет верным, что каждое действие принесет благо, ему, вселенной, моральные устои его не касаются, правила не существуют для него, он уже не винтик в аппарате бога, поднимающего разжиревшее божество к вершинам Олимпа, он более чем простой механизм, он движущая сила этого механизма, его единство и власть. Но стоит получить желаемую силу, и мы становимся слишком слабыми для нее, нас начинают терзать сомнения и если во время от них не избавиться, то грядет то, что называется окончательным концом, провалом, смертью, не обязательно физического свойства, но душа точно будет мертва. Немезис прекрасно понимал сомнения Морган, он прекрасно понимал и, даже более, разделял ее чувства, он готов был сказать, насколько Маркс дорога ему, насколько ее любовь, пусть даже к нему самому ужасному существу на этой планете, разделена им. Однако он медлил, не просто так, а ради ее же блага, ко всему она должна прийти сама, как он пришел к своей судьбе, наполненной именно тем, против чего и боролся. С самого момента смерти, когда эти жалкие студенты, полукровки, не способные понять все величие вновь зарождающегося мира, уничтожили его и до возрождения под новым именем, с теми же целями и идеалами, Холокост прошел свой путь практически в одиночку. Будет лукавством говорить, что Апокалипсис не повлиял никак на своего нареченного сына, однако по сути, хоть признавать это было трудно, Немезис всегда был один на один со своим врагом, имеющим тысячи лиц, меняющиеся, но всегда стремящиеся его уничтожить. И признаться, сейчас это было ново, быть рядом с кем-то, больше не быть таким уж одиночкой и заботиться не только о себе, но и еще о том, кто порой был дороже собственного тщеславного эгоизма. - Ты определила свою судьбу, - положив руку на плечо Морган, привлекая тем самым внимание, отозвался Холокост. – Ты уже та, которую я знал раньше, и другой тебе не стать, потому что …я люблю тебя, и потому что помогу тебе справиться с тем, что называется сомнениями. Ты богиня, не простая смертная более, но теперь ты более уязвима нежели раньше, сама того не подозревая, ты способна погубить себя, я же здесь, чтобы этого не произошло. Никогда. Холокост опустил голову, чуть улыбнувшись. - Когда я с тобой я вновь чувствую себя живым, чувствую себя человеком, и забываю что под этой оболочкой остались только обгоревшие остатки некогда того, кого звали Немезис, умершего несколько лет назад, - продолжил путь, приобнимая Маркс за талию. – Я понимаю, что ты думала тогда и понимаю, какие мысли терзают тебя сейчас, но он был и остается твоим сыном, как и моим, этого не изменить, это в его природе, наша суть, твоя, как сама стихия – необузданная, жестокая и беспощадная, но в мирное время ласковая и нежная, а всегда прекрасная. Немезис резко остановился, обнимая Морган и склоняясь к ее губам, чтобы заключить поцелуй, более долгий, более трепетный, наполненный обещаниями подарить и низложить к ногам богини целую вселенную. Поменяйте декорации – Париж и Сена, Лондон и Темза, Эйвон и Шэнон, и множество, множество остальных мест, где могло бы в ту же минуту в тот же день происходить нечто подобное – двое влюбленных и одно прикосновение, которое говорит за всех, которые отменяет все прочее и становится главным в судьбе обоих. Но вы могли бы сравнить, однако сравнению эти двое не поддавались, вместо обручального кольца будет огненный круг, вместо музыкантов и гостей будет музыка боли и жертвы, многочисленные. - Он самый прекрасный подарок этому миру, - на миг оторвавшись от губ возлюбленной проговорил Немезис. – Но без нас он совершенно потерян и становится тем, кого ты так ненавидишь, он не похож ни на тебя, ни на меня, потому что однажды ему приписали мораль свойственную смертным и теперь сомнения уничтожают его изнутри, заставляя шаг за шагом совершать ошибки, не свойственные даже нам, когда мы были молоды и вселенная только зарождалась. Эти…французы, в голосе мелькнули нотки ненависти, - эти люди, они создали уродца, воспитали монстра, полного противоречий и неуверенности, они заставили его принять свои устои все до единого, поверить в свое видение нормального и нет, сначала попытавшись устроить его жизнь по подобию, затем заставив взять в жены смертную, но от судьбы не уйдешь, я знаю, что благодаря ему она мертва, я знаю, что теперь он еще более отдален от приписываемой морали и правил, и потому это наш долг, наше право, наша обязанность показать ему его истинное лицо, показать на что действительно он способен, иначе…твой сын будет потерян навсегда, прельщенный человеческими пороками фатализма.
Element: Морган было тяжело осознавать то, что она теперь Богиня, чего она так яро пыталась добиться долгие годы, так еще она никак не могла принять тот факт, что где то тут, на земле, находится ее родной сын. Ее частичка, душа ее, которую она когда то нагло кинула. Она была ужасной матерью – это не скроешь, но сейчас, почему то именно сейчас, та была готова измениться. Может ее озарило материнство, а может просто долг перед судьбой, ведь это она виновата, что родила этого отпрыска на свет, а не убила при рождении. Наверно это было бы проще, прикончить младенца, но что теперь говорить, время прошло, он уже вырос и даже неведает кто он такой. Ощутив руку Немезиса на своем плече, блондинка невольно подняла взгляд вверх и столкнулась с его глазами, такими выразительными и манящими, заставляющие забыть об всем, что происходит во круг, погрузиться в сладостный мир иллюзий и желанием никогда оттуда не выходить. Лишь одним прикосновением он мог заставить девушку верить во что угодно, но эти слова… Его признание, которого Маркс так долго ждала, потеснили Анастасию Фелтон, заставляя ту вновь уйти в самую глубь подсознания. Его слова грели душу девушки, заставляли взлететь и парить в воздухе, чувствовать слабость и эйфорию. – Да, я определила ее – Спокойно и тихо проговорила девушка, принимая решение и сворачивая на нужную тропу, выбирая ту, которая действительно олицетворяла нрав Элемент. Оказывается она давно его выбрала, просто нужно было подтолкнуть и Холокост это сделал, сейчас, заключая блондинку в поцелуе, не похожим на предыдущие. Приятно чувствовать, что рядом с тобой тот, кого ты так долго ждала. Приятно осознавать то, что этот «человек» испытывает те же чувства, что и ты и теперь ты понимаешь, что не одинок в этом прогнившем мире. Что рядом с тобой находится твоя половинка души, которая готова пройти долгий путь рука об руку. Зная, что наконец вы воссоединились в одно целое и осталось лишь подобрать недостающий кусочек – и этим кусочком являлся сын, связывающее звено, которое приведет к новой эре. – Ты прав – Проговорила девушка, отводя взгляд в сторону и пытаясь представить себе, своего сына. Интересно где он сейчас и что делает, как живет и что думает? Интересно, как он встретит настоящих мать и отца, примет ли он их или будет желать убить? Куча вопросов кружили голову блондинки, не давали покоя, от чего становилось не по себе. – Ты знаешь где он? – наверняка Немезис знал, ведь из его предыдущих слов, он наблюдал за отпрыском – это только Маркс старалась избегать ребенка. Закрывалась от него и пыталась выкинуть из своей жизнь, что помоему было глупо. Ведь по сути, прошлое всегда нас преследует, как бы быстро мы не бежали от него. – Я хочу его увидеть – Слегка неуверенно проговорила чертовка опуская взгляд и погружаясь в себя. Внешне она была не готова, но внутри нее била уверенность. Он твердила Морган о том, что пора снять свои маски и показаться, перестать прятаться и убегать, что нужно принять удар в лицо, пока не стало хуже. Уже много времени прошло, уже долгие годы она таилась, но теперь время истекло. В прочем даже если сын отвергнет ее, Маркс не будет печалиться, скорее она поймет это, ведь главное теперь то, что Немезис рядом. Что он пришел за ней, подарил новую жизнь и любит ее. Резко поддавшись вперед, девушка крепко обняла молодого человека и поцеловала его, в знак своей искренности – Я хочу.. Хочу видеть его! – Сквозь поцелуй проговорила та, сама того не осознавая, как на город обрушился ливень. Словно небо начало плакать так же, как начала кричать душа Маркс. Страшно, больно, но пора было кончать со всем этим. Она оторвалась от Холокоста и отошла на один шаг назад, пристально глядя в глаза молодого человека. – Есть одна проблема, я помолвлена же – Пронеслось в ее голосе и девушка косо посмотрела на безымянный палец, где было небольшое колечко от Ричарда. Да, веселая ситуация однако, но Маркс решила, что в скором времени попытается разгрести весь этот мусор. Она попытается объяснить Нове обо всем, но почему то внутри резко накатила тоска, ведь она не может потерять то, что по праву принадлежало ей. Что же, это уже будет другая история «сказки», сейчас же ее мало что должно было волновать, кроме Немезиса и сына. Семья воссоединяется, значит грядут темные времена.
Holocaust: Невыносимая боль по всему телу. Но было ли это тело, он чувствовал как распадается остаток, за остатком, как одна молекула отделяется от другой, доставляя невыносимую боль всему организму. Противник смотрел, противник смеялся, мстя за того, кто был еще жив, не отдавая отчет и становясь еще большим чудовищем, чем был до того, пока клетка за клеткой, тело мутанта распадалось и обращалось в прах, готово было в него осыпаться…. Он открыл глаза от странного чувства сдавленности в груди, было трудно дышать, а каждое движение давалось с таким трудом, будто к конечностям привязали грузы и решили посмотреть на подобный эксперимент. Если это действительно так, то создатель пожалеет, что оставил Немезиса в живых, гнев был пропорционален боли, той, что еще помнил мозг, той, что еще помнило искалеченное сердце. Месть. Однако никто не перешептывался, никто не писал, никто не потешался над ним, лишь размеренный звук приборов измерения пульса, жизненных показателей, множество труб, протянутых под ним, множество датчиков; взгляд скользнул по странной комнате, будто бы такой знакомой и только тогда он услышал знакомый голос и чью-то руку дотронувшуюся до…камеры. Голова-череп повернулись в шлеме, в одну сторону, в другую, это было также легко и также неосязаемо как если бы было во сне, что с ним стало, кем он стал, после произошедшего уже не играло роли, он быстро смирился с самим собой и своим состоянием, своими слабостями и своими сильными сторонами, уравновешивающими друг друга, чтобы помнить – он почти Бог, и не забывать – он также смертен и хрупок как и этот мир, который в скором времени должен был встать на колени перед отцом. Свое второе рождение, свое настоящее рождение, Холокост пережил только благодаря воле и вере в Апокалипсиса, своего отца, однако не стоило надеяться что таким же уважением к нему проникнется его сын, случайный, не менее отвергнутый обществом, не менее отличающийся от большинства и не осознающий всей своей ценности. Мальчик был потерян, напуган, сколько бы лет не прошло, он так и не нашел себе места и здесь и потому скитался от одной обители отверженных к другой, экспериментируя, опускаясь на дно, сходя с ума и сводя с ума других, а может и в могилу. Не слишком долгое наблюдение, и этого вполне хватило чтобы Немезис составил портрет собственного чада и принял решение оставить его в живых, и более того – воссоединить с истинной семьей, дать понять, что не он отвергнут, его просто отвергло большинство, значит оно должно поплатится за подобную халатность, за дерзость превозносить себя над такими как он, как его отец, мать. Семья. От одного этого слова губы молодого человека расплывались в улыбке, страшной и пугающей, казалось, что на вас смотрит искуситель, способный в любую минуту плюнуть и сожрать, сразу, вместо того чтобы предлагать запретные плоды мироздания и мудрости. Холокост смотрел на девушку, не отрываясь, холодным взглядом серых глаз, наполненных ничем, кроме гордости. Да, именно гордости, кто бы ни был подле нее после него, кто бы на время не пытался занять место в сердце богини, тот проиграл. Вернулся хозяин сей юдоли, чтобы разделить со своей хозяйкой правление, чтобы методично и расчетливо превратить все прекрасное в действительную красоту разрушения и смерти. - Да, я знаю где он, - губы произносили слова, глаза наблюдали за Маркс, внимательно, испытующе. – И я покажу, - он протянул ей свою руку, затем притягивая к себе и обхватывая за талию. Пустые глазницы черепа, заключенного в вечную камеру-доспех смотрела на прекрасное лицо, как если бы чума смотрела в зеркало искажений на обворожительное лицо красоты. Они приземлились в переулке, между высотными домами. Холокост отпустил возлюбленную, мигом приобретая черты лица совершенно другого человека, волосы окрасились в темный и отросли до лопаток, кожа приобрела мертвенно-бледный оттенок, да и сам вид вряд ли можно было назвать нормальным, скорее выражающим суть этого существа, нежили аполлоноподобный облик до того. - Идем, - черные губы исказила мерзкая улыбка, он взял девушку за руку и провел ее собой проулками в один из кварталов, которые явно не пользовались хорошей репутацией. Они выглядели более чем странно, более менее уместный мужчина-фрик, а следом – женщина, прекрасная и чистая как ангел, будто бы сейчас пойманный в дьявольские сети. Они прошли пару домов, затем спустились в подвал одного из баров, где уже кучками собрались местные компании наркоманов и выпивох, за одним из столиков сидел Он. Остановившись на самом пороге, при этом чудесным образом не привлекая к себе внимания, Холокост кивнул в сторону того столика – за ним сидел высокий мужчина, крепкого телосложения, с коротко стрижеными русыми волосами, двухдневной щетиной и исколотыми на предплечьях венами. Александр Уайт Шэдоу.
полная версия страницы