Форум » Прошлое » С широко закрытыми глазами [Black Mamba, Apollon, Malice] [NC-21] » Ответить
С широко закрытыми глазами [Black Mamba, Apollon, Malice] [NC-21]
Malice: [участники сюжета ответственности не несут за сохранность вашего психологического здоровья] время – возможное развитие вариантов прошлого место - неизвестно сюжет – тайна всегда притягивает, вот только – какую цену следует заплатить, чтобы приобщиться к тайне, не будет ли она слишком велика по меркам обычного человека, привыкшего к размеренной жизни? Ну а что, если это не просто люди? Следовательно и история будет не такой простой.
Ответов - 27
Malice: Что такое самообман как не попытка уйти от жестокой реальности бытия? Посмотрите на себя в зеркало и соврите, это так просто – сказать что-то, сделать что-то, лишь бы не принимать мир таким каков он есть не самом деле. Закрыть глаза и не замечать происходящего, ограничивая сферу своих интересов собственным маленьким мирком, существующим как бы между и между, посередине проклятой вселенной человечества, звезда которой не погаснет никогда, просто потому что порок всегда будет присутствовать в тех или иных формах, просто потому что человек – паразитическое создание собственной планеты всегда будет стремится к спасению через разрушение. И, скажу вам по чести, это у него неплохо получается. Разрушать не строить, а строить люди умеют, вот только каждый раз такое новое творением, или будем называть его условно – построение, основано на руинах чего-то более совершенного и сложного. Идя от сложности к простоте, мы думаем что развиваемся, открывая велосипед мы разбираем атомный двигатель, а открывая новые способы удовлетворения собственной тщеславной натуры мы и не представляем насколько повторяемся во всех ошибках с предками, которые забыли страшные сказки, а не должны были бы, ведь тогда нам не пришлось бы идти тем же путем, ошибаться на тех же вещах и думать будто все сойдет с рук. Посмотрите на картину бытия в целом. Что это по вашему такое как не сборник анекдотов и пошлостей? Над каждой сценой можно посмеяться и также можно с омерзением отстранить взгляд. Поводов для шуток и тошнотворности множество, начиная с того как мы питаемся и что из этого получается, заканчивая материей куда более тонкой и сложной. Красота всегда идет об руку если не со Смертью, то с уродством уже точно. Ведь Смерть дама также прекрасная, просто ее красота создана для эстетов, а обычная для всех подряд. Я не лгу, посудите сами, когда вы думали о том, что труп в гробу столь же прекрасен как изваяние юного Давида, увиденное вами в музее и вызвавшее массу восхищения? Вот видите. Для эстетов. Красота и уродство. Где грань? То, что порой видеться отвратительным может быть самым прекрасным явлением в вашей никчемной жизни, а то, что вы воспринимаете как верх изящество и грации таит в себе столько мерзости, невозможной для переосмысления и выдерживания психики. Каждый видит по-своему, согласен, но каждый и ошибается в равной степени по-своему. Даже я не идеален, хоть и стремлюсь к совершенству, бессознательно, также как и вы, также как и все. Будь ты человек или демон ты по сути один и тот же продукт стереотипов общества оного или другого, ты подчиняешься определенным законам следуя фабуле неведомого сюжета неизвестного создателя, который может потешаться над нами, а может время от времени отстраненно наблюдать с полным равнодушием равно также как мы смотрим на муравейник, не вдаваясь и не пытаясь понять устройство их каждодневной жизни. Для нас они мелкие твари, таскающие что-то, постоянно работающие, уничтожающие и созидающие, борющиеся друг с другом за право жить и умереть в скором времени. Красиво. И уродливо. Все это пустые домыслы лишь потому что ты не думаешь об этом, когда подымаешься с постели, холодной и пустой, слишком большой для тебя одного, для такого маленького человека, деяния которого превышают фигуру в сто крат. Твоих преступлений хватит на десяток жизней таких как Тедд Банди, и на двадцать таких как братья Оуэны. И что с того? Тебя это волнует мало. Ты подымаешься с постели, когда на улице темно, время для тебя не играет существенной роли в этом мире, оно вообще иллюзорно для тебя, тем более сейчас, когда магазины открыты двадцать четыре часа в сутки, когда все можно достать в любое время дня и ночи, когда сама ночь стала ярче любого дня и потому единственное о чем ты жалеешь – звезды. Теперь их невозможно увидеть. Открыть глаза, посмотреть на потолок в желтых пятнах, услышать как капли воды падают из крана и с шумом сравнимым с канонадой на День Независимости разбиваются о плиту раковины, тяжело вздохнуть, откинуть одеяло и посмотреть на кучку таблеток рассыпанных по тумбочке, взять пару марок кислоты и вместо утреннего кофе положить их на язык, довольно улыбаясь и вновь постепенно погружаясь в свой маленький мир психоделической реальности происходящего вокруг. Ты смотришь на себя в зеркало и понимаешь, все это лишь твоя и ее иллюзия, наркотики давно перестали действовать, так как надо, героин не вызывает того чувства нереальности происходящего, когда мир отодвигается в сторону и ты наконец обретаешь покой, барбитураты лишь раздражают сильнее неприятным послевкусием отдаваясь на небе, не имея никакого эффекта, метадом, МДА, СТП, псилоцин, черт возьми, да что угодно – все лишь твои собственные иллюзии. Ты сам для себя стал наркотиком, для себя и для нее. Она здесь, она помогает тебе, нежно касаясь сознания, болью отдаваясь в каждом члене теле. Язык проводит по пересохшим губам. Как же хочется пить. Жажда нестерпимая. Жажда нового или освежить воспоминания. Рука невольно касается собственной груди, когда ты смотришь на отражение в зеркале, а губы там улыбаются. Вы любите друг друга больше чем могла бы быть любовь, и ты прекрасно понимаешь, что это ненадолго. А сейчас – повернуться в сторону двери, заметить новые конверты, вытащить один и улыбнуться. Такой непримечательный снаружи, а внутри послание с гравировкой и позолотой. Порвать и выбросить в унитаз это приглашение, ты помнишь адрес, помнишь участников, их маски не обманут тебя, их природу ты знаешь хорошо. Падая вновь на жесткий матрас и смотря уставшими глазами в потолок с желтыми пятнами, ты вспоминаешь насколько сладким все-таки является грех. А грех и есть ты.
Apollon: Холодно. Март – месяц обмана, ведь теоретически уже весна, но до настоящего тепла еще так далеко… Резкий ветер пресекает любые попытки солнца выбраться из-за серого свинцового покрывала облаков, а бесконечно секущий землю мелкий колючий дождь вздувается при порывах ветра темной серой волной. Холодно. Улицы пусты, каждый постарался найти себе хоть какое-то убежище и, кажется что все вокруг мертво… не дома - надгробные плиты, не деревья – скелеты, тянут вверх тонкие длинные пальцы и царапают небо, не люди, а лишь тени… Холодно. Хотелось погрузиться, окунуться в тепло, утонуть в уютных объятиях большого глубокого кресла, выпить чашечку ароматного кофе, но не в кафе и не в ресторане, только не там, праздные лица и пустые глаза вокруг Десмонд не выдержал бы сейчас ни при каких обстоятельствах. А дома сейчас никого, прислуга конечно не в счет, куда она денется, в замке нет никого из родных - ни отца, ни брата… Тогда что же? Прочь в промозглый темный вечер, будто не рождающейся, а скорее умирающей весны? Ловить губами обжигающе холодную изморось и вязнуть стынуть в ней, замирая, засыпая… Десмонд встряхнулся, слез с подоконника, где вот уже больше часа сидел и грустил, обняв коленки и пытаясь согреться. Не спеша зашел в гардеробную, выбрал очередной черный, беспросветный как надежда в аду, костюм, рубашка как всегда белоснежна и безупречна, туфли, удавка галстука и он прекрасен и неотразим просто до тошноты. А давайте поиграем в людей? Десмонд взял телефон и вызвал себе такси. Так интересно, необычно… это даже не спуститься в гараж и самому сесть за руль, это – зависеть от людей… будоражащее впечатление. Зависеть от девушки-оператора, которая устала за долгую смену и у которой дома больной ребенок, а нянька хочет уйти пораньше, чтобы успеть забежать в магазин купить что-нибудь к ужину для своего деспота мужа... Зависеть от водителя такси, скорее всего индуса или араба, сейчас в таксопарках их большинство, а может даже русского, который смешно разговаривает и почти не знает города… В половину девятого демон уже стоял под козырьком подъезда своего дома на West End Ave, где он останавливался, если случалось жить в Городе. Без пятнадцати такси еще не было, и от нетерпения и медленно закипающего недовольства Десмонд начал шагами пересчитывать те несколько ступеней, что вели ко входу в фойе. Поймал себя за этим легкомысленным занятием, недовольно нахмурил тонкие черные брови и остановился. ...Водитель просто не знает к кому он опаздывает… и даже не подозревает, как я сведущ в ядах... Мысли о зельях успокаивали. Младший Трэнтон прищурился, и принялся мысленно подбирать компоненты снадобья – чтобы медленно, и о-очень больно… Будто услыхав его мысли, разбрызгивая лужи, желтый автомобильчик вырулил из-за угла и остановился, замигал фарами. Десмонд нырнул внутрь довольный тем, что, наконец, укрылся от ветра, который свистел и завывал вокруг машины, заглушая шум водительского радио и раскачивая антенну. Весь день дождь боролся со снегом, и все же вынужден был сдаться – сначала тонкой завесой, а затем плотными вихревыми потоками, кружившимися впереди авто, снег брал в плен и создавал необходимый антураж... И лишь отвлекаясь на этот самый снег, на эти обрывки газет, которые приведениями вдруг выныривали из этой весенней метели, Десмонд пытался избавиться от мысли о том, что игра в натурализм, то есть в людей, была глупой и к тому же крайне неудобной. В машине пахло прогорклым сигаретным дымом и искусственной химией освежителя воздуха, смешиваясь, они лишь подчеркивали безобразность ароматов и в зародыше убивали дорогую парфюмерию демона. Водитель пытался пару раз заговорить с ним, но вскинувшись в одной из попыток и, поймав в зеркале взгляд абсолютно черных глаз, как-то странно побледнел, выпрямился, пробормотал: «Да, сэр» и молча уставился на дорогу. Десмонд усмехнулся и попытался удобнее устроится на продавленном сиденье, мысленно делая себе пометку – никогда не ездить в такси… Но все же не выдержал - вышел на одном из перекрестков и прошел оставшиеся до клуба полквартала пешком, навстречу завывающему ветру, нагнувшись и глубоко спрятав руки в карманы тонкого пальто. Чарльз будто стоял за дверью – уже через мгновение, после того как младший Трэнтон шагнул на крыльцо, она приветливо распахнулась, и демон оказался внутри. Через обшитый красным деревом холл, под люстрой со множеством свечей – дань традициям которая должна была указывать на многовековую историю заведения… Дес уже не обращал на эту архаику внимания – по логике этих людишек выходило что его рара должен ходить в хламиде апостола. Двойные двери библиотеки были распахнуты на три четверти, и, надеясь провести вечер наедине с редкой книгой и не менее привлекательным сейчас стаканчиком бурбона, Дес толкнул одну из створок и удивленно вскинув бровь остановился на пороге. Это была темная комната, где светились лишь случайные островки – читальные лампы. На дубовом паркете лежал отблеск более густого света, и слышны были потрескивания березовых поленьев в огромном камине. Спасительное, обволакивающее тепло разливалось по всей комнате. Но…рядом сухо и слегка нетерпеливо зашуршала газета… ….Гремиссон со своим «The Wall Street Journal». А вон Амадеус.. еще дальше в углу чья-то тень, и вон у книжных стеллажей… черт, пришел посидеть в тишине… Подошел Чарльз и помог ему снять пальто, бормоча что-то об ужасном вечере: прогноз обещал сильный снегопад до утра. Десмонд вежливо согласился с тем, что вечер действительно выдался ужасный, особенно для марта месяца… Настроение было безнадежно испорчено, стоило ли ехать в таких поистине адовых условиях через полгорода, чтобы слушать, как хрустят чужие газеты или как покашливает Хаус! Десмонд покрутил головой, дернул ослабил узел галстука, обвел взглядом большую с высокими потолками комнату. Ненастный вечер, потрескивающий огонь и… Церемониал? Трэнтон заметил начавшиеся приготовления и заинтересовавшись, втянув носом воздух. ...Да, вот оно... - демон явственно почувствовал пряный оттенок чьего-то страха, что плыл по комнате словно дым тонких сигар, соседствуя с волнением и обволакиваясь множественным вожделением. Тонкие ноздри демона затрепетали, красиво очерченные губы изогнулись в плотоядной усмешке. Что ж может вечер не так уж и плох?
Black Mamba: Работаработаработаработа. Одно слово, которое повторялось изо дня в день. В работе она себя топила. На работе фактически жила, выбираясь из своего кабинета только для того, чтобы проверит зал, проверить девочек, договориться с поставщиками. Но опять же – работа. Таня просто не желала развлечений, ей нравилось это чувство смертельной усталости под вечер. Когда падаешь на огромную кровать, холодную постель, которая в свою очередь всё чаще стала заменяться на кожаный диван, стоящий в огромном кабинете. Сейли перестала быть похожа на ту роковую красавицу, сражающую мужчин одним взглядом. Мало похожа на тех самых леди-босс, которых так часто показывали в фильмах. Нет времени на личную жизнь, и не особо хочется. Предельно сдержанный рабочий вид, усталое лицо, самого бледного цвета, синяки тщательно скрытые под толстым слоем тонального крема и пудры. А сейчас Блэк решила устроить себе небольшой перерыв, понимая, что если она не выпьет кофе и хотя бы пару часов не отдохнёт от бумаг, компьютера и телефонных разговоров, то просто сойдёт с ума, и можно будет отправлять её к Джо в психлечебницу, в соседнюю палату. Хотя, на самом деле это была не такая уж плохая перспектива. Быть рядом с тем, кто тебя понимает, и кого понимаешь ты. В отношениях с ним Таню привлекало то, что не было запретов, было одно сплошное безумие, которое она освобождала из себя. Ведь что может быть прекрасней того, когда ты становишься самим собой, когда нет границ и запретов. Таня поднялась из кресла, разминая затёкшие мышцы спины. На ней были одеты уже ставшие привычными чёрные брюки с острейшими стрелками, простая белая блузка и туфли на высоком каблуке. Вот в принципе и всё. На руке сверкали тонкие и изящные Cartier, которые Таня беспрестанно вертела. На её столе стояла чашка с дымящимся кофе, в который добавили пару капель коньяка. Оперевшись на стол, Таня делала небольшие глотки, просматривая при этом почту, которую ей ежедневно приносили. Собственно говоря, ничего интересного, всё то же самое. Изо дня в день. Каждый раз. Сейли отставила в сторону чашку, и теперь в её руках была зажигалка, а в правой руке странное письмо в белом конверте с её фамилией, выведенной каллиграфическим почерком. Недолго думая, женщина вскрыла конверт, чувствуя, как отчаянно и сумасшедше бьётся её сердце, ведь она уже догадывалась, что это было. Клуб. Тот самый клуб, куда она мечтала попасть, но сделать это было почти нереально. О нём мало кто знал, но кто узнавал, сгорали от нетерпения оказаться участником его игр снова и снова. Исключением Таня не была. Но она ещё не стала членом этого клуба. Всё, что раньше доводилось ей о нём знать, было наполнено слухами, это было странно, непонятно, необъяснимо. Првикус греха на губах, жажда чего-то запретного. Пробежавшись глазами по золотистым строчкам, Таня ухмыльнулась, после чего письмо было сожжено и пепел быстро убран. На столе стояла маленькая коробка, которую хозяйка заведения поспешила раскрыть. Чёрная изящная маска и чёрное простое платье на брительках длиной до пола. Тот, кто присылал ей это, определённо успел узнать все её размеры. Через несколько часов за Таней заехала машина. Девушку аккуратно усадили на заднее сидение, завязав глаза тонким шёлковым платком, и заранее извинившись за такой жест. Ей было непозволено ещё знать, куда её повезут. Поэтому поверх маски и одели повязку. Сверху на Таню был одет длинный чёрный плащ, полностью скрывающий её фигуру, а глубокий капюшон защищал волосы от влаги и порывистого ветра, который в эту ночь бушевал. Чувствуя, что сердце её никак не может успокоиться, и впервые за последние несколько месяцев адреналин бушует в крови, Таня никак не могла успокоить дрожащие руки, и с силой сжимала маленькую сумочку, которая лежала у неё на коленях. Она глубоко дышала, пытаясь выровнить дыхание и успокоить нервы, но это у неё получилось лишь тогда, когда она почувствовала, как машина остановилась, а уже через пару мгновений для неё распахнули дверь, и с улицы послышался громкий шум машин и весенний холод марта. Сейли съежилась в своём плаще, но виду не подала. Мягкая и тёплая ладонь коснулась её талии, и аккуратно придерживаемая кем-то, Таня была сопровождена внутрь какого-то здания. И лишь в лифте с неё сняли повязку. Сейли стояла в окружении улыбающихся мужчин самых разных возрастов, которые смотрели на неё заинтересованно-маслянистым взглядом. Они скользили по её пышным формам, которые идеально подчёркивало выбранное кем-то платье, волосы ниспадали мягкими волнами на плечи и грудь, маня своей темнотой. И блеск зелёных глаз из-под маски лишнее сильнее влёк к себе. Таня нервно выдохнула, услышав рядом с собой чьё-то горячее дыхание, но именно в этот момент двери лифта распахнулись, и Сейли пришлось выйти. Её оставили перед массивными дверьми, которые тут же распахнулись. Сейли расправила плечи, улыбаясь тому, что они думают, будто бы она их никого не знает. О, да, как же. Всё те же старые-добрые друзья, члены её клуба. Даже маски вас не спасут. А вот её спасёт, да ещё как. Блэк скользнула языком по пухлым алым губам, ощущая приятное волнение внизу живота, чувствуя, как от прохладного ветра, грудь стеснённая лишь платьем, покрывается мурашками, а соски твердеют, а тело начинает гореть. Сейли остановилась, понимая, что на неё устремлены теперь все взгляды. Она смотрела на всех смело и с вызовом, внутренне содрогаясь оттого, на что решилась пойти. Ни единого слова, вся в ожидании. Ведь это вы её пригласили, а начинать разговор первой было не в правилах Сейли.
Malice: Скучное такси, скучная погода, скучный водитель, интересный до тошноты, вернее сказать, ведь болтает без умолку обо всем, о детях, о жене, о семье, о дальних родственниках, о том, что на Рождество его бабуля, впадшая в маразм еще лет сто назад, подарила валюту времен гражданской войны, он хотел было ее отнести нумизмату, но монеты рассыпались в прах, едва стоило взять их в руки, вот такая она жизнь, нечестная и несправедливая, так почему бы не поболтать о ней, хоть чуть-чуть, самую малость, чтобы затем сразу же забыть, что только говорил и досаждать пассажиру совсем несмешными анекдотами, по сравнению с которыми английский юмор просто образец настоящего смеха. Можно заткнуть уши, можно заткнуть водителя, достаточно встретиться с ним взглядом, или перевести на тему для него не очень то любимую, даже более того неприятную, почему бы нам не поговорить о платках, да именно о платках, их расцветке, фактуре, ткани, ведь то, какой платок у тебя в кармане играет большую роль при первом знакомстве, ты можешь вытащить грязные, перепачканный соплями, а можешь достать аккуратный белы, сложенный в квадратик, словно только-только он из стирки, или это будет платок с кружевом или инициалами, причудливым рисунком – милым – значит детский, либо ты отец, либо педофил, красивый – значит женский, либо у тебя есть жена, любовница или постоянная шлюха, либо ты гей. Сколь многое можно узнать по одной единственной вещи, которой мы так часто не предаем должного значения, а надо бы, каждая деталь нашего внешнего облика говорит за нас самих, не стоит быть телепатом и прощупывать подобно твари Лавкрафта мозг за мозгом, чтобы узнать, что из себя представляет человек по содержимому его карманов, одежде, манере поведения, какие универсальные языки, средства общения, передачи информации, передавать кою мы часто не хотим, и делаем это неосознанно. Голос кажется стих, или ему это показалось. Он невольно посмотрел в сторону водителя, да, действительно стих, машина сбросила скорость и остановилась в скором времени совсем. Стандартная плата, может чуть сбросил, клиент не заткнул его, а так хотелось, зато бедняга будет думать будто повстречал личного психолога и сейчас, пока будет ждать следующего клиента, тщательно начнет вспоминать где подобрал паренька, что ж, если повезет, он встретит его снова, а может нет, скорее всего – нет, ведь тот поднял руку только когда начался дождь, а до того неспешно шел, и вдруг заторопился, странный все-таки, лучше не встречаться, еще окажется извращенцем каким-нибудь и заставим глотать бензин из своего шланга. Таксист передернул плечами и подцепив очередную жертву своих неуместных шуток и гэгов продолжил обычный рабочий день. Паренек же, просто проводил машину взглядом, а затем пошел вдоль улицы, сильнее кутаясь в поднятый воротник кожанки, будто та могла спасти его от капель влаги, просочившихся с неба так не во время, словно по наитию, или нарочно, заставляя Джейсена хотеть оказаться в постели снова. И действительно, зачем ему нужно было выбираться, приглашение приглашением, но проигнорировать он всегда его мог, правила существовали только не для него, да он не был богат, как многие, он не принадлежал ни к одной знатной фамилии, и его участии в этих милых заседаниях, как называл он подобные встречи за глаза, началось с самого низа, а что еще может он желать, лишь стремиться к вершине, к которой и был проложен его путь, ведь для него нет запретов – вам угодно наркотиков, алкоголя, вы хотите раскурить опиум, почему бы нет мадам; да, месье, я всегда могу сделать то, о чем вы попросите; нет, мадам, я не испытываю угрызений совести, а ваша дочь, будет ли она в порядке, так невинна, так юна, почему вы не хотите лишить ее последнего довода Девы Марии, ведь он уже ей не к чему. Попасть и пропасть, стоило поставить это их девизом, многие стремились сюда, многие жаждали этого и только единицы получали доступ к золотой вершине Эльдорадо. Почему? Факторов было много, а он придерживался правила – меньше знаешь крепче спишь, все само собой раскроется, достаточно быть внимательным и держать язык за зубами. Это был не просто кружок кройки и шитья, который совмещался с практическими занятиями по камасутре и йоге, а также последним новинкам любовных извращений, здесь было все, и политика, и простые низменные желания, вы могли договориться о введение какой-либо реформы друг с другом, пока прекрасные наложницы делали вам минет, или же ваши отношения уже дошли до доверительной стадии настоящих любовников, но не только секс – нет, все это было бы слишком просто и скучно. Он обошел здание, вошел через черный ход, попадая в освещенный красными лампами коридор, кто-то обнял его сзади, прикрывая глаза, губы его расплылись в улыбке, в нос уже ударил запах эфирных масел, возбуждающих и дурманящих, многие только спешат сюда, а он уже в самой гуще событий, потому что знает, потому что должен знать изнанку всего этого, иначе бы удовольствие не было полноценным. Тонкие женские пальчики сняли с него мокрую куртку и зачесали мокрые волосы назад, легкий смешок, да это она, кто-то заставил пальчиками открыть его рот и положил туда тонкую пластинку, затем слегка толкая Джейсена вперед, чтобы тот шел дальше, они еще встретятся, обязательно встретятся, может это будет встреча тет-а-тет, а может их пригласит кто-то, или они решат устроить собственную забаву. Но кто знает, сегодня что-то будет, сегодня кто-то умрет, кто-то родиться, и может этот новый человек будет самым прекрасным явлением этой ночи, как мило. Секс? Нет, не только. Он прошел по коридору, расстегивая рубашку и оглядываясь проходящим мимо красоткам, они как обслуга, они как рабыни, только работают за работу, им самим это нравится, а что касается обратной стороны – однажды, это было в другом месте, он вышел где-то на рассвете вдохнуть воздуха, очищенного от порока, свежего летнего бриза, аромат цветов, аромат солнца восходящего из-за горизонта, поворот головы налево и вот лежит она, Мадонна двадцать первого века, обнажена и неприкрыта, брошена своим хозяином как сломанная кукла, с закатанными глазами, которые уже начали клевать вороны, клевать и пьянеть от морфия, ведь тело пропитано им как губка, этот сладковатый аромат ощутил даже он, даже ему захотелось выклевать прекрасные глаза, которые не смогла унести с собой смерть. Секс? Это слишком скучно, возьмите большее, возьмите масштабнее, извращеннее, просто желание оттрахать какую-нибудь нимфетку после этого покажется вам наискучнейшим занятием в мире, будто вы постарели и весь мир осточертел окончательно. Одна из девушек подошла улыбаясь, одела ему маску, черную, бархатную, едва ли способную скрыть лицо, но еще больше приковывающую внимание к глазам, ее ручка скользнула по груди его, провела вниз, ускользнула прочь, маня и приглашая за собой, туда, где будет представление, туда, где будет новая жертва, туда, где сотня, как минимум похотливых богачей уже лицезреют новый цветок, юную одалиску. Губы едва коснулись бокала с пьянящем бренди, внимание обращенное с ложи на зал буквально пожрало всех, всех тех, кто присутствовал, он знал их имена, знал где они живут, чем занимаются, практически все, разве что любимый цвет, да нравится ли им мороженое в вафельном рожке или нет – на этот вопрос ответить было сложно, остальное – пожалуйста. Зачем это ему, удовольствие всегда было удовольствием и оно вдвойне приятно, когда бывает еще и полезным. Юное создание склонилось к его уху и прошептала только губами – она. Какая грация, какая осанка, прекрасен стан твой, прекрасна ты сама, вкус надо признать у многих устроителей был странным, но вполне сносным, в этот раз они порадовали здраво. Джейсен наклонился чуть вперед, прикусывая губу в предвкушении, что же будет, что бы ни было, она привлекла его. Она привлекла их обоих. - Мы неназываем имен, - о как это скучно, как мучительно долго длиться эта речь, зачем условности, вы играете в богов здесь и подобно им предаетесь пафосу, зачем – быстрее к действию, вы только раздражаете толпу. Женщина в золотой маске, чья фигура была скрыта под плащом стояла напротив Тани, в окружении гостей, как в собственном королевстве. – Мы забываем их и даруем себе новые имена, прекрасные и чистые, порок которых не коснулся. Это честь – для тебя, это честь – для нас, но просто быть среди нас мало, нужно заплатить, последним, что у тебя есть, последним что стоит между тобой и нами. Деньги – они лишь пыль, сокровища – они тают и исчезают, никто не цениться как ты сама. Это последняя жертва, последняя воля, и ты обязана ее выполнить, если хочешь быть с нами, если хочешь отринуть прежние земные утехи, забыть о радостях мира во вне и думать лишь о нас, как о семье, как о любви и желании. Но кто назначит тебе плату и кто заставит тебя пожертвовать собой ради жизни. Я спрашиваю - кто?! Джейсен обвел взглядом присутствующих, где-то рядом, он словно увидел знакомое лицо, или ему показалось, все они были знакомы, но один выделялся. Что ж, узнает потом, кто это, почему его смазливая мордашка так и тянет дотронуться до нее куском разбитого зеркала, преобразуя человека в уродца извне. Вернутся же к красавице – о да, взгляды уже давно облапали, они прошли по ней, затронули все, ни единого живого места на теле не оставили. Ну что же вы, друзья мои, так нерешительно жестоки к этой диве, сегодня ее очередь петь луне и танцевать в эту славную вальпургиеву ночь. - Я! – он гордо посмотрел на вещательницу сей речи, затем перевел взгляд на Таню. – Пойдет дива со мной?
Apollon: Истории, истории, они бывают разные и их так много... грустные и веселые, страшные и скучные, длинные и короткие, интересные и не очень – они кружат вокруг нас, слегка касаясь или раня в самое сердце… Именно ради них Десмонд приходил в это старое темного камня здание вот уже на протяжении десяти лет. Про себя он называл это «пойти послушать» - довольно необычно для демона, который при желании может лично присутствовать при любом событии, где бы и когда оно не происходило. Он не знал, как появился этот своеобразный клуб, кто был его основателем – Десмонду было это не интересно. Однажды он попал сюда вместе с отцом, они собирались зайти ненадолго, но Дес в ожидании прохаживающийся по коридору попал в библиотеку, удивленно замер в дверях и не уходил уже оттуда до тех пор, пока не узнал - чем закончилась рассказываемая тогда история. Полный жажды познания, стремлением постичь и разобраться во всем Десмонд впитывал в себя окружающий мир словно губка. Зная, что есть и другие миры кроме этого, он верил во все, что ему говорили, что он читал, и во все, что могло создать его и без того богатое воображение. Заметив такой интерес мальчика, Люций просто подвел его к Чарльзу и сказал, что иногда его сын будет приходить и проводить вечера в библиотеке. Трэнтон-старший был не тем с кем можно возражать и спорить и потому, внимательно взглянув на него холодно-голубыми англосаксонскими глазами, оппонент просто кивнул, и торжественно пожав Десмонду руку, поприветствовал нового члена клуба. После уже Десмонд оценил превосходный винный погреб сего заведения и некую другую сторону жизни его членов, но лично он сюда приходил ради… хорошей истории. Когда несколько недель спустя Десмонд несколько нервно стукнул костяшками пальцев о дубовую дверь он ожидал, если честно чего угодно, от ласкового: « Тебе чего, мальчик?» до нахмуренных бровей и презрительно высоко задранных подбородков: « Что здесь делает этот ребенок?» Открылась дверь и тот Чарльз, который недавно пожимал его ладонь крепким сухим рукопожатием, внимательно окинул его взглядом и у Десмонда внутри вспыхнул, пошел расти огненный смерч – его не узнали! Унижение, от глупой ситуации в которой он оказался, будило ярость и злость такой силы что Десмонд готов был взорваться оставив на месте треклятого клуба лишь груду обломков, но глаза мужчины в этот момент потеплели, он слегка улыбнулся и сказал: «Мистер Трэнтон! Заходите. Я возьму ваше пальто». «Мистер» – решило дело в его пользу, и клуб остался стоять на месте. Чарльз, кем бы он ни являлся в этом клубе, довел его до библиотеки, но не сделал ни малейшей попытки представить юного демона присутствующим – сначала Десмонд счел это проявлением снобизма, но потом отбросил эту мысль. Двое или трое мужчин сами подошли и представились. Одним из них оказался Тревор Донахью, тогда это был молодой еще мужчина, с гладким довольным жизнью лицом и совсем без седины… Позже он начнет закрашивать ее, а в чертах бледного лица проступит печать порока… Позже именно он откроет Десмонду, что иногда в определенные дни и лишь для приглашенных, здесь ведутся истории совсем другого рода.… Иногда здесь почти не говорят, но, тем не менее, рассказ ведется и пишется… зачастую кровью и под аккомпанемент вывернутых наизнанку душ… Сегодня, не аристократично засунув руки в карманы брюк, Десмонд стоял в окружении изнывающих, алчущих, жаждущих и истекающих желанием самцов, которые увидели свою Пиньяту. Они уже приготовили свои.. гм.. биты Десмонд ухмыльнулся в сумраке библиотеки, но почувствовал чей-то взгляд и обернулся. Бледный лик в полумраке ни о чем не сказал ему, а резкий голос, разорвавший шелест разглядываний куклы в центре, заставил демона поморщится. … Куда ты торопишься, Ангелок? Хочешь быть первым? не любишь second hand? Так по тебе не скажешь, по твоему виду кажется, что и жизнь-то ты доживаешь чью-то.. Сам Десмонд решил не торопиться, обернулся, сделал шаг в сторону и тут же в темноте - легкий шелест шелка и к нему скользнула миниатюрная Идзуми. Десмонд вдохнул легких прохладный аромат ее духов, провел рукой по выпуклому рисунку шитья на шелковом рукаве ее кимоно… - Идем, я замерз.. – и увлек за собой в одну из комнат.
Black Mamba: Стоять под пристальными взглядами всех этих мужчин и женщин, стать центром их внимания, чувствовать, как противные липкие взгляд из-под разнообразных масок скользят по её телу, затянутому в плотную ткань платья. Таня ощущала, как эти похотливые, маслянистые взгляды проникают под одежду, прорываются сквозь заслоны маски, хватают её лицо «руками». Для них она очередная кукла, игрушка, но какой цены и красоты. Пафосная речь этой мисс, хотя в реальной жизни она уже давно миссис, не произвела на Сейли никакого впечатления. Она прекрасно осознавала, на что идёт, приезжая сюда. Она знала, что и половина собравшихся здесь не знают того, что может она, но были и исключения. Блэк чувствовала их запах, выцепляла из толпы пристальным взглядом изумрудно-зелёных глаз и понимала, что именно они могут дать ей то, чего она хочет. Все эти министры, чиновники, миллиардеры просто прикрывались высокопарными словами о чём-то необычном, неземном, а на самом деле они стремились к одному – потрахаться. Как следует. Жёстко, может быть с некоторыми извращениями, но на большее они не были способны. Кишка тонка. Да, их лица скрыты масками, но их глаза видны, и это единственное, что было нужно Сейли, чтобы понять о чём они думают и чего хотят. Ожидание становилось томительным, никто из них не решался взять на себя ответственность научить её, да-да, именно научить, подарить те самые неземные, нечеловеческие блаженства, помочь окунуться в негу истинного разврата. Тане хотелось рассмеяться в голос. О, она-то думала, что они будут чуть смелее, а она чуть трусливей. Блэк едва заметно повела точёнными плечами, отчего ткань на груди натянулась ещё сильнее, обрисовывая контуры груди, и затвердевших сосков, на которые тут же устремились сотни глаз. Эта толпа в разноцветных масках, по большей степени уродливых и отталкивающих, облизнули свои пересохшие губы, сами не понимая, почему их так влечёт к этому свежему мясо, что даже ещё не было испробовано на вкус. Но каждый интуитивно понимал, что для этой женщины нет никаких границ, она переступит их также легко, как сегодня переступила порог этой цитадели зла и порока. Она не боялась, ни слов, ни действий. Дайте только возможность, и она её использует с умом. Роптание масс было прервано голосом, который вызвал у Тани странные ощущения. Если бы её тело не было сковано предвкушением, она бы с удовольствием провела рукой по шее, соскользнув на грудь, ниже на живот, и прикрывая глаза от удовольствия. От одного этого голоса хотелось стонать и умолять не останавливаться. Словно лезвием по бархату, холод и мягкость. Сейли представляла всё это в своей голове, устремив взгляд на обладателя этого голоса. Даже его маска не утаила от неё красоты этого лица, да и зачем, когда она видела эти пронзительно голубые глаза, что смотрели на неё с вызовом и одновременно покорностью. Это был тот человек, что относился ко второй половине. Кто с лёгкостью переходил границы, кто-то, кто мог помочь ей превратить в жизнь любое желание. - Разве у дивы есть выбор?.. Кажется, никто больше не изъявляет такого желания, - проговорила Таня, приподнимая уголок губ в нахальной улыбке. Толпа мигом перевела свой взгляд с Крига на женщину, удивлённо замолчав. – Но почему кто-то должен выбирать меня, ведь мне платить цену… Я хочу, чтобы своё желание и цену, предоставил он, - Сейли кивнула на Крига, - и он… - Тонкий изящный пальчик, с длинным и острым ноготком, был направлен в сторону молодого человека, что медленно уходил в сторону с хорошенькой азиаткой, которая кажется, обещала ему выполнить, что он захочет. Наглость была присуща Сейли, и женщина решила, что можно действовать и дальше. - Ваше платье, - сухо заметила Мисс, коротко кивнув Тане. Мамба немного нервно дёрнула головой, снова ощущая себя той проституткой, что была раньше, но пожелание исполнила. К ней подошёл мужчина в маске, который медленно расстегнул молнию на спине и тут же отошёл в сторону. Присутствующие замерли, они думали о том, оправдаются ли их ожидания или нет. Блэк глубоко вздохнула и медленно стянула с плеч лямки, после чего чёрный шёлк соскользнул по обнажённому загорелому телу, укрывая изящные ступни. Мамба предстала перед публикой лишь в одних чёрных трусиках, которые лишь будоражили распалившееся воображение, и чёрных чулках. Это было всё, что оставалось на этом божественном теле, не считая чёрной татуировки в виде змеи на лопатке. В этом полумраке она казалась настоящей, свернувшаяся в клубок опасность, готовая в любую минуту атаковать. - Что ж, посмотрим, что вам скажут…
Malice: - Кажется, она любит игры, - тонкий язычок, коснулся его уха, рука скользнула вниз живота, не в силах сдерживать сексуальное желание нимфетки, для таких как она групповое изнасилование было как минимум райским блаженством. Джейсен снисходительно улыбнулся. Делайте, что считаете нужным, стоните от боли того, что вам никогда не достанется. Он чувствовал ее желание, ее похоть, то как уже затвердели соски и между ног была влага, готовая заключить любого, мужчины или женщину, в круг своих посвященных, едва худощавые брови раздвинуться, открывая путь в Эдем. Но нет – она не желала кого-то любого, она хотела его, и об этом настойчиво говорил ее ревнивый писклявый голосок, ее ловкий языком, обводящий ушко, проходящий по виску и рискующий снять маску, ненужную, и все же необходимую. Пусть старается, пусть стенает, внимание приковано отнюдь не к ней, шаблонной потаскухе богатых родителей, а к возможно призрачному видению этого зала, ведь наглость, упорство, знание, и что-то такое манящее было в этой женщине, что привлекало не только человека, но и того паразита мира хаоса что зиждилась в нем. Знакомая мелодия. Знакомые тона. Слишком соблазнительно, чтобы отпускать. Джейсен отошел от края балкона, ухмыляясь, подошел к стоящему зеркалу, а затем вышел из другого, уже внизу, установленного на стене, рядом с тем местом, где вокруг обворожительной фигуры Сейли столпилась толпа похотливых людишек, не представляющих себе истинного удовольствия жизни. Не ожидая появления кого-либо с их стороны, люди расступились несколько удивленно смотря на молодого человека, разглядывая малейшую черточку лица, скрытого маской, стараясь поймать взгляд пронзительно голубых глаз, закусывая от зависти губу, при взгляда на тело, едва прикрытое расстегнутой шелковой рубашкой, уже высохшей от дождя, но еще прилипающей и очерчивающей контуры. Взгляд на Таню, два шага вокруг нее, посмотреть на красоту тела, которую редко встретишь, затем перевести внимание на того, на кого она указала. Какая приятная встреча. Голова чуть закружилась, черное пятно на спине приняло форму странного узора и медленно стало подтягиваться к шее, образуя что-то наподобие ошейника. - Желание, цена, какие скучные понятия, вы не находите? – он усмехнулся, одергивая плечами. – Я могу предоставить вам свое предложение, вы можете сами просить чего угодно, не смотрите на них, они, - он обвел руками присутствующих, - желают только одного, я могу дать куда больше, жаль никого еще не было из желающих. Джейсен искоса взглянул на демона, широко улыбнулся. - Но зачем нам спорить и выдвигать для столь прекрасной богини свои условия и заставлять ее решать, когда она, на правах богини, может насладиться обоими. Криг отвел взгляд в сторону, опустил голову и усмехнулся. - Он может дать вам удовольствия тела, а вот что душа, - шаг к Тане, взгляд в глаза, голубой превращается в синий и будто сам становится источником света. – Не продав, не получишь, гласит китайская поговорка, мы может это опровергнуть, соединив в себе что-то или кого-то. Порой мы сами не понимаем чего желаем, и малейшее отступлении от правил уже доставляет радость, и все останавливаются на этом, почему же не пойти дальше, почему же не получить всего того, чего желаешь. Со мной и с ним. Джейсен отстранился, а затем громко обратился к Десмонду. - Твоя азиатка никуда не денется друг мой, ты найдешь ее в постели с кем-то, равно как никуда не делась и та актриса, которая на всю жизнь до самой смерти помнила тебя, - на губах появилась странная, сродни сумасшедшей улыбка.
Apollon: Рядом тихо вскрикнула Идзуми. Десмонд медленно повернул голову, взглянул на нее, и в следующее мгновение понял, что он так сильно сжал ее локоток, что грозил вот-вот сломать смять хрупкие человеческие косточки. Тонкая словно вырезанная скальпелем улыбка и демон разжал пальцы, сказал тихо, почти шепотом: - Иди к себе, я скоро приду… Проводил взглядом быстро удаляющееся в полумраке светлое пятно ее кимоно и так же медленно вновь повернулся, словно василиск посмотрел, обвел взглядом присутствующих.… Задержался на лице молодого человека, рискнувшему обратится к нему через всю гостиную. Теперь, а скорее уж после его слов, он вспомнил кто это. И где видел его раньше. Вспомнил голубоглазого ангелочка, который однажды преданным собачьим взглядом провожал предмет своего обожания. - Простите, не узнал вас без привычного антуража…ведь тогда у вас была швабра, мсье… - усмешка, которая могла соперничать с трещиной рассекающей айсберг.. – и знаете, она вам шла… Упоминание Айрин неприятно отозвалось в памяти, ведь он тоже некоторое время вспоминал ее, но скорее с досадой, он поддался тогда, пошел на поводу у эмоций.… С гордо поднятой головой он ушел, удалился в тот вечер, оставив бедную девушку во власти некоего симбиота. Именно с ним не захотел, побрезговал связываться тогда Десмонд. Привыкший всегда и во всем диктовать именно свои условия и волю он не собирался отнимать игрушку у других.. не счел это «нечто» достойным внимания соперником… ...Значит, эта тварь расправилась с ней.… А этот ангелок? Как он пережил потерю своей примы? Захочет теперь схватиться со мной? Неужели безумен? С демоном… и эта глупышка туда же.. Наконец Десмонд соизволил более внимательно посмотреть на девушку, что сегодня мнила себя Клеопатрой. Она была красива, несомненно. Темные влажные глаза лани, высокие скулы которые придавали ее лицу что-то восточное… полные сочные лакомые губы, тонкий красивый нос… Смоляные густые волосы которые она одним королевским движением распустила по плечам красивого сильного тела.. Этим телом хотелось обладать, хотелось оставить на нем свой след.. но то, как она бесстыдно предлагала себя… словно кошка по весне, она каталась, выкатываясь перед сворой оголодавших кобелей и потому считала, что на правах самки может выбирать.. что может по примеру Клеопатры приближать и даровать себя.. ...Ты хочешь меня, Клео? А знаешь ли ты кто я? Задумывалась ли ты когда-то, что будет с простой смертной, оседлай она демона?... Он приходил сюда несколько раз именно в «специальные дни» как называл их Тревор, и после нескольких проб и ошибок остановил свой выбор именно на Идзуми, маленькой изящной девушке с Окинавы. Она не была такой уж красавицей, но, имея тонкие правильные черты лица, дочь востока привлекала к себе внимание. Ее умения и фантазии хватало даже для демона, а то, как она преподносила себя, как всю себя отдавала, как старалась во чтобы то ни стало, доставить наслаждение... Трэнтону нравилась ее молчаливая улыбка, ее почти всегда опущенный взгляд, ее гибкое изящное тело, дарящее ему мгновения удовольствия.. И именно с ней он был человеком, с маленькой даже хрупкой Идзуми — человеком. Постоянство обязывает к условиям, и если он снова захотел бы прийти сюда и увидеть ее робкую, быть может, даже чуть таинственную улыбку, он должен был держать себя в руках. Лежа на холодном шелке ее постели, лаская, а может быть, тираня ее тело, он оставался все тем же красивым молодым аристократом, золотым мальчиком, который иногда появлялся здесь, чтобы на несколько часов или ночей уединиться с прекрасной гейшей. Но сегодня с ним кажется, решили поиграть. Сегодня кто-то решил, что за юным обликом Десмонда может таиться что? неопытность? жажда юности? или максимализм, приправленный гордыней хрустящих банкнот? Эти двое решили затеять небольшое приключение. Она - с телом и лицом богини играла с ними в кошки-мышки, выбирая.. или быть может она решила оказать Десмонду услугу и одарить со своих щедрот? И Ангелок.. - слишком опрометчиво сказал он, будто между делом сей богине - … со мной и с ним.. ...Ошибка, здесь закралась о, герой - любовник.. ни в коем случае не стоит вам принимать решенья за меня... Итак, игра.. ну что же.. - Извольте, я с Вами, господа,... Мисс.. — он поклонился, поцеловал протянутые пальчики, - я лишь хотел уточнить один момент – улыбка вернулась на его бледное красивое лицо – ни слова о пощаде, ни до, ни после… Ведь ее просто не будет..
Black Mamba: Итак, дамы и господа, прежде чем начать наше шоу, позвольте задать вам несколько вопросов. Точнее он будет один, но зато какой обширный! Что вы знаете о: боли, лжи, сексе и удовольствии? Я думаю, что большинство сейчас начнёт распространяться об этом из аспектов чуть глубже, а о другом нет, и так продлится до бесконечности. И ни один из вас не будет близок к той истине, которую знала Таня. Об этих четырех вещах она знала не понаслышке. Она пользовалась ими, изучала от и до, и точно знала, сколько надо лжи, чтобы причинить боль, какую порцию удовольствия может принести секс. Ну или же… Сколько боли можно вытерпеть при занятиях сексом, чтобы получить ни с чем несравнимое удовольствие, как тебе надо солгать, чтобы распалить воображение своего партнёра. Когда Сейли указывала на этих двоих, она делала ставку на три вещи из четырёх. Молоденький красавчик всем своим видом дал ей понять, что она влипла по самые чудесные ушки, а взгляд голубоглазого бога пообещал ей то, чего она ещё никогда не испытывала. Таня следила за тем, как эта опасная кошка приближается к ней, щуря глаза, облизывая слишком пухлые и невинные губки, для такого порочного лица, и о чем-то говорит. Он говорил загадками, но Сейли чувствовала, что без вмешательства высших сил на этот раз не обойдётся. Волна удовольствия скользнула по обнажённому телу, и Сейли почувствовала, как тонкая ткань ажурных трусиков стала влажной. Девушка нервно сглотнула, бросив быстрый взгляд на того, кто с таким презрением смотрел на неё. Чувство горечи и легкой обиды засело в Мамбе и она ещё больше уверилась в том, что не откажется от своего решения, и что эти двое, хотят они того или нет сегодняшней (а может и не только) ночью будут с ней. И самое поразительное состояло в том, что и они не подозревают о том, с кем связываются. Мамба расправила плечи, её губ коснулась лёгкая ухмылка, она поставила одну руку на бок, а вторая свободно легла на бархатную поверхность крутого бедра. - О чьей именно душе вы ведете речь, мой друг? Вы правы, не стоит толковать о цене, когда можно поговорить о товаре, который бесценен, - Таня улыбнулась одними лишь уголками губ. После этих слов она перевела своё внимание на молодого человека, что был красив как бог и порочен как дьявол. Несмотря на его молодость, бросавшуюся в глаза, среди этого сброда далеко за сорок, Таня почему-то была уверена в том, что именно он, и никто иной знает, что делать. Женщина поняла, что она сделала правильный выбор. Но почему ей так хочется доказать, что и они не пожелают о том, что не отказались. Блэк поняла, что она из кожи вон вылезет, чтобы доказать, что эта девица в кимоно, покорная и послушная, просто никто в сравнении с ней. Ревность, необузданная, женская гордость – непокорная, чувства, с которыми сейчас Сейли даже не пыталась бороться, она всячески их распаляла, зная, что в итоге будет куда интересней, чем, кажется сначала. Таня улыбнулась юноше, когда его губы коснулись её руки. - О какой пощаде может идти речь, когда все мы добровольно ступили на этот скользкий и тайный путь?.. – Загадочно вопросила брюнетка, склонив голову набок, и продолжая улыбаться. – Никакой пощады и слова «нет». Чтобы ни случилось. Она чуть приподняла подбородок и сверкнула белозубым оскалом, мало похожим на очаровательную и дружелюбную улыбку. Перед троицей появился, словно из ниоткуда мужчина, который молча взмахнул рукой, предлагая следовать за ним. Поведя обнажёнными плечами, переступив через платье, сейли двинулась медленной и плавной походкой за ним. Она даже не обернулась назад, прекрасно зная, что спутники следуют за ней. Они вскоре остановились перед высокими и массивными дверьми, которые тут же распахнулись, предоставляя всеобщему вниманию огромную комнату с высокими потолками. Ничего необычного: громадная кровать, на столбиках, выполненных в виде львиных лап, напротив нее в трех метрах глубокое и довольно широкое джакузи, вместо множества маленьких, одно большое французское окно, а за ним выход на террасу. - Помните, что запретов не существует вовсе, - произнес их провожатый, и с поклоном удалился, не закрывая за собой дверь. Таня впервые в жизни застыла в нерешительности. Она чувствовала, что сейчас далеко не её ход… Мамба сделала несколько шагов вперёд, вслушиваясь в стук собственных каблуков по мраморному полу. Сейли подошла к окну, резко дёрнув на себя стекляную дверь, что сразу же распахнулась, пропуская в комнату поток свежего прохладного воздуха. Легкий ветер трепал чёрные, как смоль волосы. Таня медленно обернулась и из-под маски сверкнули два изумрудно-зелёных глаза. - Так кто и что говорил о цене, душах и пощаде?..
Malice: Ни слова о пощаде, ни до, ни после… Губы Джейсена расплылись в улыбке, как ловко этот знакомый незнакомец играл словами, как много и мало в одно время придавал им значения, ведь следовало только сказать такое такому человеку как Криг и вы обречены. Пощада? Что ж, он будет о ней молить, но со скрытым лукавством, улыбаясь и смотря на распростертое тело демона у своих ног, или все будет наоборот, а еще же не следует забывать о прекрасном видении, так открыто явившей себя этому жалкому обществу неудачников, начинающему утомлять его с каждым новым приходом сильнее, чем может утомлять каждодневная порция эфира с утра, потом под вечер ты словно в ирреальном мире, однако все рано или поздно надоедает, и даже истории в духе той, когда два белых медведя трахали танцовщицу из стриптиза казино «Цирк, Цирк». Взгляд изучал тело стоящей перед ним девушки, скорее для условности, скорее для сравнения, сколько их было и сколько может быть и все они попадают в ту или категорию, то хрупкие как лепестки алых роз, то дерзкие как сами шипы, то соблазнительные, будто целый бутон, или же прекрасный как сам цветок, лежащий подле тебя на атласных подушках и вздыхающий от одного лишь прикосновения кончиками пальцев. Не наслаждение, боль – вот истина в его лице, а если вы хотите похоти, то лучше обратитесь в бордель, там пошлость, похоть, разврат открытый и нецеломудренный правят балом, но все так вычурно порой, будто обилие сливок на праздничном торте, когда повар перестарался и все выглядит мерзким и противным, тебе хочется попробовать, но только закрытыми глазами, не думая о том, чего ты касаешься рукой и что лосниться к языку, будоража вкусовую фантазию рецепторов. Глаза, если бы такое было возможно, впивались в тело идущей впереди девушки, уже очерчивая контуры, уже выстраивая мозаику и картину действий, а потом сразу же разрушая ее отбойным молотком безумия, которым был охвачен этот человек. Если бы кто-то сказал его матери, когда она ходила тяжелая, держав в утробе его, что из маленького голубоглазого ангела, явившегося однажды на свет получится тот самый призрак, что жаждет все на свете, не брезгуя ничем и никем, не опускаясь до философии эпикурейства и презирая чистый гедонизм, что он окрасит руки в кровь настолько, насколько может она впитаться в кожу, доставая до самых вен, сливаясь вместе с его кровотоком и разнося заразу греховности человечества, делая его сосредоточием всех грехов; скажи ей кто-то так, как бы она поступила? Нормального пути не было и не будет, все было бы как в старых добрых романах или фильмах ужасов, а может мы уйдем немного в саспенс, ведь говорить сейчас об ирреальности происходящего так модно, к тому же наш объект уж слишком не условен для мира этого. Ножом по сердцу мать твою убей, чтобы она взяла ножницы и резкими движениями, под шум воды и запах дешевой соли и шампуня, разрезала чрево, из которого рожден должен был быть ты. Неведомый провожатый скрылся будто и не было его. Так оно заведено здесь. Порой прислуга более полезна и более приятна, чем все те, оставшиеся в зале, сжимающие ткани своих одежд и представляющие картины различных фильмов просмотренных ранее. Дешевое порно в их головах сменяется не менее дешевыми движениями рук, когда они разойдутся и будут, якобы, вкушать истинные прелести этого клуба. Девушка открыла окно, легкие шторы под властью ветра поднялись и на миг окутали ее, прикрывая изящную и прекрасную негу тела. Будто сами духи воздуха решили укрыть эту странную падшую Венеру от глаз двоих нечестивцев. - Да, о душе и плате, пощады ведь не просим? - Джейсен подошел со спины к Десмонду, задавая вопрос в чуть насмешливом тоне на ухо, губы коснулись шеи демона, быстро проводя по коже языком, а глаза все также смотрела на Сейли, не обрекая никого на недостаток внимания. – Немного пространных удовольствий, вина и сладкого эфира, - он направился к Тане, будто не хотя отрываясь от демона, на ходу скидывая рубашку. Пальцы коснулся ткани белья, едва расстояние было преодолено. – И чуточку боли, ведь нравится это и вам, и ему, - глаза свернули в сторону Десмонда, будто одурманенные неведомым наркотиком. Рука забралась в волосы девушки, натягивая их и заставляя откинуть Сейли голову назад. Рисунок со спины юноши переместился к шее, начиная отсвечивать синевой, продолжаясь на руку, но пока не решаясь соединить в себе двоих.
Apollon: Полночь. Черные с проседью волны с тихим шорохом набегают на берег, море и небо встречаются на тонкой грани горизонта, и в ярком сиянии звезд, сливаются друг с другом… лунные блики на всем… Неслышно, медленно приближаясь, ступает по гладкой отполированной гальке, словно по ковру. Опускается рядом на постель из брошенного шелка одежд и замирает, внимательно глядя…Моя спина прижата к камням, руки неловко скользят по гладкой ткани, а я не могу отвести взгляда... Я вижу едва заметную улыбку в серебристой глубине глаз... Светлые ресницы вздрагивают, вздох и чуть нервное покусывание губ… я подаюсь вперед и осторожно очерчиваю кончиком пальца контур так манящего к себе рта. Влажные губы вздрагивают, уголки губ приподнимаются в робкой улыбке, и это тонкое бледное лицо, наконец, оживает. Теперь я уже с усилием сглатываю, я касаюсь, беру в свои руки, поглаживая большими пальцами тонкие запястья с колючими выступающими косточками, и привычно закусываю губы, стараясь справиться с нахлынувшей почти болезненной нежностью. Я смотрю на длинные пальцы, на неровную, едва видимую сейчас линию жизни, на причудливый танец лунных бликов на тонких ладонях. Я наклоняюсь и пью этот серебряный сок глоток за глотком, чувствуя, как прохладный дурманящий напиток наполняет мой рот, как тяжелые с медным привкусом капли стекают по горлу…. Десмонд невольно вздрогнул, когда уже здесь и сейчас, но столь знакомый горячий вздох коснулся его шеи.… Когда волной прошел он по позвоночнику и заставил судорожно втянуть в себя ставший вдруг таким тягучим воздух…. Не он, тело качнулось назад в поисках тех объятий, но лишь пустотой ответила комната, и демон тряхнул головой чтобы скрыть подступившее к горлу разочарование… Резко дернул с плеч пиджак, небрежно бросил на массивное антикварное кресло, рубашка белым раздерганным облаком упала на пол… - О боли мы поговорим, не сомневайтесь… - взглянул на тех двоих темными голодными глазами, медленно провел руками по груди, животу - до дорогого ремня на поясе брюк - и довольно сощурился. Пусть посмотрят, он ни них, таких почти сплетенных, они на него - на тело божества и черные помыслы демона.… И отошел чуть назад, к джакузи, спокойно, не спеша, разделся и по нескольким ступенькам спустился, вошел в воду. Раскинулся в ее ласковых объятиях, вынул из воздуха высокий тонкий бокал вина, пригубил, кивнул вполне удовлетворенный выбором, приглашающе взмахнул рукой в стороны пары у окна: - Ну что же вы? У меня есть вино, сладостный эфир, в виде этой бурлящей стихии – породив сонм брызг, демон игриво шлепнул по воде и, опустившись, погрузился нее по плечи – теперь я хочу получить немного пространных удовольствий, начинайте молодой человек, мне кажется, наша дама мерзнет… И вздрогнул, проклянул сам себя когда, вдруг не зная почему, провел рукой по шее, где так недавно к ней прикасались чужие губы.
Black Mamba: Вздрогнувшая в полумраке комнаты, от резкого прикосновения своего Бога, Таня лишь растянула пухлые губы в усмешке, хрипло проговорив: - Зачем пощада тому, кто добровольно ступил на помост казни? – Женщина подалась назад, тут же ощутив голой спиной обнажённую плоть Джейсена. Его тело несмотря на холодный ветер, дувший с улицы, было горячим и сухим, его сердце билось ровно и ничто казалось не может нарушить мерное его биение. На какую-то долю секунды Таня задумалась над тем, а зачем она захотела позвать сюда этого молодчика, с красивым именем Десмонд?.. О, откуда она знает эти имена? Ничто не сможет скрыть помыслы, и никто не сможет их скрыть. Ведь кто-то должен будет наградить этих мужчин их долгожданным иллюзиями?.. Уха брюнетки коснулся шум расплескивающейся воды, медленно открыв глаза, Таня ощутила, как Мэлис ослабил свою хватку. Чёрные кудри заскользили между его пальцев, словно шёлк, а Сейли развернулась в объятиях, оказавшись нос к носу со своей опасностью. Это было также сладко, как и ядовито. Глядя на эти по девичьи пухлые губы, хотелось тут же поцеловать их, ощутить на вкус всю сладость и умереть от передоза. Хотелось кусать их, грызть, чтобы они не были такими красивыми и манящими. Прижавшись к нему всем телом, заскользив пальцами по обнажённым плечам, Таня вдыхала аромат бледной кожи, в выемке у основания шеи, сжимая своими пальцами крепкие запястья, и водя носом по шее. Он пах, как ночь. Его дыхание напоминал звук ветра на берегу моря. И если бы Сейли спросили, что она слышала сексуального в этом мире, она не задумываясь ответила, что это был Мэлис. Но не следует вот так сразу выпивать всё удовольствие, когда у тебя его может быть ещё больше, стоит только подождать. Мягко оттолкнув мужчину, и ухмыльнувшись, Таня провела руками по бёдрам, стягивая с себя последнюю деталь своего костюма. Шёлковые трусики соскользнули по изящным ножкам, опустившись на мраморный пол. Переступив через них, Мамба, переплетя свои пальцы с пальцами Джейсена, направилась в джакузи, мягко, но, настойчиво заставляя мужчину идти следом за ней. Ведь в конце концов это она их выбрала, и значит они должны выполнять её маленькие капризы. - Я готова пить вино, но только если оно будет в вашем чудесном рту, - проговорила Таня, аккуратно снимая босоножки, а затем опускаясь в горячую воду джакузи, лишь только в этот момент она отпустила руку Джейсена. Лишь в тот момент, когда она коснулась своим бедром крепкого и загорелого бедра демона. Таня мельком взглянула на довольное и красивое лицо, нервно облизнув губы. Слишком много сулил этот его взгляд, слишком много боли и удовольствия одновременно. Матерь Божья во что же она вляпалась. Огромные зелёные глаза обратились к голубоглазому брюнету, и в этом взгляде была заключена вся мольба, вся невинность старого и нового света. Пухлые губы влажные, нежного кораллового цвета, были чуть приоткрыты в приглашающем жесте вкусить их, и казалось, что с них вот-вот сорвётся томный и протяжный стон, а глаза закатятся, и лишь трепет чёрных ресниц будет оживлять это бледное и красивое лицо. Но, увы, стона не было и всего прочего тоже. Сейли, как маленькая девочка, протянула правую руку к Джейсену, в ожидании, когда он опустится рядом с ней. - Прошу… Если бы Таню попросили нарисовать то, что она сейчас видела и чувствовала, то это было бы ни на что не похоже. Здесь были бы бордовые цвета сочных губ; красного вина в бокале; балдахина над огромной кроватью с резными ножками, в виде львиных лап; голубой и тёмно-синий цвет глаз напротив; бурлящей воды в джакузе; изящного шёлкового белья на постели; и наконец, чёрный – цвет их одежды шёлковых трусиков, рубашек, брюк; бархатной ночи за окном. Цвет помыслов и желаний. Все эти краски, припудренный лёгким золотым налётом составляли бы собой несравненную палитру, ложащуюся на белоснежное, девственно чистое полотно сегодняшнего дня. Внезапно Сейли резко отвернулась от Джейсена, расплёскивая вокруг себя воду, она оказалась сидящей сверху на демоне, упираясь руками в бортики ванной, и пристально вглядываясь в его глаза. Она искала то, что помогло бы ей в создании идеальной иллюзии. В следующую секунду её губы коснулись того же места, где Джей запечатлел свой порочный поцелуй. Чуть прикусив нежную кожицу, Таня коснулась её тут же губами. - Боюсь, что мне скоро начнёт казаться, что я тут лишняя, - Сейли ухмыльнулась, выдохнув эту фразу на ушко демону, и отплывая к противоположной стороне. Ни капли не заботясь о чужих удобствах, она вытянула свои длинные ноги, удобно устраивая их на коленях Джейсена. - Вы крайне невоспитанны, молодой человек. А как насчёт того, чтобы предложить вина даме, ммм?
Malice: «В моем мире искушений, я буду ждать тебя, чтобы показать множество удовольствий, которыми мы можем насладиться…» Шел волос скользнул меж пальцев, глаза на минуту оторвались от лицезрения юного Аполлона, погрузившегося в воду и скрывшего в ней все свое прекрасное тело на мгновение. Едва слышимый стон разочарования, едва видимая вспышка гнева в синих глазах, пожирающих одним лишь видением всего его, отрывающих по кусочку от бледной плоти, созданной будто из цельного куска мрамора безумно влюбленным в свое ремесло Пигмалионом. Творение вырвалось из цепких рук мастера и решило показать себя миру, и сейчас наблюдало за парой сплетшихся тел. Ее горячее дыхание ласкающее кожу, едва ощутимым прикосновением, создающим такой резкий контраст с холодным ветром, рвущимся, врывающимся в окно и бьющего острыми как жало каплями дождя спину. Цепкие тонкие руки сжимают твои запястья, и все что тебе остается это наслаждаться ее любопытством, ее невысказанной ненасытностью и желанием выпить тебя до дна как бокал очень дорогого и хорошего вина, поданного в конце трапезы. Взгляд опускается вниз, быть может чересчур холодно и равнодушно, оглядывая совершенные изгибы совершенной наготы, а где-то в глубине души на струнах нервных окончаний играет злобный демон противоречия и вседозволенности, подстрекающий дыхание сбиваться и легкие стенать в ожидании очередной порции кислорода, бьющий в свой гонг шумно и медленно, с паузами в вечность, в такт сердцебиению, ожидающему в любую минуту резкой остановке, дабы упасть здесь, у ее ног, бездыханным трупом с широко раскрытыми глазами и едва заметной улыбкой на лице. Сейли отступила, скидывая последний довод целомудрия тела. К чему, действительно, вся эта условность, она должна оставаться там, где старые девы, сидя у окна, ожидают своего принца на белом коне, такого же старого, морщинистого и немощного, как и они сами. Джейсен как покорный раб последовал за ней, отпуская руку прелестницы у джакузи и смотря как медленно и будто демонстративно соблазнительно она опускается в горячую воду, как жидкость окутывает и накрывает это тело, проникая в самые потаенные уголки, касаясь своей поверхностью кожи, целуя волнами соски, обнимая за талию, притягивая к себе и овладевая. Он смотрел на нее, он смотрел на него, на них обоих, сейчас слившихся под этим углом зрения воедино, прикусив губу и не двигаясь с места, в очередной раз очерчивая, как художником грифелем карандаша, глазами силуэты обнаженных фигур, скрытых в пенной толще воды. Просьба раздалась будто у самого уха, сокровенный шепот святой, спустившейся с небес и просящей о милости. Медленно обходя ванну, Криг снял на ходу брюки, продолжая смотреть на этих двоих, идеальные контуры плечи, крепкая спина Десмонда, его безразличие к происходящему. Гнев. Ревность. Зависть. Как много чувств может вызвать только один человек в тебе, когда ты и любишь, и ненавидишь его, хочешь обладать им всем без остатка, близость душ, близость тела. Он смотрит на тебя по-другому. Тогда он вожделел ее, а видя тебя насмехался, теперь вы с ней единое целое и он продолжает насмехаться, вот только остается открытым еще одна дверь и ты прекрасно знаешь как можешь повлиять на него, вселив в эти прекрасные глаза страх. Неопределенность уже есть. Место поцелуя жжет кожу, напоминая о себе. О, мой милы, я подарю тебе их тысячи и все тело будет гореть от одного моего прикосновения. «Я покрою тебя поцелуями с ног до головы…» Опустившись в теплую воду медленно и будто бы не хотя ты принимаешь вид простого безразличия, но прекрасно знаешь, что желания не утаить. Удовольствие это не только простая близость тел – когда ты бросаешь очередную девочку на простыни в окружении всей этой роскоши клуба, в голове играют и поют темные ангелы, на языке ты еще чувствуешь вкус принятого стимулятора и это осознание делиться на двоих, с трудом вызывая нужный эффект и обещая тебе последствия; но ты не думаешь об этом, бросаешь очередное тело, наваливаясь сверху и не церемонясь, не тратя время на ласки, растягиваешь ее на безумно дорогой постели, пока она не начнет стонать от боли, а не от удовольствия, пока из глаз не польются слеза и она не начнет сжимать простыни, бить тебя в грудь, кричать; это не удовольствие, только удовлетворение, секундное, ничтожное. А вот пытка наслаждением – совершенно другое. Именно то, именно оно, единое, невыразимое, прекрасное, способное доставить на вершину экстаза чертовым экспрессом. «Я чувствую запах твоей плоти, я вижу твои жадные глаза…» Они знают о всех ваших вкусах и рука сама нащупывает идеально воссозданную, будто не выпотрошенную ранее палочку счастья, волшебная зеленая фея оставила тебе подарок из страны прекрасных грез и вдыхая ее дар, смотря в глаза демону сидящему рядом и своими руками касающегося тела девушки ты ухмыляешься, когда ваши глаза встречаются и ты синей глубиной вечности смотришь в его темную бездну, обещая многое. Не важно услышит он или нет. Произнесено это вслух или нет и мысли об этом, только образ – возник и тут же исчез, не оставляя за собой более ничего. Она отрывается, устраиваясь так как удобно ей, и внимание сразу же переключается на просьбу, не пухлые губы, которые произносят слова и только по ним ты улавливаешь их смысл, выдыхая дым вверх и смотря на зеркальный потолок, моля о том, чтобы один кусок этой поверхности упал и отсек тебе голову, точно по странно сплетенному узору возникающему и пропадающему на шее. «Ты ощутишь эту сладкую боль и из-за меня будешь страдать…» - Вина? Такие мелочи, когда можно попросить большего, - рука касается кожи щеки девушки, палец почти касается губ, но ты резко убираешь руку, оборачиваясь к демону и подымаясь на руках из теплой воды, обходишь двоих, насмешливо смотря на Сейли, улыбаясь. – Расслабься, - склонившись к демону Джейсен прошептал ему на ухо, протягивая недокуренную сигарету. – Не будь пафосным засранцем хоть минуту, - усмехнулся он. – Совсем немного черного абсента, кажется раньше его делали с опиумом, но это так скучно, - обращаясь взглядом к Тане, смеешься, опускаясь на пол, и запуская руки в волосы Десмонда. Ему и нравится, и нет. Потому просто смотришь, пальцами едва проведя вдоль шеи к груди и мнимо собираясь припасть губами к губами, все-таки обращаясь взгляд снова к ней. – Я не заставлю вас скучать, просто мерзли вы, а холоден он. Подымаясь и отступая, даже не оглядываешься на них, оборачиваясь спиной и лаская пальцами черный графин, будто флиртуя с ним, как с женщиной. Синие глаза на миг оборачиваются к обоим, пока рука берет нож и отделяет тонкую полосу от лежащей на подносе салфетки. Кладя на язык, облизываешь губы. Сладкая марка. - Он хочет представления? – опускаясь и ложась на пол позади Тани, ты как тот старик опускаешь перед ее милым личиком подарок в виде черной рюмки сладко пахнущего зелья. – А чем будет платить? – прикусив ушко, спросил Джейсен. Глаза смотрят на одного, пока рука опускаясь вниз ласкает другую. Еще чуть-чуть, и как же хочется слиться, и вены мнимо чернеют, подбираясь до кончиков пальцев и желая коснуться девушки.
Apollon: Так странно. Это было похоже на сон где ты не властен ни над собой, ни над теми событиями, что спиралью видений закручиваются вокруг тебя. Стирая детали, комната тонула в полумраке нескольких свечей, по стенам плясали изломанные тени, а альков казался таинственной и такой притягательной в складках темноты ложей, пещерой… зазывающей и обещающей невиданные доселе наслаждения. А быть может страдания? Медленно и тягуче тек, обволакивая, этот весьма странный сон, и были в нем пока лишь легкие касания, тени скрывающие тела, и робкие невинные поцелуи… так может дать ему властвовать над собой, отдаться его неизведанным волнам? Горячая вода бурлила и приятно согревала кожу, вино радовало вкусом и запахом, а два безумца рядом обещали сладость и ту тянущую ноющую нотку боли, которая заставляет стонать и обливаться слезами неясно от восторга или от ужаса… Девушка была прекрасна, несомненно, все в ней было правильно и идеально, и если бы такой девушки не было на свете, ее, конечно, следовало бы создать, ибо сей мир, был бы ущербен без нее. А возможно так оно и было, и некие высшие мистические силы, собравшись однажды, решили создать кого-то доселе невиданно прекрасного? Ведь линии тела ее были так совершенны, а ангельская кротость в страстном коктейле соединялась с дьявольским искушением… Но.. занозой, тонким порезом беспокоил голубоглазый ангел. Улыбаясь, хотелось сорвать с его губ стоны мольбы, хотелось усладить свой слух его судорожным всхлипом, хотелось слизнуть капельку крови в уголке презрительно изогнутого рта… ...И воск обжигающими жалящими каплями роняет свеча на твоей ладони. На тонкую шею, на грудь, на незащищенную ранимую кожу сосков… Тоненькой дорожкой вдоль живота.… Проливается ручейком между бедер. И шш-ик… плеть впивается в кожу, заставляя тело изгибаться. Шшшиии-к.. И в это же время другой мальчик внутри него хотел просто закрыть глаза и вспомнить те тонкие запястья, тот тихий пропитанный нежностью голос, чарующий аромат волос и то робкое трепетное желание, от которого сбивалось в волнении дыхание… ...Они оба тяжело дышали, пытаясь поскорее прийти в себя. Они стояли на коленях на узкой полоске галечного пляжа, и струи летнего ночного ливня стекали по их телам, а где-то совсем рядом шелестело ласковое море. И вновь вкус поцелуев на шее, на лице, груди, животе… прикушенная пульсирующая венка, покрытые поцелуями прикрытые веки, мокрые щеки, и снова находя податливые нежные губы. А Десмонд слизывал с кожи соленые капли и пропускал между пальцами мокрые пряди волос и что-то бессвязно шептал, хорошо понимая, что если объятия сейчас разомкнуться, он просто умрет: - Не отпускай меня. Прости, что я ушел тогда. Пожалуйста. Больше не отпускай... Тряхнул головой, прогоняя отравляющее видение, и будто почувствовав его желание избавиться от яда васильковых глаз, на помощь, оседлав, явилась Клеопатра сегодняшней ночи. - Ну почему же сразу лишняя? Такая красота никак не может быть оставлена без внимания... - Аполлон провел рукой по ее бедру, поднялся выше на талию и погладил чарующий изгиб изящной спинки — ей всегда будет даровано место подле... - и тихо засмеялся, легонько шлепнул провожая. - Сегодня я буду звать тебя - Клео, и пусть теперешней ночью ты станешь для меня именно ею.. - отпил глоток вина и протянул ей свой бокал. - Выпьешь и прочтешь мои мысли? - Десмонд улыбался, он уже знал, что сделает с ней дальше, забрав у него тот, другой поцелуй, тот что принадлежал когда-то жрице Мельпомены, она, нынешняя Клео играла с огнем в прямом смысле этого слова. - Возможно, ты узнаешь во мне своего Октавиана, мм? И вновь чужая, и такая знакомая рука касается шеи и жарко опаляет кожу дыхание и сигарета горит в темноте угольями обещаний... - Ты даже не представляешь каким засранцем я могу быть, Ангелок... - но ответил вяло, скорее на автомате, желая во что бы то ни стало оставить последнее слово за собой. Особенно за собой, и так слишком много мыслей уже вьется вокруг этой занозы с глазами цвета осеннего неба.... И тут еще эта его фамильярная, почти интимная манера прикосновений, будто к собственному, давно принадлежащему.. Десмонд дернул головой пытаясь избежать, отодвинуться от этих нервных тонких касаний и изогнул губы в недовольной ухмылке, когда натянулись под чужими пальцами волосы. Недобро прищурился, проследив за ленивыми движениями этого порочного голубоглазого Пана, толкнулся лопатками, подплыл ближе к сладкой троице, где по пьянящему дурманящему ощущению абсент был среди равных: - Ты хочешь взять с меня плату, Ангелок? - усмехнулся и глядя в зеленые с поволокой страсти глаза Клео наклонился провел языком по ее сочным пухлым губам – Смело.… А ты тоже хочешь, богиня? И что, даже отличную от яда кобры, мм? Тихо засмеялся и отстранился, рукой лаская грудь девушки, взглянул скрестил свой темный бездонный взгляд с обманчиво невинным небесным - я заплачу. Но ты будешь умолять взять мою плату обратно… - и теперь попробовал на вкус уже другие губы..
Black Mamba: Давай займёмся любовью?.. Хотя нет, не так. Давай займёмся безудержным, безумным сексом. Я буду стонать так громко, что все соседи выйдут покурить на лестничную площадку. Их тела будут чувствовать те сексуальные волны, что испускаем мы с тобой, и они не выдержав напора, поддадутся собственным эмоциям, упадут прямо на грязный пол, прислонятся к обшарпанным стенам, с облупившейся краской, чтобы заняться тем же, чем и мы. Какой фантастический контраст, ты так не думаешь?.. Голые, влажные от пота тела, на фоне этой грязи и нищеты. Ногти, скребущие по краске, сдирающие её со стен, оставляющие кровавые следы из разбитых кончиков пальцев. Давай просто сделаем это. Мне будет больно, когда ты будешь так глубоко во мне, что я буду задыхаться. Мне будет больно, когда ты будешь разрывать мою кожу своими поцелуями-мечами, я буду отдаваться тебе с такой страстью, что никто после меня не сможет больше тебя удовлетворить. Давай просто сделаем это?.. Она смотрела на два этих потрясающих тела, и думала о том, что на её месте любая другая просто потерялась бы, растерялась в собственных мыслях и желания. А что можно подумать, когда ты видишь, как двое мужчин самозабвенно кидают друг на друга взгляды, полные похоти и желания, а ты словно не существуешь для них? Только то, что ты лишняя. Так мог подумать кто угодно, но только не мисс Сейли. Она приняла эту игру с тем самым удовольствием, с каким принимала ставки в казино, с каким удовольствием раздевалась перед сотнями мужчин, пожирающими жадными взглядами. Она знала, что если не расслабиться и не начать получать удовольствие от этих странных мужских игр, то можно просто замкнуться в себе, и не получить ничего. - Мой Октавиан, - мурлыкающим тоном произнесла брюнетка, прежде чем, отстранилась от Аполлона. Она коснулась его шеи своим языком, слизывая пресные капли воды. Но ей казалось, что это самый сладкий нектар в мире, который она когда-либо пробовала. Горячая вода касалась её тела, так будто, хотела доставить удовольствие, которое не смог бы доставить ни один мужчин. Это было похоже на ласки умелой любовницы, сгорающей от собственного огня. Будто нимфоманка добралась до самой желанной цели, и теперь не хотела отступать. Мамба прикрыла глаза, глубоко вздохнув. Её грудь вздымалась над гладью воды, демонстрируя тёмный ореол сосков, съёжившихся от лёгкого ветерка, гулявшего по всей комнате. Она едва слышала слабую перебранку двух её спутников. Казалось, что в этой комнате они уже тысячу лет, и что знают друг друга от и до. Никаких рамок, никаких мыслей, лишь желания и умение угадывать то, чего хочет другой. Когда Мэлис обратился к ней, Мамба медленно открыла глаза, устремив взгляд на маленького демона. И тут же острый розовый язычок скользнул по нижней губе, как приглашение к десерту. Таня едва вздрогнула, когда мужчина опустил свою руку в воду, и та, как разозлённая любовница, отступила под натиском сильных пальцев, возбуждавших куда сильнее. Тане не надо было говорить, она молча наслаждалась тем, что происходило. Дурманящий запах абсента ударил в нос, тонкий крылья ноздрей затрепетали, когда брюнетка втягивала в себя аромат. Она медленно обхватила рюмку пальцами, соприкасаясь с пальцами Джейсена. Мягко забрав чёрную жидкость, Сейли запрокинула голову назад, приоткрыла губы и вылила себе в рот эту тёмную жидкость, чувствуя, как она мягко обжигает язык и скользит внутрь. Это было похоже на огонь, только он не сжигал тебя, а скорее согревал. И тут же ещё более горячее прикосновение. Таня подалась вперёд, не смыкая губ. Она пристально смотрела в голубые глаза демона, видя в них бушующее пламя, которое едва сдерживалось. Нащупав за собой бортик, Сейли поставила на него рюмку, и тут же откинулась назад. Боковым зрением она могла видеть Джейсена, который всё ещё лежал на полу позади неё, и своим взглядом уже буквально трахал обоих. - Плата?.. Платить вы будете мне, мои дорогие… - с хрипотцой в голосе, произнесла брюнетка. Она снова чуть подалась вперёд так, выгибаясь навстречу рукам молодого бога, небрежно, но вместе с тем так сладко, ласкающим её грудь. От этого странного ощущения всё тело Сейли сжималось, содрогалось от лёгкой дрожи, пронзавшей точёное тело. - Вы оба заплатите, и даже не представляете, как… Сейли запрокинула голову назад, чёрные волосы облепили мокрые плечи и грудь. Рука юноши мягко убрала их, пропуская через пальцы чёрный шёлк. А Таня уже начала творить свою историю. Джейсену в этот миг казалось, что вместо неё он ласкает Десмонда, и Десмонду казалось, что сейчас в его руках не мягкое податливое женское тело, а крепкое и жилистое Джейсена. Образы в их головах менялись с неумолимой скоростью. То они видели её – голую, прекрасную, в объятиях горячей воды, с блестящей кожей, от которой поднимается пар. То видели друг друга, столь желанных и недоступных в данный момент. А затем всё резко прекратилось. В какой-то момент своих ласк и поцелуев, оба спутника Тани поняли, что целует тех, кого больше всего в своей жизни боялись. У каждого был свой страх. Они целовались самозабвенно, но в тот момент, когда осознание этой ситуации произошло, резко открыли глаза. Мамба уже сидела на бортике, невинно болтая ножками в воде, и потягивая сладкое вино, плескавшееся в хрустальном бокале. Её взгляд был также невинен, как взгляд Лолиты соблазнявшей своего Гумберта. И совершенно бесстыдная поза – чуть откинувшись назад, чуть раздвинув ноги, облокачивая на одну руку, - не меняла ровным счётом ничего, в этой невинной шлюхе. - Вам понравилось?.. По глазам вижу, что понравилось. Неужели никто не хочет ответить мне? – Лукавая улыбка спряталась в бокале, но в зелёных глазах плескалось шокирующее безумие. Таня понимала, что ступила на опасную тропинку, и что не ровен час, её сбросят оттуда в пропасть. Наслаждения и боли.
Malice: О мнимые удовольствия и жаркие объятия богов, как вы плените и маните к себе, вызывая желание утонуть в истоме сладострастия, пресытившееся тело готово трепетать от ваших ласк, от боли, причиняющей другим страдания, оно взлетает в небеса экстаза, от возбуждения вскипает кровь и ударяет в голову, взрывая мысли вихрем и не прощая отступления, губит клетку за клеткой, облучая фанатизмом веры в удовлетворением земных утех. Апостолы поют непорочные песни о зачатии Святой Марии, когда окрыленный долго ангел растягивал ее на простынях из хлопка и шерсти овец, убитых в жертвоприношение безумному извращенцу-богу. Вставь перед Христом, и убей любовь, - вытатуировано в памяти, псалом обреченных и падших созданий, осознавших путь просветлений путем полного пребывания во тьме. Коды ДНК спадались и распадались в мускульной структуре. Он странствовал сквозь время и пространство, он вспомнил все свои воплощения в этом и других мирах. Веками он стремился постичь истину. Он касался рук людей, чей прах смешан ныне с ветрами, что дуют над забытыми землями, затерявшимися в туманном сумраке Зари Времен, людей, умерших задолго до появления первых записей человеческой истории. Он жил в городах, на развалинах которых строились новые города, а сегодня и они превратились в руины; видел расцвет могущества и величия царей, чьи имена, глубоко высеченные в камне, теперь лишь осколки их памяти; стоял на крышах дворцов и храмов, где сегодня только ровные пески пустыни; пел вместе с подогретым винными парами хором неистовые песни, где сейчас воет одинокий шакал да сова в глуши мигает глазами на луну Целуя губы Десмонда, а рукой лаская плоть Тани, нельзя было не отметить как хорошо он уже знает каждую линию тела обоих. Как прекрасно осведомлен о чувственности девушки, которая любила чередовать нежные ласки с безумной болью; как прекрасно он знал о пресыщенности демона, который мог попробовать в этом мире все, что только придет в голову, и даже если не придет, то кто-то подскажет, предложит, и все равно невинная и чистая по сравнению с ним, душа Десмонда просила чего-то высокого, не светлого, но возвышенного, к чему обычно стремились все обитатели нижних миров, то ли с сотворения вселенной, то ли с падению самого прекрасного ангела в мире. Та легкость с которой ты получаешь наслаждение порой оказывается обманом, способным ослепить. Понимая, что творится не совсем ладное и логическое, что рассудок начинает подводить, а иллюзии меняются одна за другой, тем не менее, невозможно было оторваться от пленительных и сладких губ демона, не провести кончиками пальцев по крепкой шее, сильной спине и плечам, прежде чем увидеть того, кого больше всего за свое существование боялся и ненавидел. Стоило видению сбыться, как боль прокатившаяся, казалось, по всем нервам заставила отникнуть от губ и резко подняться на ноги, дотрагиваясь рукой до черного ошейника на шее и понимая, что это была всего лишь иллюзия. Вкрадчивые тихие мысли Мэлис, успокаивали и в то же время будто заставляли перевести свой гнев на причину произошедшего. Синие глаза взглянули на Таню, губы расплылись в гадкой ухмылке, лишь прошептав реакцию Джейсена, будто слова сейчас не играли никакой роли. Они и правда не имели значения. Подобное и понравилось, и распалило его. Прошлое мягко наступило на пятки, заставляя все больше и больше желать погружения в абсолютную амнезию вызванную искусственными веществами и красителями реальности, кислоты, транквилизаторы, стимуляторы, производные растений, эфирные масла, все что угодно, с приправкой на секс и алкоголь, лишь бы вновь выбросить виденное минуту назад за окно. Обойдя ванну, он смотрела на Таню чуть склонив голову, словно оценивая степень угрозы, прикидывая с какой стороны лучше напасть и разорвать на части, как лучше будет продолжить то, что уже началось и не собиралось идти к завершению. О нет, господа, представление только в самом разгаре, неужели вы думали, что отпустить вас вот с пустыми руками будет целью этого милого шоу? Какие вы глупцы, какие вы бездари и как вам не стыдно так думать, ведь когда кто-то получает наслаждение, равное наслаждение должны получать и зрители, свидетели сего действа, как если бы это они, улыбаясь, сжимая руки на тонкой шейки, впиваясь в нее пальцами и целуя плечи, заставляли чувствовать всю боль и иронию происходящего момента. Один укус – такой незначительный, а в теле отдается импульсом, как будто тысяча, туманит разум, заставляет ощутить сполна, вновь и вновь. - Как было мило увидеть снова его мерзкую рожу, - кончиком языка коснувшись ушка Тани, усмехнулся Джейсен. Сжав руку девушки, удерживающую бокал, силой сжал ее так, чтобы стекло мигом треснуло впиваясь в нежную кожу ладони, проносясь по нервным окончаниям. - Спасибо, - он нахально оттолкнул ее, словно игрушку. Что поделать такие у него правила, творить что хочет, играть на свой страх и риск, ожидая реакции от других и просто принимая пощечину одну за другой.
Apollon: ...Ощущение кожи под ладонью кажется таким знакомым, таким отчаянно желанным…. Приглашает меня - безмолвно, прикосновением руки, наклоном головы, и я не могу отказаться, особенно - когда чувствую возбуждение, такое же сильное, как и мое…. Движения - спокойные, неторопливые.. Я целую шею, плечи, и сладкий стон в ответ как награда.. Гибкое тело на шелковых простынях кровати с бархатным пологом. Тонкие запястья и широко разведенные стройные ноги…. Приглушенные стоны и просьбы, и имя, без конца повторяемое имя, срывающееся с приоткрытых припухших от поцелуев губ каждый раз, когда мое тело, крепкое и сильное, беспощадно вдавливает его в кровать… Картинки, иллюзии, воспоминания… Они намешаны пряным, обжигающим, таким пьянящим коктейлем, они повергают в пучины страсти и выталкивают наверх в поисках новых услад и вожделений… О, эти яркие голубые глаза, меняющие свой цвет, когда их владелец запрокидывает голову от удовольствия, которое сеет боль, и от боли, вновь переходящей в удовольствие.. Маняще, красиво, воздушно… И вдруг полный отчаянья крик, когда ты видишь кто с тобой. И сердце трепещет и летит в пропасть полную страха, и паника с нечеловеческой силой сжимает горло: « Как?! Как такое возможно?!» Слезы катятся из глаз, неконтролируемо, по-детски.… Хочется заплакать по-настоящему, навзрыд, задыхаясь и захлебываясь. Потому, что это никогда не кончится. Стыд, унижение от собственного бессилия и тихий, спокойный голос: - Перестань, это ничего не изменит... тебе понравится. И оттого сильнее ты вздрагиваешь вдруг и шепчешь, глядя в темноту невидящими глазами: – Аffici metu, дословно – «охваченный страхом». Одно из сложносоставных зелий. Погружает выпившего в зыбкое состояние полудремы, в котором он видит все то, о чем даже сам себе признаться боится. Вытаскивает наружу все страхи, все самые тайные кошмары.… Но откуда оно здесь? Десмонд непонимающе посмотрел по сторонам, на мгновение даже поднес к глазам бокал вина, из которого пил – нет, оно обладает характерным травяным запахом ведь в нем содержится болиголов… Тонкий хруст стекла и осколки, посыпавшиеся дождем на край бассейна. Демон повернулся на звук, проследил за Джейсоном, взглянул на Таню… Темные, широко распахнутые глаза и рык рвущийся наружу: - Решила поиграть со мной, маленькая дрянь? Вскочил резко, стремительно, волна и тихим плеском ударилась о мозаичный бортик и порозовела, то ли капли вина из опрокинутого бокала, а может кровь… Что слаще, что пьянит на самом деле? И вот он уже встал рядом с девушкой, обнаженный и разъяренный, в глазах его билось пламя костров, а кожа была горяча как сам огонь. - Но ведь в эту игру мы можем играть вдвоем, не так ли милая? - уверенно, сильно, одним движением развел ноги Тани и дернул ее к себе. Взгляд бездонных, черных и совершенно невменяемых глаз завораживал и тянул на самое-самое дно… Над Таней, приближаясь и обжигая касаниями, склонилось непроницаемое облако тьмы..
Black Mamba: Знала ли она, с каким огнём играет? Конечно, знала, и намеренно это делала, погружаясь в пучину своих собственных желаний. Если бы Таня не влезла в их головы, не заставила этих двух самцов подчиниться их внутренним инстинктам, неизвестно, как долго они вот так продолжали бы тянуть прелюдию. Господа, несмотря на всю длинность этой ночи, она пройдёт так быстро, что вы даже не успеете почувствовать волны страстного оргазма, накрывшего ваше бренное тело. Как же они завелись, будто их воспоминания, связанные друг с другом, снова воплотились в реальность. О, нет! Танечка ни капельки не завидовала, она просто знала, что будет дальше. Разве кто-нибудь может быть спокойным, когда в его голову залезают и вытаскивают на поверхность тайные желания и самые страшные тайны, предоставляя их изучать остальным, словно ты под микроскопом. Чуть склонив голову набок, Сейли вглядывалась в разъярённые лица своих спутников и едва сдерживала довольную улыбку, которая, впрочем, так и не смогла удержаться на губах этой змеи. Поистине, змеиная ухмылка, змеиная натура. Опасная, хитрая и точно знающая в какой момент напасть, а в какой затаиться, чтобы её не тронули и не заметили. Вы думаете, что она ничего не чувствовала, когда наблюдала за тем, как двое этих совершенных мужчин с упоением целуются, как их крепкие и сильные руки сжимают друг друга так, будто хотят проникнуть под кожу, слиться с кровью и стать единым целым? Нет, нет и ещё раз нет. Какое-то дикое, несравненное удовольствие, близкое к экстазу испытывала брюнетка, чувствуя, как тепло разливается по телу, проникает в каждую клеточку, как между шёлковых бёдер становится влажно. Тонкие пальчики скользнули по обнажённой груди, задев ноготками возбуждённые соски, спустились по животу и замерли чуть ниже пупка. Таня подалась вперёд, внимательно, с улыбкой глядя в глаза Джейсона, в её глазах сквозил немой вопрос: «И что же ты мне сделаешь?..». Но он молча обошёл её стороной, Сейли снова почувствовала у своего ушка его горячее дыхание, с примесью алкогольного запаха. - Всегда, пожалуйста, мой друг, всё для вашего удовольствия, - с ласковой издёвкой промурлыкала девушка, чуть не упав в воду от резкого толчка, но всё же удержавшись, вовремя вцепившись одной рукой в бортик бассейна. Она не чувствовала боли, хотя с ладони капала кровь, а стекло упало на дно бассейна и теперь можно было легко порезаться о него. Но разве это проблема?.. Теперь была очередь нашего младшего друга, который в виду своей молодости распалился не на шутку. И вот теперь начиналось главное веселье. Мамба поднесла окровавленную ладонь ко рту, медленно слизывая языком алые капли, и обхватывая губами небольшую ранку. [right]If you want to hit bottom Don't bother to try taking me with you I won't answer if you call Two heartbeats ended in hell Trying to break your fall[/right] Девушка громко рассмеялась в ответ на его рассуждения о каких-то зельях. Зачем ей, как какой-то средневековой ведьме, придумывать странные растворы, чтобы опоить, свести с ума, когда можно просто покопаться в чужих мыслях, проникнуть в душу и немного там пошалить? - Как грубо, моя душа, зачем же так с девушкой? А даже если и так, ты хочешь сказать, что игра тебе не понравилась? – С видом самой невинной невинности поинтересовалась Сейли, беззаботно мотая ножками в воде, разгоняя вокруг себя воду, смешивая её и с кровью и с водой. Ваш ход, мессир, удивите бедную крошку. Таня с извращённым наслаждением почувствовала острую боль в бёдрах, в тех местах, где пальцы Десмонда с силой впились в кожу, стараясь причинить ещё больше вреда. Бедный мальчик, он даже не догадывался о том, что на самом деле причиняет лишь удовольствием. Хотя его нельзя причинить, а можно только доставить. - А как же третий? Ведь в этой игре нашей с вами, не может быть лишних. Попробуй теперь ты, доставить боль мне… И снова, боль, как наслаждение, которое можно доставить. Острые ногти впились в предплечья демона, разрывая плоть, погружаясь в неё, как в масло, зелёные глаза, ведьминские, закатились, а губы чуть приоткрылись. Идеальная картина для любого извращенца, тем не менее не чуждого эстетского вкуса. Сейли одним рывком заставила демона приблизиться к себе ещё ближе, чувствуя его горячее естество между своих ног, прижимаясь к нему ещё сильнее. Длинные ноги обвили крепкую талию, и Таня скрестила их. Она ощущала обжигающее прикосновение тьмы к своей коже, и понимала, что дальше будет ещё хуже. Хотя нет. Не хуже. Больнее и горячее. Эта тьма проникла в неё, постепенно разрывая на маленькие кусочки. Словно раскалённым огнём её жгло, на каждой клеточке этого божественного тела ставилось клеймо с инициалами этого маленького, но безумно соблазнительного ублюдка. И с губ Тани так и просился либо стон, либо просьба. Но она держалась. Лишь сбившееся дыхание, да пот, струящийся по спине, по лбу и спускающийся на влажную грудь, смешиваясь с каплями воды, выдавал истинное состояние этой сумасшедшей женщины. Но не она управляла этой тьмой, она лишь была её добычей. Так что же дальше, мои любимые друзья, на этом всё и закончится, или вы предпримете что-то ещё, чтобы наказать свою невинную шлюху?
Malice: Погрузиться в разврат и похоть, что может быть смелее, что может быть легче, что может быть лучше, в наше время, когда общество пресыщено всем этим, когда ему так легко дышится под свинцовым небом атомных войны и взрывов раздающихся на рассвете, убаюкивающих на закате, способным пробудить все что угодно – от страха до желания, от радости до чувства боли, ведь где-то там кто-то потерял что-то – свою любовь, свою надежду, свою жизнь, свою честь, гордость, память, душу, - как много всего можно лишиться по прихоти других, что будут молча созерцать падение миллионов. Они строятся шеренгой, затем разбиваются на пары, затем уходят в комнаты, из которых в одночасье раздаются сладострастные крики, и полный истомы тела, несостоявшегося наслаждения чахнут, пока не принесут еще порцию крови жертвы, юного идеалиста, возомнившего будто мир такая прекрасная штука. О нет, его мир ужасе, а вот их – цвете и пахнет, тут даже есть ароматы дерьма, ведь это изыск, роскошь, мода, кому еще щепотку гнили, а может ложечку стыда, стойте – лучше полпинты унижения, примешанного с отвращением, покрытого золотой от только что сожженного греха. Упоением своим строками поэзии и прозы, разве мы сами не развращаем себя, разве, пропев всего одну песню, мы не становимся жалкими подражателями настоящего исполнения, и только пытаемся в своем самообмане дотянуться до невообразимого, до того, что никогда не было и не будет принадлежать нам, что всегда будет за гранью – иначе в чем смысл жизни? Зачем тогда мы обременяем этот мир своими вздохами и стонами, красноречивыми взглядами и соблазнительным молчанием. Твои глаза я увидел в детстве далеком и милом. Прикасались ко мне твои руки. Ты мне поцелуй подарила. И сердце мое раскрылось, словно цветок под лучами, и лепестки дышали нежностью и мечтами. А после я горько плакал, как принц из сказки забытой, когда во время турнира ушла от него Эстрельита. И вот мы теперь в разлуке. Вдали от тебя тоскуя, не вижу я рук твоих нежных и глаз твоих прелесть живую, и только на лбу остался мотылек твоего поцелуя. Продолжая целовать изящную шейку Тани, Джейсен чуть поднял взгляд наблюдая за движениями демона и будто бы слушая его. Ах милый, милый, неопытный демоненок, ты так невинен, по сравнению с ними, нет, не с этой прекрасной мечтой кисти Рубенса, что сейчас нежиться в лучах внимания, когда все прикосновения достаются лишь ей, когда все ласки устремлены к ее безупречной неге. Ты славно сыграл свою роль тогда в театре, в надежде раздвинуть еще одни ножки и будучи словно человеком, вкусить от плода, что Адама пленил, за то его Бог и выгнал, не думаете же вы, что за чтение Корана, найденного под розовым кустом. Опуская руки вдоль гибкой спину и утопая лицом в аромате пропитанном страстью и алкоголем волос, он будто погружался в иной мир, где не было ничего и никого кроме этой комнаты и них троих, сплетенных в одно существо, жаждущее получить свое по праву. Руки скользнули под округлости бедер, пальцами цепляя кожу как голодный зверь, не хочет ли он съесть это милое создание, ведь если воины едят сердца противников, то наверняка упившись кровью этой девы, кто-то может стать прекрасным, как она. И словно змея, аспид, вознамерившейся наградить по праву своего спасителя укусом острых ядовитых зубов, скользила ладонь от чресел дальше, касаясь пальцами прекрасного цветка, на этом не остановившись. Холодный взгляд синих глаз скользнул по идеальному телу Десмонда, губы расплылись в улыбке, достойной Сатаны, когда одним движением голубоглазый ангел, притянул девушку к себе, усаживая на возбужденную плоть, свою милую наездницу, жокея без седла и лишнего на теле, ведь что за бред и точно грех, скрывать подобные формы и красоту под тканью одежды. Они могли говорить, могли что-то думать, но кому какая разница, когда проникая все глубже, кусая нежную кожу, ты чувствуешь неожиданную боль, проистекающую из самого своего нутра, словно разряд электрического тока, проходящего сквозь все твое тело, чтобы объединить тебя и ее в одно, нераздельное, чтобы проникнуть в ее милую головку, усиливая ощущения, пролистывая скучную доселе жизнь и говоря тысячью голосами знакомых и нет людей.
Apollon: Боль.. он всегда дарит только ее. Не взирая на то, что его мать - богиня любви, сын ее не способен дарить наслаждения простым смертным. Он может, конечно, сыграть в аккуратность, но тогда уже он сам не сможет отвлечься, не сможет стать самим собой и насладиться предложенным удовольствием сполна. А это - жертва. И достойны ее лишь немногие. Почти никто. Наверняка – никто, ибо у Десмонда нет постоянной спутницы, у него в жизни лишь череда тех, кого он привлекает к себе в качестве антуража. Девушки, словно запонки, они могут быть подороже и подешевле, могут подходить к костюму, а могут выглядеть аляповато.… И так же как с этим небольшим аксессуаром, так и с женской половиной человечества – ты просто меняешь их, оставляя надоевший комплект там, где тебе заблагорассудиться его бросить – не глядя более и после не возвращаясь к надоевшей побрякушке. У него забрали игрушку. У демона. А ведь он всего лишь пытался согреться! В этом чертовом людском мире, в этой тоненькой коже, с этой холодной водянистой субстанцией называемой кровью – он мерз на Земле постоянно.… Каждый день и каждый час, каждую минуту он ощущал пронизывающие прикосновения ветра времени.. Конечно, он приспособился. Как приноровился до этого носить личину, маску молодого, обеспеченного всем аристократа, как привык жить без магии среди обывателей.. Но стоило лишь кому-то разозлить или даже просто раззадорить его, как к обретенным неудобствам доставленных смертником, в которого превращался любой рискнувший перечить младшему Трэнтону, как наружу сразу выходило все. И неудовлетворенность запретами – нельзя использовать чары сверх меры – тебя заберут Чистильщики. Нельзя быть самим собой – ведь на Земле не место чешуйчатым иссиня-черным и хвостатым тварям, по телу которых то и дело проскальзывают огненные сполохи.… Нельзя убивать – иначе тебя изгонят твои же сородичи, ведь на каждого волка должно быть определенное количество овец, не так ли? Но ведь сейчас речь об убийстве и не шла… Десмонд ударил легко, почти невесомо… Голова Джейсена лишь слегка качнулась назад. А то, что губы его оказались разбиты, ну что ж.. – сочнее будут. Демон оскалился, быстро наклонился вперед и в едином порыве слизнул горячую несоленую влагу… - Что-то случилось, Ангелок, мм? - и, не дожидаясь ответа, резко рванул Таню на себя. Больно ли было ей, что ощущал, облизывая окровавленные губы Джейсен, Десмонда не волновало ни на йоту. Еще одна хлесткая пощечина достается Тане. Демон приподнял ее подбородок одним пальцем. – Думаешь можешь так безнаказанно уходить от меня к другому? Хочешь быть наверху? Сама решать и выбирать? Не выйдет, Клео, не выйдет, малышка… Спокойно сказал, почти без эмоций, задумчиво, будто говорил о чем-то обыденном и скучном. И видимо именно поэтому его следующие движение показались такими быстрыми и стремительными. Словно яркого кораллового аспида выдернул демон из воздуха длинный шелковый шнур. В следующее мгновение скользящий узел, несколько слов в темноту и тишину комнаты, и вот уже Таня стоит, танцуя на пальчиках накрепко подвешенная куда-то в кромешный мрак потолка. Ему не нужна ее покорность, рабынь здесь много, ему нужно ее желание. Не то, что она сама выставляет на показ, завлекая их, словно кошка по весне. Ему нужно, чтобы она утратила веру в ту себя, которая может так кружить головы и заставлять утопать в видениях, будто в вязком желе из страха и боли. Демону нужна была всего лишь ее душа, оголенная и отданная на растерзание… Первые два удара впиваются в нежную алебастровую кожу… Кнут ложится ровно, с каждым ударом обвивая гибкое изящное тело несколько раз. Колебания воздуха, свист, дрожание пламени свечей и тени черными крыльями по стенам.. Горячие обжигающие прикосновения к коже сразу в нескольких местах… Теперь он ласков и нежен. Тонкие пальцы аристократа ласкают израненное тело, намеренно избегая рубцов, оставленных кнутом, губы осторожно прикасаются к шее, целуют мочку уха… И вдруг он отходит, оставляя девушку покачиваться на веревке, связывающей запястья – обнаженную, с алыми вспухшими следами, пересекающими живот и бедра и пятнами ожогов там, где он касался ее сам - пальцами, бедром, губами.. - Ты не заскучал, Ангелок, мм? - подошел, поджарый, высокий, тело бога и помыслы дьявола - Иди сюда… - наклонился над Джейсеном, провел по его груди сухой горячей ладонью, толкнул в плечо – совсем несильно, прикасаясь только пальцами. Но сзади Джейсена кровать, отступать тому некуда и он падает. И Десмонд опускается рядом с ним – гибким, отточенным движением. - Ты так легко сдаешься, Ангелок… - усмешка на лице Аполлона больше похожа на оскал…
Black Mamba: Окружённая огнём. Не меж двух огней, именно окружённая. В ярком, чёрном пламени, обнимающем, обвивающем, ласкающем. Таня уже не чувствовала собственного тела полностью, лишь островки, где прикасались губы Джейсена, да пульсирующая боль внизу живота, которая заставляла брюнетку слегка поморщиться, но не более того. О, если бы в этой комнате оказался режиссёр фильмов для взрослых, он бы упал на пол и забился в экстазе от счастья и радости. Ибо это было невыразимо прекрасно. Таня запрокинула голову назад, подставляя шею для всё новых поцелуев. Её бедра тем временем двигались в такт движениям маленького демона, который оказлся совсем не маленьким. Медленно, играюче, растягивая удовольствие, прежде всего её, конечно, а не своё. Сейли сейчас была истинной богиней, каждый стремился доставить ей удовольствие, и неважно, что делали они это лишь потому, что хотели доказать, что один круче другого. Ах, мальчики, знали бы вы, как на самом деле Тане было плевать, кто из вас круче, для неё вы оба сейчас были всего лишь орудиями её сладостных пыток. И тот, кто сможет сделать их изящнее и получит пальму первенства. И кажется, этим человеком пока становится Джейсен. Ведь это его руки так безмятежно и легко скользят по её телу, прикасаясь ещё и к демону. Он так легко играет с их телами, заводит, а потом…Сейли резко открыла глаза, одновременно с Джейсеном вглядываясь в глаза Десмонда, который на какую-то долю секунды потерял самообладание, и выглядел сейчас недовольным ребёнком, у которого и впрямь забрали игрушку. А Сейли лишь улыбнулась. Дерзко. С долей насмешки. Не каждый получает то, что хочет. Точнее не каждый может удержать то, что получил. Она не вскрикнула, не застонала, нет. Всего лишь прерывистый вздох скатился с её губ, и не закрылись её глаза, а оказались лишь чуть прикрытыми. Таня завела руки за спину, упираясь ладонями в холодный бортик, приподнимая бёдра, следуя за движениями рук голубоглазого ангела, который теперь сам направлял её. И это была иная игра. Оказывается, Ангелы куда жёстче своих визави. Это не было медленно и нежно-больно, это было быстро и жёстко, но вместе с тем это было безумно приятно, и удовольствие волной прокатилось по телу Сейли, забившись быстрым сердцем и кричащей в агонии страсти – души. Но почему каждый раз тебя жаждут обломать? Прервать твою недолгую, но насыщенную приключениями и страстями, дорогу к этому сладкому слову – оргазм, ради которого, в общем-то, и затевается всё это. Сейли коротко зарычала, посмотрев в глаза Десмонду, и прижимая ладонь к пылающей щеке. Он мог делать, что угодно, мог издеваться как угодно, но он не имел права бить её, ни один мужчина на это не имеет права. Именно поэтому Сейли недолго думая отвесила Аполлону ответную пощёчину, прищуривая глаза, и дрожа от негодования, и ещё не прошедшего до конца удовольствия, которое впрочем не было полностью достигнуто. - Это не я ушла. Это ты не удержал меня, сосунок, - с ухмылкой произнесла Таня, сверкнув изумрудными глазами, прежде чем взмыть к потолку, с руками, поднятыми наверх, связанными жгутом, едва касаясь кончиками пальцев холодного пола, и продолжая ухмыляться своей извечной улыбкой змеи. Удар. Таня вздрогнула, едва заметно. С её губ не сходит улыбка, а глаза лишь чуть полузакрыта. О, да, она дразнит демона, доводит его до белого каления, выводит на чистую воду, прекрасно понимая, чего он хочет, но пока слишком рано для таких откровений, слишком рано. Удар. Хлёстко, словно кипятком ошпарили. Кнут обвивает её тело так, как татуировка плечо – по-змеиному плотно и нежно. Таня выгибает спину при каждом ударе плётки, при каждом прикосновении этого демона, и молится, чтобы не осталось следов от ожогов насовсем. Это единственное, что может её заботить в данный момент. Его язык, как змеиное жало, наполненное ядом, обвивает мочку уха, и Тане кажется, будто она слышит шипение, но это всего лишь хриплое дыхание демона, который хочет вовсе неё. Нет. Сейли чувствует ревность в его венах, которая растекается и отравляет существование. С губ брюнетки срывается тихий смех, когда Десмонд покидает её, оставляя в гордом одиночестве, висеть под потолком, чувствуя, как немеют руки, как ветер скользит по телу, охлаждая и принося облегчение горящим укусам-поцелуям. Ей нужно просто отдохнуть, совсем чуть-чуть, набраться сил. Если этот малыш думает, что ей не выбраться из подобных пут, то он жестоко ошибается. И не из такого выпутывались. Итак, пока двое мужчин, сейчас так напоминающих древнеримских патрициев наслаждались друг с другом незамысловатой игрой в желания, Сейли поменяла положение рук, благо это было всё-таки возможно сделать, и легко подтянулась, ровно настолько, чтобы суметь освободить хотя бы одну руку. А для этого было достаточно всего лишь поджечь верёвку, ну или взорвать её, в конце концов, кто тут у нас тёмной энергией владеет. Верёвка и впрямь оборвалась, и Таня мягко, по-кошачьи опустилась на пол, глядя прямо на кровать. Как это было мило с их стороны, совсем её не замечать. Хотя, может кое-кто и заметил, не зря же так глазами сверкнул. Обронённый кнут сияет на полу, как Священный Грааль, маня и искушая. Но Таню и манить не надо. Она касается рукояти тонкими пальчиками, чувствуя ещё тёплые следы от руки Десмонда, и ухмыляется. Девушка медленно выпрямляется, заносит кнут над головой, привычным движением дрессировщика, и в следующее мгновение, самый кончик кнута опускается на идеальную спину идеального мужчины, оставляя на ней пунцовый рубец. Сейли медленно шла вперёд, к кровати, вновь занося кнут, и нанося удар, только теперь демонёнок ошибся, не ему предназначался этот хлыст. Он нежно вошёл в тело другого любовника, который мог лучше их двоих оценить всю прелесть этой боли. - Никто. Никогда, Не смеет оставлять меня одну, - медленно опуская руку на бедро, проговорила Таня, глядя на обоих мужчин, чуть приподняв бровь, и разводя губы в улыбке.
Malice: Ни крика боли, ни стона наслаждения, они не нужны, когда ты чувствуешь ее тело под своими руками и понимаешь, какое болезненное блаженство доставляет каждый вздох, с самого его первого, легкого дуновения, слетевшего с соблазнительных губ и продлившийся, растянувшийся на минуты. Ты одинаково требователен и одинаково щедр, ты отдаешь всего себя, но и берешь не мало, проводя тонкими пальцами по бедрам, беря в ладонь груди и губами прикасаясь к основанию шеи той, что сейчас разделяет с тобой эти сладостные минуты беспечной неги, не целомудренной, наполненной похоти и еще не раскрытых желаний и обид. Губами продолжая касаться бархатной кожи, Джейсен поднял взгляд голубых глаз, сейчас наполненных скрытой за ними синевой чьего-то сверхъестественного, имеющего иной род, иное происхождение, заполнявшего все пространство души, вторгавшегося в каждую клетку тела, дабы разделить с носителем новое и неизведанное до сей поры. Любопытствующий взгляд встретился с темными глазами демона, объятого обидой, яростью, кто-то посмел отнять у него его прихоть, и никто не будь, а этот ангел во плоти с душою настоящего Сатаны. Удар, легкий и быстрый, и вкус крови на языке, вопреки здравому смыслу, который покинул эту комнату множество мгновений назад, юноша улыбнулся, языком проводя по окровавленным губам, пробуя собственную жизнь на вкус и отмечая, какой же сладкой кажется она теперь, еще более желанной, еще более насыщенной, к прежнему букету развращенности и греха, прибавилось несколько нот соперничества и борьбы, со всеми, с Ним, с Ней, с самой судьбой, играющей за стенами этого дома жизнями простых смертных. Сейчас эти трое уж точно не смертные, а боги, нет, еще выше, даже божества подвергаются забвению, а эта ночь и этот день не забудутся никогда. Рука провела и смахнула остатки крови, можно было бы ответить дерзостью на дерзость, при этом утратив тот интерес к игре, пробуждающийся с каждым ходом одного из игроков сильнее. Не сейчас, слишком рано, бесполезно и разве не испытывал он некое мазохистское удовольствие от этого прерванного акта нескромной любви, от боли, от созерцания умелого обращения демона с податливой женской плотью? Поднявшись на ноги, Джейсен, как голодный волк, обошел представленную картину, прикусывая губы и заставляя кровь продолжать течь в глотку, как если бы это было вино или абсент, что минуту назад был разлит по рюмкам и опрокинут в еще сомневающиеся мыслями тела участников игры. Синие, как небо, глаза пожирали картину, отмечали всю ярость Десмонда, всю ту насмешку, что скользнула по лицу Сейли, презрение и покорность, как странно все сочеталось; здесь и сейчас, вода и камень, лед и пламя, в единое сплелось, опровергая существующие законы, насмехаясь над мудрецами и учеными мужами, не знавшими таких утех. Шумно дыша, когда демон стал приближаться к нему, Джейсен сделал пару шагов назад, короткий взгляд назад, нахальная улыбка. Как много лет и сколько ночей подобных той, чем дразнит этот бог его, он провел и пережил? Подчас без удовольствия, лишь боль, жестокость, унижение, и скрытое счастье испытывать все вновь и вновь, исполняя роль игрушки, куклы, раба, покорного и не прекословившего господину. - Возможно, - короткий ответ, движение рук, коснуться сильной шеи и потянуться поцелуем к темной коже, согретой видимо солнцем таких мест, где побывать ему не удастся никогда. Десмонд несильно толкнул его в плечо, поваливая на постель и следуя за Ангелом. Голубые глаза встретились со своим отражением в зеркальном потолке, поверхность зеркала чуть дрогнула, улыбка юноши исказилась, он перевел взгляд на своего бога, оставившего богиню скучать, но что поделать – слишком сильно желание и искушение и даже сейчас, когда в глазах четвертый участник этой негласной дуэли. – А ты? Ты когда-то пробовал нечто такое? – рукой скользя по плечу и опускаясь по спине, окровавленными губами потянувшись навстречу поцелую, аперитиву перед главным блюдом, Джейсен второй рукой провел по рельефной груди, по животу, прижимаясь с каждым прикосновением сильнее и почти касаясь плоти демона ловкими пальцами. Глаза открылись, чтобы посмотреть – на собственное отражение, исказившееся окончательно, на девушку – гордо шествующую к ним, увидеть последний довод этой королевы и назидательный упрек за то, что посмели забыть о ней. Сначала был звук – удар хлыста о беспорядочные молекулы воздуха, затем сухой всплеск крови демона, сквозь плоть прорвавшуюся навстречу удару. Прекрасное творение природы исказил шрам, заставив оторваться от любовника. Но следующий удар, какой сюрприз и неожиданность, какой хороший урок, ему, взявшему на себя слишком многое. Сплетенный из кожи убитого зверским способом зверя, наконечник обжег тело, изуродовал белоснежный холст и принес удовольствие, которое вышло воздухом из легких и отразилось в сознании удерживающей зеркала руки. Потолок потрескался, Джейсен наклонился вперед, перехватывая рукой конец хлыста, обматывая его вокруг шеи оскорбленной богини и притягивая ту к себе. Осколки один за другим начали падать к их ногам, задерживаясь в воздухе. Тысячи королев, тысячи прекрасных Аполлонов и всего один он, смотрящий проницательными синими глазами на всех них. - Какое же наказание придумает нам королева? – губы коснулись ушка Сейли, но всего через секунду рука приласкала искаженное до того гримасой боли лицо Десмонда. Одно отражение за другим, они уходили далеко друг в друга и можно было увидеть всю их бесконечность, сливающуюся с реальностью, представляющую картины, которых на самом деле не было. И звуки, голоса, движенья рук, когда Она обвив руками торс склоняется под тяжестью Его тела, но Ее же губы истерзаны до крови от боли, сжимающихся на шеи простыней.
Apollon: Безмятежное лицо Ангела так близко… Оно завораживает, притягивает к себе и лишает покоя. С тихим стоном, почти без сил падаю на кровать рядом с владельцем этого василькового взгляда.… Своим пылающим хищным демоническим взором ловлю небесный в отражении на потолке. Горячее дыхание обжигает плечо, плечо возле которого дышит моя - кто? жертва? кукла? игрушка? послушный раб или мое собственное наваждение? Оттолкнув когда-то, я искал этот взгляд снова и снова, словно уходя тогда, кроме пачки банкнот оставил еще и частичку себя.… Иначе как объяснить то почти маниакальное упорство, с которым я вглядывался в лица идущих мне навстречу? Или когда вдруг резко оборачивался, думая, что вон! вон там! Я хочу твой поцелуй, хочу так, что горят губы. Подчиняясь взмаху руки, время становится вязким и тягучим, погружая нас в личный мирок наслаждения. Твои руки обнимают меня, прижимают крепко к сильному телу, и словно сквозь туман я вижу все тот же безмятежный небесный взгляд. Твои глаза. Такие спокойные как вода озера в жаркий летний полдень и такие же глубокие и бездонные как омуты в его заводях… Поцелуй пылкий и нежный одновременно. Ты боишься? Не бойся, не ты и не меня, ведь кажется, страшится сейчас нужно именно мне.. Я и ты.. этого не должно и не может быть! И уж точно не в такой интерпретации, когда я дрожу и тянусь за каждым твоим прикосновением,… Когда впервые кажется, мне хочется умолять и просить.. Но ведь ты мне не ровня! Уйди! Удары перемежаются поцелуями и прерывистыми объятиями.. Прошу, обними меня крепче, сильнее, согрей меня... Хочу чувствовать тебя всего, прикасаться к твоему телу… Мелкая дрожь сотрясает меня, воздух, постель, весь мир такой холодный! И ты прижимаешься ко мне своим горячим обнаженным телом. Я не могу сдержать стона, как же мне хорошо. Кожа к коже, дыхание к дыханию... …тонкие пальцы исследуют меня, горячие губы с пьянящим привкусом крови… …ладонь мучительно медленно скользит по груди, плечам, чувствительной коже бедер… …беспомощно запрокинутая голова и жадные поцелуи оставляют отметины на хрупкой шее… Транс, полузабытье, лица в калейдоскопе нависают, сменяются одно за другим. Как будто в тебе смешались все, с кем я когда-либо был. Кого я не любил, нет, любовь еще ни разу не касалась моего сердца, так, привязанности, вожделение, робкие юношеские чаянья.. Комната идет кругом, и я, забыв обо всем, судорожно припадаю к бледной шее, властно подминая под себя и скользя языком по молочно-белой коже. Его пальцы зарываются мне в волосы, путая их. Больно, темные пряди пеленой застилают мне глаза и липнут к ставшему потным лбу. Так сладко касаться твоей кожи, такая тонкая и нежная, она будто окутана лунным сиянием…ты - ангел, ангел! Тепло разгорается во мне угольями наслаждения.. Я отдаю и жадно прошу еще большего, я хочу сорвать с этих губ свое имя, чтобы они выдохнули его стоном, вытолкнули всхлипом, прошептали умоляя.. Полностью отвлекшись на новую игрушку, на забаву, на капкан, на удавку наслаждения, захлестнувшую даже не шею – разум… Боль накрывает так неожиданно, что на секунду я слепну. От этой боли – пронизывающей, резкой, хочется кричать и мотать головой. Только что я был весь там, я купался в горячечном обволакивающем возбуждении, а теперь ошарашено с исказившемся от боли лицом, смотрю на ту, которая посмела это сделать, дотронуться до меня без разрешения. Я готов разорвать ее, изничтожить, убить и испить ее душу до дна, я делаю движение навстречу, следующим станет чья-то смерть, несомненно, но раскрытая ладонь ангела сухая и шершавая касается моей щеки… Ангелы любят играть? Томиться болью? Отдавать свое тело и самое себя? - Мне кажется, здесь кто-то не усвоил урока.… Нельзя перечить мне, никогда, если ты хочешь жить, конечно. Но убить тебя было бы слишком просто, скучно и неинтересно.. К тому же прошлый раз я не закончил начатое… Ангелок, тебе достается прекрасное личико, а мне кое что другое… Соскользнул с шелкового покрывала встал босыми ступнями на холодные плитки пола. Горящие глаза и жесткая складка рта.. два шага и его ладони уверенно легли на Танины ягодицы. Сжал их, оставляя следы от пальцев, развел чуть в стороны и с довольным вздохом вошел во влажную теплоту, в самую глубину, тесно прижавшись к Клеопатре ночи и одновременно толкнув ее вперед и заставив грудью навалится на Джейсена, руками сжимая его плечи чтобы не упасть.. - Ты же не думала, что я оставлю тебе твою проделку безнаказанной, мм, Клео?
Black Mamba: Я настолько извращена, что боюсь порой сама себя. - Вы слишком высокого мнения о себе, мои прекрасные мужчины, - хмыкнула брюнетка, облизывая кровавый наконечник хлыста. По телу Тани сбегали капли воды. Её влажные волосы змеями прилипали к обнажённой груди и плечам, чуть дотрагиваясь до затвердевших от холода и возбуждения сосков. Она смеётся, провоцируя. Она смеётся над тем, как Он молод и горяч, стремясь отомстить, не понимая, что ей только в радость его месть, что именно этого она и добивается. Таня прищёлкнула языком, вцепившись в кнут, который обвивал её шею. Нет Сейли не боялась умереть, задохнуться. Просто она не хотела делать это так стремительно, ей хотелось ещё пожить и поразвлекаться. - Ангелку будет достаточно, - прохрипела брюнетка, раскрывая губы для адского поцелуя. И Джейсен не разочаровал, он потянулся к своей мучительнице, буквально впиваясь в разодранный губы, под аккомпанемент из разбивающихся зеркал, рычания и недовольства молодого демона, под звук рвущихся надежд и скромности. Резкий толчок. Боль. Заменяющаяся тут же сладким наслаждением. Губы синеглазого ловят её сбившееся дыхание, вбирая его в себя, выпивая до дна. Он не даёт ей стонать в полный голос, это своеобразная форма издевательства, извращённой пытки. Таня сжала плечи Джейсена, впиваясь в них острыми ногтями, разрывая кожу, и наблюдая за тем, как по белоснежным плечам стекают струйки алой крови. Сейли коротко толкнула мужчину в грудь, заставив его лечь спиной на кровать, на осколки, даже не чувствуя их. Расставив руки по обе стороны от тела этого ангелочка, брюнетка скользнула острым кончиком языка по обнажённому телу, слизывая кровь, пот, капли воды, которые капали с её же волос. Она вбирала их губами, ни на секунду не останавливаясь, вскрикивая от слишком резких толчков демона, подаваясь и раскрываясь ему навстречу, как самая настоящая шлюха. Он называл её Клеопатрой, и был прав в этом именовании, на все сто процентов. Она не привыкла, чтобы её использовали, только если она сама этого не захочет. А сейчас… Сейчас она наслаждалась тем, что её со страшной силой имели, разрывая на маленькие и совсем не нежные кусочки. Да, и кому какая разница, какими они были? Сейли просто наслаждалась. Она любила это странное удовольствие, не могла себе в нём отказать. В этом рваном, непонятном ритме, который диктовал Десмонд, они не были беспорядочными, они были точно выверенными. Сначала приподнять Её на уровень выше, заставить кричать, то ли от боли, то ли от счастья, тяжело дыша, касаясь языком возбуждённой плоти Джейсена, а затем с такой же дьявольской улыбкой, что и всегда продолжать своё прерванное занятие. Ох, уж эти пухлые губы. Сколько мужчин мечтало, оказаться между ними, испытать всю прелесть и влажность сего ртам, ну и разумеется умение этой несносной девицы обращать со своим острым язычком. Все мечтали, но почти никто не получил. Так что, расслабься ангелок, ты получишь массу удовольствия. Таня обхватила губами восставшую плоть ангелка, едва касаясь языком. И тут же глухо вскрикнула, зажмуриваясь, и опуская голову. Её тело пронзила острая боль. Ладони упирались в осколки зеркального потолка, и постель пропитывалась алой кровью, по чуть-чуть, по немногу. Но тем не менее. - Что ты ещё можешь мне предложить? – Хрипло рассмеявшись, а затем застонав, проговорила брюнетка, резко вскидывая голову и глядя прямо перед собой, продолжая упираться руками в кровать, нависая над Джейсеном, плавно скользя над ним, и заглядывая в его глаза своими зелёными и задавая немой вопрос: «Так всё и оставишь?..».
Malice: Твои губы пьянят и околдовывают. Каждый раз, когда я сжимаю тебя за плечи и заставлю ласкаться о свою грудь твои возбужденные соски, набухшие и затвердевшие, манящие как налитые молоком, только вот чада не будет; каждый раз, когда ты выдыхаешь на мою щеку мое же имя и твой стон услаждает слух, пусть и не я согреваюсь в твоих чреслах; каждый раз, когда ты готова сожрать меня целиком, когда острые белоснежные жемчужины клыков прикусывают язык, словно я клятвопреступник. Но клянусь тебе – все, что я думаю и что не говорю, то правда. Пусть я не буду обещать тебе будущего и продолжения, пусть только сегодня ты можешь ощутить со мною наслаждение болью, ты будешь знать, что все это - истинная правда, проповедуемая мною даже вне стен этой комнаты, наполненной ароматами похоти. «Увидев его, я ощутил, как побледнел, а затем зарделся; ноги мои подкосились, сердце заколотилось с такой оглушительной силой, что грудь готова была разорваться. На мгновение я почувствовал, что все мои благие намерения пошли прахом, но тут же возненавидел себя за слабость…» Смотри на меня, когда овладеваешь ею. Даже в этой сладкой истоме греховного поцелуя, которая нам дарит наша Ева (ей не нужен Сатана, она и есть самый прекрасный ангел на небосводе, низвергнутый за вольнодумие и поведение, не достойное жителей поднебесья), я смотрю в твои глаза. Их холод обжигает и остужает мой пыл. Должен был бы. Но эффект прямо противоположен, еще больше чувствуя в своих пальцах упругую грудь, еще сильнее сжимая мягкие бедра, глубже проникая языком в милый ротик, сравнимый по вкусу с десертом из французской кондитерской что на Рю-Гранде, где убивали проституток всегда, я отдаю свое сознание тебе, свою двойственность делю на равные части на троих, тело пребывает в измерении острова Лесбос, а мысли летят к тебе и ласкают взглядом небесного цвета глаз, обещая многое, ведь все только предстоит. Когда ловкий язычок Евы скользит по моему телу, я уже не представляю ничего. Тело прогибается само собой, от мимолетного и дразнящего прикосновения, дерзкого предложения, способного свести с ума и, так и есть, сводящего, ведь теперь все чувства раскалены как сталь, осталось придать им форму, любую, лишь бы продлить и одновременно с этим избавиться от ненавистно прекрасного чувства эйфории. «Моя ревность вспыхнула вновь… Я почувствовал, как огонь его взгляда проникает глубоко в мою грудь и распространяется ниже. Кровь забурлила и запузырилась, как кипящая жидкость, и я ощутил…» Горячий воздухе с шумом вырвался изо рта, руки пальцами впивались в мягкие волосы девушки, меж тем как глаза ласкали взглядом торс стоящего напротив юноши. По его коже спустилась пара капелек пота, губы были сжаты в тонкую полоску, как же хотелось распахнуть их и выжать звук, один единственный, который срывался почему-то с губ Джейсена, расплывшихся в улыбке довольного до угощения кота. Спины он не чувствовал, простыни под тощим телом давно пропитались кровью, осколки впивались в тело и шли дальше, карябая кости и заставляя какую-то часть сознания кричать о возможных последствиях. Но кому, какое дело. Пухлые губы обхватывали его, а язык игрался с нервными окончаниями, заставляя нечто подобное электрическому току биться все тело в конвульсиях. Он потянулся к шее девушке, кусая кожу и перехватывая окровавленные руки за запястья. Постель превратилась из мягкого облака наслаждения в настоящую фантазию мазохиста, ранее лишенного сладострастной боли. Оставить? Джейсен откинул легкое тело Тани на простыни, лишая демона игрушки и злорадно ухмыляясь. Игра в четыре руки, игра с обоими нетерпеливыми и жаждущими наслаждений партнерами, игра до самой смерти, волна ощущений от которой пройдет по всему зданию и даже законченные импотенты-старики, лишь наблюдающие извращенные игры своих внуков, схватятся за голову от зуда внизу живота. - Может, спросим нашего Аполлона, кого он больше желает? – губы едва коснулись ушка Сейли, когда взгляд скользнул по покрытой испариной груди и шеи демона. Язык непроизвольно облизнул губы, как в хищном желании при разглядывании готового блюда. «Внезапно всё моё тело сотряслось, словно от мощного удара; от сердца к мозгу хлынул обратный поток. Каждый мой нерв трепетал; казалось, меня с головы до ног кололи острые иглы. Мы отстранились друг от друга, но теперь наши губы соединились с вновь пробужденным вожделением. Наши жаждущие слияния рты прижались друг к другу и принялись тереться друг о друга с такой неистовой силой, что из них начала сочиться кровь; казалось, эта влага хлынула из наших сердец, дабы в этот священный момент справить свадебный обряд древних племен — единение двух тел — через причастие не символическим вином, но самой кровью…» Ладони проводили по подтянутому животу девушки, по мягким бедрам, что сейчас обхватывали его с двух сторон, принимая как гостя и захватчика, с каждым разом сжимаясь все сильнее и сильнее от напряжения мышц, ощущающих острую боль внутри. Без прелюдий, предисловий, излишних обещаний и пафосной чепухи, ненужной тогда, когда внутри тебя натянутая до невозможности струна возбуждения. И пока твое тело занято ею, мысли ласкаются о тело другого, того, кому предоставили право выбора, пока осколки дерут кожу прелестницы, пока залитая кровью спина трется о его грудь, а голова запрокинута в изнеможении и жажде, губами целуя, а зубами прокусывая пропитанную потом шею.
Apollon: … Дыхание... твое и мое.. сбивчивое, рванное, но в такт. … Тело... твое и мое.. совершенное и израненное, но сейчас это не имеет значения. … Стоны...твои и мои... хриплые, полные страсти, на два голоса, словно подпевая и вторя. Полуприкрытые черными ресницами глаза, темные и цвета неба, губы хватаются за воздух, пытаясь вырваться, спастись из сладкой пытки неспешных поцелуев... - Я хочу обладать тобой, властвовать, - шепчу я и жарко приникаю к тебе словно к источнику божественной амброзии. И сам расслабляюсь, таю в твоих объятьях. Твои губы такие живые, такие теплые, и мне хочется пить их, пить без остатка. Ты прижимаешься ко мне, льнешь навстречу, держишь так крепко, словно больше никогда не отпустишь.... И я согласен, мне так хорошо, что ничего другого кажется уже и не нужно, пусть это тонкая грань невесомости ощущений не прерывается ни на миг.... но я чувствую себя неполным, пока с нами нет еще одного падшего ангела. Последний раз я окунаю руки в твою кровь и, окрасив их твоей жизнью, раскрашиваю податливое, словно воск тело, узорами вожделения... И языком слизываю, собираю драгоценный нектар сей, вызывая у тебя судорожные вздохи боли и наслаждения... И я отхожу от тебя и подхожу ближе к кровати и, не желая ранить свое идеальное тело, одним резким движением отбрасываю осколки прочь... Я люблю доставлять боль другим, заставлять их страдать и извиваться подо мной в мольбах и слезах, пытками заставлять выгибаться навстречу, заламывая руки и сминая шелковые простыни... А себе, себе я оставляю лишь сладость, ее тягучий мед наслаждения, ее пьянящие ароматы удовлетворения.. Падший темный ангел распят на кровати. Он раскрывает свои руки, подзывая меня. Я подхватываю ее, горячую и мягкую, в объятия и волосы ее блестящим непослушным каскадом рассыпаются по окровавленным простыням. Я дергаю с полога над кроватью шелковый шнур и, оборвав его, стягиваю ангелу за спиной руки-крылья. И обездвижив его таким образом, начинаю свою игру. Нежно и медленно целую, проводя языком по губам, грубо трогаю, дергаю за возбужденные соски, заставляя все тело ее трепетать и выгибаться. Руки демона порхают по разгоряченному животу, груди, бедрам жертвы, распаляя еще больше, доводя до полного помешательства. И тонко улыбается он, слушая, как кричит и стонет темный ангел в ответ на каждое его прикосновение… Вот только демон, кровью испитой, вкусивший ее терпкого, приправленного капельками похоти вкуса, уже не хочет просто играть, он хочет большего… Из воздуха он достает тонкий, мерцающий в свете свечей, стилет: - Я хочу пить тебя, твою душу.. – шепчет Десмонд и лезвием ножа касается белой алебастровой кожи; медленно, очень медленно острое лезвие ползет вниз, рассекая и оставляя волнующий след. Тонкая линия нитью обжигающей боли тянется по груди связанной девушки, обвивает грудь, рисует узоры на ней, спускается к животу. Поглаживая себя в изнывающем от желания паху, Десмонд с улыбкой смотрит на свою «картину»: - Ведь ты заслужила наказания, Клео, не так ли? Ты бегаешь от меня к Ангелку словно ненасытная кошка, а это ведь плохо, разве нет? - мягко произносит демон. – Но ты ведь любишь, когда тебя наказывают, ведь так, о, царица ночи, мм? Десмонд пальцем движется по нити пореза, раздвигая его и заставляя кровь течь рваными мазками. - Такая палитра, как прекрасна она… Красное на белом… я предпочитаю именно такие сочетания... Он гладит ее тело, разрисовывая руками-кистями, он облизывает эту краску с пальцев и довольно улыбается, ведь в крови всегда есть частичка души, не правда ли? Да, в низу живота сейчас у него тяжело и неуютно, организм требует разрядки, несомненно, но стоит подождать еще немного и тогда.… Когда Джейсен внутри нее ведет к завершению свой неукротимый танец, она открывает рот, она изгибается, и глаза ее распахиваются, невидяще. В этот сладострастный миг, когда под ее трепещущими веками – невиданные кадры только ей известного фильма, в этот миг душа ее как никогда свободна и беззащитна…. Десмонд оценивающе смотрит на свою Клео, и сам чувствует это – крупинки ее безумия на своих губах.. Она еле слышно выдыхает, и вся расслабляется, обмякает, пальцами, ногтями полосуя и без того изодранную спину голубоглазого демиурга и… улыбается. И Десмонд вдруг вздыхает глубоко, сочно, сильно.. Он наклоняется над этой дурманящей улыбкой и, прикрыв глаза от наслаждения, тянет носом воздух. Кровь, похоть, семя, ее собственная влажность прозрачными капельками на бедрах, бисеринки пота…. И часть души, которую ненасытный демон тянет в себя вместе с ее дыханием… Сладко, божественно, демонически…. Теперь, получив свой приз, свою конфету на палочке, демон становится неаккуратным и слегка безрассудным. Резко схватив за плечи свою жертву, он тащит ее на себя. Словно куклу, не взирая на то, что на тонкой, белой, словно воск коже, остаются синяки и ожоги от его прикосновений. Джейсену, все еще сжимающему бедра падшего ангела, с демоном сейчас не справится, но кому это интересно? Почти ласково Десмонд усаживает Клео к себе на колени. Спиной к себе, он, откинув в сторону тяжелую волну ее волос, начинает нежно целовать ее плечи. Немного приподняв ее бедра, удобно насаживает ее на себя и контрастом ласковым поцелуям, там, внутри нее, начинает разгораться огнем. Горячо, вкусно, осколок чужой души пьянит и заставляет резвиться почти по-детски. - Джей, Ангелочек, поди сюда… - о, нет, демон не забыл о своем голубоглазом наваждении, что вы.. – Джейсен, присядь – Десмонд стальной хваткой ловит руку Ангела и заставляет сесть рядом на кровати. Притягивает его к себе: - Я не забыл о тебе, что ты… иди ко мне.. – Огнем разгораясь в лоне девушки, демон притягивает к себе Джейсена, склоняется к его шее с поцелуем… Стилет тонко режет беззащитное горло, кровь, каплями души льется в приоткрытые губы.. Сладко, демонически…
Magma: [right]Она почувствовала себя так, словно была единственным здоровым человеком среди всех этих людей, которые гниют заживо. Их разговоры были ей непонятны. Все, к чему она относилась безразлично, они считали самым важным. А то, к чему она стремилась, было дли них почему-то табу.[/right] Тело и душа – это две частички одного целого, не разделимого, необъятного и такого близкого. Чего-то светлого и чего-то тёмного. Чего-то странного и чего-то ясного. Всё это называется человеком, который способен развить мысль, чувствовать, жить. Живут его клетки, живут его мышцы, живёт он и дышит. И всё бы ничего, но по природе своей понятие жизнь стало неотъемлемой часть понятия чувство. Чувство – это мысль души. Так как на нашем свете всё разделено пополам, не важно как, но преимущественно на чёрное и белое, которое есть везде. В пример можно даже привести Вселенную, которая состоит из света и тьмы. И то, и другое по-своему прекрасно, для каждого своё. Но обратите внимание: блестящих сверкающих звёзд намного меньше, чем самой тьмы. И каждый, кто проживает эту жизнь, танцуя на грани, выбирает то, что ему милее. Но известно с древних времён, что светлое – это ценность всего живого, пусть не притягательная, но именно ценность, ибо это что-то особое, что-то такое, к чему в итоге придёт заблудшая душа, которая ещё не успела дойти до грани самоубийства. А ведь после самоубийства души нет.. Она умирает, пропадает, исчезает, крошиться в пальцах, как пепел. Забавно, что многие кончали именно так. Жаль, что нам теперь не дано с ним познакомиться, выпить кофе, поговорить, улыбнуться этим заоблачным теориям… Светлая же душа, будет жить. Она сердечная, она в ДНК, она везде. Не важно видите ли вы её или нет. Она здесь рядом, обнимет за плечи тех, кто просит, кто готов увидеть свет, а не снова и снова закрывать глаза, как бы не обращая внимания на всё. Рано или поздно мы все приходим к тому, что обращаемся к нему, к небожителю, пусть даже и не замечаем. Но сколько раз за день вы говорите «господи»? Посчитайте вместе с мыслями, посчитайте с услышанным. И вы увидите, что он имеет место в вашей жизни, как бы вы не хотели. Даже скорее не он, а она. Вера. Загадочная девушка, которая поселилась у вас в сердце с разной целью, по большей части соглашаясь с вашей. Все мы верим, и то во что мы верим к нам притягивается словно магнитом. И не всегда это хорошо для нас или нашей души. И вот тогда, когда деваться не куда, а жить хочется, тогда мы приходим к нему. Пусть и не все, но правильнее бы подарить своей душе второй шанс, а забирать её с телом. Как жаль, что есть в нас эта желчь – эгоизм. Но выбор ваш… [right]Все не так плохо и не так хорошо, как это кажется. И нет ничего окончательного.[/right] Она вышла, как ошпаренная, из большого холла, не останавливаясь вышла на дорогу и поймала такси. Минут десять назад, она нашла предлог уйти, не смотря на то, что приглашение было неожиданным и каким-то непонятным. Она бы могла и нет сказать, как она всегда делала, но тут. Тут было другое. Тут было то, что нельзя точно выразить словами, хотя ситуация казалось предельно ясной. Свадьба, бар пустой, бутылка шампанского, он, она; не жених и невеста, а так друзья по случайности уже года два. Он, как завороженный, смотрел на неё улыбку почти с того момента, когда понял, что она не вызывает в нём никакого отвращения. Она считала его милым приятелем. А потом как взрыв в него, и сегодня он сказал: - Ну что? Давай отпразднуем? - За жениха и невесту? - Нет… за взрыв чувств. Хотел было прикоснуться к её лицу, губам, как она застыла на месте, словно холодной водой облили. Затем развернулась и ушла. Вот теперь, они вернуться к тому с чего начинали – неприязни. И право, на этом лучше и сойтись. Почему? Да просто всё. Зачем же жить во лжи, и каждый день, регулярно врать себе? Зачем, за что? Неужели так себя можно не любить? Такси уносится вдаль. Она вздыхает. Что ж жаль. Но видимо, сейчас в другом месте ей будет лучше. Или нет? А впрочем… Приглашение было не то, чтобы от подруги, а скорее от неизвестного, но она там обещалась быть. Звалась Таней, слылась красавицей, и в действительности была таковой. Правда характер был у ней не мягок и не сладостен. Они познакомились случайно, через её, кажется, брата. Отношения были хорошими, и при каждой встрече обещали развиваться, если бы не дела, от которых всегда невозможно отказаться. Такового устройство. Но при каждой возможности, пусть даже такой гнусной, как сейчас, они должны были встретиться. Она приехала поздно, когда в основной комнате, куда её проводили уже почти никого не было. Не сильно расстроилась, даже произвела впечатление своим видом: все заметно оживились. [right]— У вас такой счастливый вид! Вы влюблены? — Да. В платье.[/right] Взгляд приковывался к этой девушке, словно она была огоньком среди мотыльков. Золотистое платье, более приторного цвета, чем волосы, слегка растрепанные от ветра, стройная фигура, тонкая, с прекрасными чертами. Лицо румяное, видимо шла быстро, тонкие губы, зелёные глаза, что редкость для блондинок. Очень выразительные, наполненные чем-то особенным, хоть и общий вид её не говорил о том, что она чем-то отличается. Своя и чужая одновременно. О, Элис… Такая наивная, открытая, порой дерзкая, лишь оттого, что гонится за тем, чего иметь не может. Ты и понятия не имела, где ты находилось, лишь думала, что слишком резко вошла и о том, что ещё не вечер, который обещал оставить неприятный привкус как на губах, так и в душе. К ней стремительно подошёл мужчина, что-то сказал, а затем галантно подав руку, пригласил за собой. Слегка, сколько в смущении, нежели смятении, Элис спокойно подала руку. Шли быстро, по сему, ей не удалось, что либо рассмотреть конкретно. Лишь только, тогда, когда они остановились у одной из дверей, после чего мужчина кротко постучал, не с целью, чтобы его услышали, а так, из приличия и подобающим манерам. Она же смотрела в этот момент на картину. Как восхитительно прорисованы детали, какое сочетание цветов, и сюжет композиции был очень интересным. Затем же, она прошла в полуотрытую перед ней дверь. Не прошла и пяти шагов, как вдруг остановилась, и как-то резко повернула направо. Картина, что открылась перед ней теперь, по сути, была похоже на сюжет картины, что висела в коридоре, но здесь реалистичное представление сего ей не понравилось вовсе. Она мгновенно смутилась, опустила голову, и уже было хотела выйти, так как поняла, что была совсем не кстати. - Видимо опоздала... - в такой тишине, даже такой возглас был слышен, и Элис уже начала жалеть, что позволила себе такую слабость.
полная версия страницы