Форум » Прошлое » Time of changes [Morgana Le Fay, Herbert West] » Ответить
Time of changes [Morgana Le Fay, Herbert West]
Herbert West: Theme: Wagner - Parsifal Act I Prelude время – 1917 год место действие/смена действия – Нью-Йорк/Род-Айленд, Провиденс события – Мы начнем наш рассказ издалека, чтобы у вас было время подумать, хотите ли вы читать последующие строки, написанные кем-то, неизвестным автором-хроникером, а может самими героями сего повествования, кто знает. Всякое знакомство, всякое новое испытание в жизни несет собой урок, определенный, для ума, для чувств, дарует нам бесценный опыт и бесценные связи, но стоит ли говорить так о нем, полностью поглощенным расширением своего кругозора, объятый одной страстью к неизведанному. И вот, словно сюрприз, само неведомое попадает в руки, предстает глазам, заставляя решать, что важнее оставаться до конца холодным или же отдаться в волю эмоций. Она – прекрасная и властная, могущественная, прожившая тысячу веков, знающая все тайны мироздания, и он – молодой двадцатилетний студент, потерявший семью в одной войне, стремящийся на другую лишь с одной целью – найти источник знаний, описанный безумным арабом. Прекрасное явление сна и прозаический портрет времени настоящего, романтика и реализм, столкните их вместе и наблюдайте, что из этого получится. Немного истории: - 1898 — Испано-американская война. - США официально выступили в Первой мировой войне на стороне Антанты 6 апреля 1917 года. - Начало великой депрессии – 1929 год.
Ответов - 15
Herbert West: «Профессору Хьюго Армстрону, Мискатонинский университет, Аркам. Уважаемый мистер Армстрон, я не смел бы беспокоить вас по пустякам, разве что как по делу срочной, жизненно необходимой важности. Вы всегда благоволили ко мне, к моим исследованиям и помогали, чем могли, пока моим жилищем был (и я надеюсь, что он таковым и останется) университет, несмотря на то, что гранд порой задерживал выплату и приходилось прибегать к помощи контрабандистов. Но пишу я вам не потому, хотя благодарность моя безмерна и всегда будет адресована к вас, как я уже говорил ни раз, как только я узнаю достойнейший способ с вами расплатиться за доброту и сердечность, я непременно им воспользуюсь. Мои исследования в области археологии зашли в тупик на момент окончания мною второго курса и потому, как вы знаете меня ничто не держало в стенах родной кафедры, несмотря на увлечение веянием психоанализа, анатомией и астрологией, я считал все это лишь подспорьем к тому, к чему в свое время стремился возможно и мой отец, пока война не забрала его жизнь, а ее последствия и жизнь моей милой матушки. Пребывая одновременно в эйфории от близости грядущего открытия и страхе о том, что все это обернется лишь сном, я себя такового и лишил. Ваша помощь была неоценима в разрешение мне копировать тексты таких книг как Книга Эйбона и «Аль-Азиф» Альхазреда, однако, я прошу простить меня (да, именно простить), вы должны были мне помочь тогда в другом, более пагубном влиянии и привычке, нежели страсть к науке и всезнанию о ценности и устройстве нашего бытия и мироздания. Лишив себя сна, я лишил себя и отдыха, и чтобы не сгореть на завершающем этапе своих исследования, мне пришлось прибегнуть к помощи средств сомнительного свойства. Я само собой говорю об опии, он заглушал мои головные боли и боли в ноге (как помните, я ее сломал еще мальчишкой и кости срослись не вполне правильно, вызывая периодические спазмы и заставляя меня порой хромать в самой неподходящей ситуации). Опиум постепенно из средства необходимости стал средством моего спасения, как виделось мне, сейчас же могу с точностью сказать – именно опиум виновен в моей неудаче и в том, в своей возможной удаче сейчас, я пишу вам. Пребывая между жизнью и смертью, насыщенный пророческими знания Аль-Азифа, я путешествовал в своем мире грез, выбираясь за его пределы, становясь первым путешественником по ткани материи. Тогда то я и увидел эти покрытые песком города, затерянные в пустыне, забытые и потому нетронутые, разве что только временем. Решение созрело сразу же, и в погоне за упущенной возможностью, и надеясь, что смена обстановки избавит меня от дурного пристрастия (мой молодой организм, хочу заметить, с достоинством вынес потерю стимулятора для жизни в грезах), я ринулся туда, куда другие молодые люди моего возраста только мечтали или опасались попасть. Итак, я могу с гордостью представиться как младший лейтенант Уэст, профессор, ибо годы войны и саму войну я увидел еще задолго до того, когда наша страна вступила в этот народный, поистине чудовищный бунт целой империи. Дважды я был на волосок от смерти, трижды ранен и один раз чуть не отравился газом, свойство которого мне потом представилась возможность изучить. Все эти испытания стоило того, так как сейчас я перехожу к главной новости сего послания – сыграв роль раненного солдата я дезертировал из отряда (удачно, ведь как потом я выяснил их всех убило новым газовым веществом) и направился туда, куда указывал путь моих снов. Зная ваш скептицизм, я хочу опередить вас и уверить, что если бы меня постигла неудача, эти строки не были бы начертаны моей рукой, покуда вторая… Но я забегаю вперед. Мой путь пролегал к Северной Африке, военные действия на которой длятся нескончаемо долго и не прекратятся, по-видимому, никогда. Пройдя путь от Европы, до самого сердца пустыни, я готов был сдастся, когда неожиданная удача – я провалился под песок, который покрывал сверху давно заброшенный и покинутый всеми город. Я прилагаю к письму копии рисунков, которые успел набросать в пещерах. И там, я нашел то, что должно мне помочь – настоящий, подлинный Аль-Азиф, с переплетом из китайского шелка и золотых нитей падишаха неведомой мне, к сожалению, восточной страны. Сейчас мои руки дрожат и трясутся, и несмотря на то, что теперь как и студент, и военный я вхож во многие знатные дома, я не могу думать о праздных развлечениях, девицах и прочей чепухе, когда у меня дома лежит самая потрясающая книга своего времени и вне времени. «Некрономикон», как его называют многие невежды…» - Мистер Уэст! – мужской резкий голос, заставил его оборвать полет мысли и пера, оставив письмо так и не завершенным. Кое-как скомкав обрывок бумаги и положив его в карман, молодой человек вышел из будуара, предназначенного как правило для интимных встреч многих гостей в коридор, где его безуспешно искал и звал мужчина лет сорока, со старомодными бакенбардами и выправкой настоящего генерала. - Мистер Тэтчир, - улыбнулся приветственно Герберт. - Черт вас дери, Уэст, вы как призрак, то тут, то там. Я прихожу на кухню и мне говорят, что вы там не появлялись, в зале вас нет, и это несмотря на обилие хорошеньких мадмуазелей, доставленных прямиком своими родителями на этот чертов прием по чертову случае чьего-то чертового дня рождения или что там. - Мой друг, давайте присядем, вы пьяны, - Уэста взял мужчину под руку и направил к скамье. - Ни черта подобного, я просто веселюсь, так как Америка в очередной раз спасает Европу. - Да, конечно, - без тени улыбки, но все же с иронией в голосе отозвался студент, усаживая генерала на скамью и чудом избежав падения на военного вслед за ним. Тот с силой сжимал галстук Уэста, словно пытался задушить. Тяжело вздохнув Герберт безучастным взором посмотрел на двери большого зала, за которыми скрывалась толпа гостей, музыканты, закуска и просто океаны шампанского и вина. Возвращаться туда не было никакого желания, однако он давно усвоил урок – если ты хочешь добиться успеха в любом деле необходимы связи, хорошие, надежные и желательно также и денежные, а деньги водились только у гостей, у прислуги занимать было стыдно, к тому же это была своего рода реклама, порой Уэсту и говорить не приходилось, стоило кому то представить его как студента, бросившего обучение ради службы Родине, когда она в этом нуждалась, как все буквально распахивали свои объятия, толстосумы желали вложить выгодно денег, а их жены выдать дочерей замуж. Был двадцатый век, порядки временами оставались на уровне девятнадцатого. Деньги - это нужно, женитьба – он был обаятельным юношей, но для девушек настоящим занудой, а они для него – слишком глупыми. - Что вы там хоть делали, мистер Уэст? – генерал осел на скамье, смотря в потолок. – С красоткой миловались небось, так резко выскочили, хех. - Нет, генерал, я писал письмо в университет. Скоро собираюсь вернуться туда, так как на фронт меня уже не пошлют. - Ах да, да, эти проклятые ранения, ничего сынок, будет еще ни одна война, в которой ты сможешь поучаствовать. - И которая разрушит всю работу… - Что? - Я говорю, да, сэр, еще повоюем. Откланявшись Уэст направился к общему залу, глубоко вдохнул перед входом в него и только потом вошел. Улыбаясь всем, кто оборачивался к нему. Подхваченный тотчас под руки мнимыми временными друзьями, которые буквально на тарелочке с серебряной каемочкой выложили ему всю информацию о том, кто здесь и каким образом он здесь, в скором времени он совсем забыл и о генерале, и о своей нелюбви ко всему этому, единственное что так и осталось в памяти, поскольку было незавершенным письмо и предвкушение вновь взять в руки заветный том.
Morgana Le Fay: - Аккуратней, чёрт тебя возьми! – Огрызнулась брюнетка, когда её не совсем поворотливая служанка-ирландка слишком сильно затянула корсет на и без того тонкой талии. Ле Фей вдохнула полной грудью и стала ожидать окончания экзекуции. Ирландка что-то приговаривала, зашнуровывая орудие пыток, и после нескольких томительных минут отпустила свою хозяйку. Несмотря на то, что на дворе был двадцатый век, и что женщины уже давно отказались от личных служанок, или как их называла Моргана «овчарок», а также от корсетов и прочих неудобных, но весьма эффектных элементов одежды, она оставалась верна своим традициям и не собиралась ничего менять, ровно до тех пор, пока ей не предложат что-то, что будет заслуживать её полного и безоговорочного внимания. Именно поэтому мисс Ле Фей уже второй час стояла в своей комнате, а вокруг неё порхала служанка, старающаяся угодить своей «молодой и весьма капризной хозяйке», что к слову сказать было весьма и весьма трудно. Моргана отпустила Флавию и осталась в своей комнате в гордом одиночестве. Усевшись на пухлый пуф, стоящий около большого и резного трюмо, ведьма подпёрла щёчку кулачком и безучастным взором смотрела на своё новое отражение. К этой внешности она прибегала крайне редко, лишь когда хотела оказаться в центре внимания, когда ей становилось откровенно скучно, и хотелось произвести эффект на окружающих. Хотя, зачем ей всё это было надо? Тысячелетия, проведённые на этой земле научили Моргану ценить людей верных, преданных, искренне любимых. В общем, таких, каких у неё никогда не было. И тут к ведьме на колени запрыгнул маленький пушистый комочек, который уютно устроился в складках атласной юбки и тихо заурчал, прикрывая огромные зелёные глаза. Моргана тут же автоматически стала почёсывать за ушком Артура, тяжело вздыхая. Она уже привыкла, что это животное всегда с ней, начиная с того момента, как она впервые ступила на тропу бессмертия. Единственный, кому было позволено находится рядом с этой женщиной круглые сутки и не делать ничего, чтобы заслужить её внимание. Скинув кота с коленок, Моргана выдохнула, помазала духами за ушком и в ложбинке между грудей, после чего, вышла из комнаты, шурша юбками, между которых то и дело сверкали огромные зелёные глаза. Сегодня она решила устроить что-то вроде бала, как она сама называла эти вечера. В Нью-Йорке о ней уже все знали, но говорили полушёпотом, мол она голубых кровей, приехала из Англии, дочь какого-то то ли графа, то ли ещё кого-то. Сама Моргана не опровергала, но и не подтверждала слухи. Она не показывалась на других званных вечерах, не участвовала в дискуссиях, не встречалась с молодыми дамочками, всячески избегая их нудного общества. Хотя её часто замечали в компании парочки молодых офицеров, которым, судя по слухам, она благоволила. Но опять же, это всё слухи, никто не мог сказать правды. Молодые и горячие юнцы, на перебой рассказывали о том, как они проводили время с этой очаровательной мадемуазель, их будущие жёны, предположительно будущие, на пару со своими мамашами кривили губы в презрительных гримасах, ну а сама мадемуазель Ле Фей дома не сидела. Она была любительницей азартных игр и злачных заведений. Сидя вместе с господами весьма сомнительных репутаций, выходцев туманного Альбиона, в каком-нибудь пабе, в окружении девиц лёгкого поведение, с зажатой в зубах сигареллой, вставленной в мундштук, Моргана играла в искренне любимый ею покер, извлекая нужные карты буквально из воздуха. Но стоит сказать о том, что в этой игре Мори предпочитала шульмовать без магии. Именно поэтому карты так легко и свободно появлялись из-под резинки чулок, из перчаток, складок платья. Хотя для Морганы это было всего лишь развлечение, для кого-то это было способом заработать, и она старалась помогать тем, кто этого действительно заслуживал. Но, увы, долго она не могла продолжать так себя вести. Сила силой, а репутация бывает дороже. Именно поэтому она решила устроить бал для сливок Нью-Йорка, и для солдат, точнее тех, кого считала достойным своего общества. Разослав приглашения половине города, Моргана приступила к организации вечера. И это хоть как-то отвлекло её от скуки, которая пронизывала всё её бессмертное существование. Когда получаешь во власть безграничную силу, власть и бессмертие, то как-то против воли стремишься к тем мелочам, что делают из человека человека. Отдавая последние приказания, Моргана вышла на небольшой балкон, вдыхая полной грудью ещё пока чистый воздух Нью-Йорка. Каких-нибудь двадцать лет и этот воздух станет таким же поганым и прогнившим, как и те, кто им дышит. Женщина вернулась в залу, но уже в совершенно другом наряде, с причёской и при полном параде. Ей слуги ничему не удивлялись, хотя бы потому, что решительно ничего не замечали. Гости начали пребывать, их становилось с каждым разом всё больше и больше, и у каждого было ощущение, что он знаком с мисс Морганой уже тысячу лет, и так ей рад, что просто не может передать словами. Но ведьма не могла долго выносить этого, она просто сделала так, что каждый вёл себя так, как считал нужным, без её вмешательства. И вот тогда истинные мысли полились к ней в голову, словно селевой поток. Моргана тут же отгородилась от всего этого, продолжая беспечно болтать с окружающими её служащими, простыми чиновниками, молодыми девочками, хихикающими старыми девами и прочими, прочими, прочими. Но в одно мгновение, что-то отвлекло внимание Ле Фей от них ото всех. Она почувствовала, как кто-то зашёл туда, куда мало кто мог войти. Только человек с железной волей, невозможной силой духа мог проникнуть в казалось бы, простую кладовую, но где хранились реликвии её царственной семьи, спрятанные под огромным слоем пыли, закрытые в сундуках, и заставленные книгами. Моргана пристально смотрела на дверь в ожидании, когда она распахнётся, а её взору предстанет тот, кто это сделал. И когда это произошло, изящно-очерченная чёрная бровь медленно поднялась наверх, а алые губы расплылись в довольной улыбке. Молод, хорош собой, амбициозен и вскоре будет просто помешан на науке, уж она-то постарается. Моргана извинилась перед теми, с кем общалась, и поставив бокал шампанского на поднос, проходящего мимо официанта, направилась в ту сторону, где группкой стояли молодые мальчики-солдаты, со многими она и впрямь была знакома. За теми самыми карточными столами. - Добрый вечер, господа. Надеюсь, что я вам не помешаю? – Моргана лучезарно улыбнулась молодым людям, которые застыли в немом восхищении хозяйкой вечера. Магия, чёрт её возьми. Услышав ропот, она лишь взмахнула ресницами, и этого было довольно, чтобы все замолчали. - А вам говорили, что это невежливо бродить по чужому дому без ведома хозяйки? – Ведьма с лукавой улыбкой смотрела на того юнца, что совсем недавно покинул её кладовую, и теперь беспечно улыбался. – Я раньше не видела вас среди моих знакомых, как вас зовут? Ах да, меня зовут Моргана Ле Фей, и на данный момент я являюсь хозяйкой этого всего.
Herbert West: Эти скучные разговоры ни о чем. Посмотрите налево – вы увидите группку эстетствующих художников, проследите за их взглядом и вы увидите с какой жадностью они смотрят на своих будущих агентов, половина из них готова отдаться хоть фонарному столбу, лишь бы его картины висели в галерее или хотя бы центральном парке на всеобщее обозрение; посмотрите направо – там стоит семья весьма преуспевающего оружейника, говорят на войне он заработал больше чем за все года мира, и кстати у него три дочери и все весьма и весьма хорошенькие, что подводит нас к разговору о женской части сего представления, не брака ради и вековечных уз мы высматриваем в толпе красоток, а ради лишь цели удовольствия и удовлетворения своего неумного либидо, мы видим уже их у себя в объятьях, когда они с презрением смотрят на нас. Странный парадокс, стоит женщине к вам отнестись равнодушно и вы готовы свернуть горы ради ее внимания, лишиться жизни и сделать в итоге несчастными не только себя и ее, но и всех окружающих. На пять минут. Не более. История Ромео и Джульетты не к месту в этом циничном мире набирающей обороты индустриализации. - Герберт. - Да, - он оглянулся к стоящему рядом молодому офицеру, который буквально светился от счастья пребывания здесь; беспечный дурак, которого буквально через три месяца снесет со страниц жизни пушечный заряд артиллерийских орудий, останутся от него только разбросанный по полю куску плоти, может его матери повезет и она получит по почте хотя бы ногу или руку сына, целую, но не его самого. - Ты где, дружище, витаешь? Смотри сколько даров нам сегодня представлено, изысканные закуски, дорогие вина, а девочки, - он тихо хохотнул кивая в сторону двух кокеток, которые с явным воодушевлением смотрели сейчас на сгруппировавшихся в общий кружок по интересам солдат. Так было всегда, они обсуждали их, а те в свою очередь отвечали тем же, темы разговоров были до скучного одинаковыми – этот кусок пирога мне, этот тебе, тот плешивый оставим дурнушке, а самый красивый должен остаться хозяйке вечера, для первого танца, для одного танца, а потом уже можно будет воспользоваться им как использованным не раз инструментом для веселья. Двадцатый век все же внес свои коррективы в жизнь общества, особенно в жизнь высшего общества, смешавшегося с верхушкой рабочего класса, коммерсантами, банкирами, крупными промышленниками; не сказать, что они не были на пользу, и все же, всего каких-то двадцать лет назад желающие удовольствий молодые люди и девушки были умнее, хитрее, извращеннее в своих аферах, а сейчас – главное, что не у всех на глазах, остальное – пустяк. - Так, задумался о своем, - рука невольно дотронулась в кармане до письма, сжимая его. Успеется, все еще впереди, сейчас ему просто необходимо быть как все, лучезарно улыбаться, раскланиваться, одарить парочку жеманниц своим вниманием, а потом, когда он уйдет, можно будет вздохнуть с облегчением. - Ты всегда думаешь о чем-то своем, а не о том, что надо. Ха, представляешь Трой, даже сидя в окопе этот чудак продолжал что-то там вычислять для себя, размышлять. В нас летят пули, а он думает о расчетной формуле серой.. - Серной, - поправил Герберт. - Что я говорил. Герб, тебе надо забыть на время все это. Гляди, вон та красота весь вечер пялиться на тебя, да так, что я боюсь как бы у нас не был случай каннибализма в городе за столько то лет. - Очень смешно, - Уэст перехватил у проходящего мимо официанта с подноса бокал шампанского. – К тому же ты прекрасно знаешь. - Что? - Она заноет от меня через пять минут, я не умею рассказывать анекдоты, которые они ждут и не умею быть достаточно милым, а вежливость они терпят только от своих отцов, - он похлопал друга по плечу, делая очередной глоток. Если ты не можешь примириться с миром в трезвом виде, попробуй его немного украсить. - Герб, ты – зануда, - все присутствующие рассмеялись. Может вежливость, а может так оно и было. В каждой шутке была доля шутки, и да, он был занудой, ему нравилось быть таким, ему нравилось быть самим собой всегда до мозга костей, иначе – он был бы никем, просто очередным осиротелым студентом, на воспитании у незнакомцев, сбегающий и вытворяющий всяческие непотребства. Вкус порока он уже вкусил сполна, как полагал Уэст, алкоголь, опиум, а где опиум там и беспамятство, желание действия любого, вы можете писать стихи, горланить песни, утопать в провонявшими кровью и потом шелкам постели проститутки, просто не останавливаться до определенного момента, когда вдруг мир сосредоточится на одной точке. Кто-то словно крутил до того глобус, миниатюрную модель Земного шара, а затем резко остановил. Раз – и вот, совершенно другой мир перед вами, словно вы никто и все, вы во всех других людях, в их мыслях, вы везде, в каждом уголке этого мира. Прекрасное чувство и опасное, не остановится вовремя и один выход – смерть, иначе превратишься в подобие живого существа. Как на той картинке. Мысли вновь обратились к книге. Простая иллюстрация, подпись на арабском, или нет, это какое-то другое наречие, незнакомое, знать бы только что оно значит, а сам рисунок – завораживает и пугает, такое ты представляешь на дне морском, но никак не в реальной жизни. Смех смолк, неожиданно и странно, и именно эта секундная тишина заставила отойти размышления, воспоминания, сожаления о том, что он не может позволить себе утонуть в этом чарующем аромате наркотика, лишь бы увидеть те развалины опять, только в более совершенном виде, какими они были, пожалуй, несколько столетий назад. Взгляд поднялся от забавных пузырьков, растворявшихся в охлажденном искусственно бокале. До того, игравшая на губах улыбка спала, осталось только некое замешательство в голове. И слова, произнесенные кем-то не сразу дошли до слуха, задерживаясь где-то по пути к понимаю происходящего. Очаровательна, нет, прекрасна, да и нет, величественная, и да, и нет, подобрать какое-либо определение возникшему перед ним видению было сложно, может вина лежала на алкоголе, который на пустой желудок и с непривычки пить вообще ударил в голову сильнее обычного, может сам Герберт просто настолько ушел в мир собственных размышлений, что сотворил для себя и других нечто совершенно отличающиеся от прочих видений ужасного и неведомого, что приходили по ночам, заставляя молодого человека просыпаться в холодном поту и судорожно искать любой источник света как спасительный бальзам для души. - Я…да, прошу прощения, - он опустил голову в небольшом поклоне. – Герберт Уэст, мисс Ле Фей, я недавно в городе и еще не имел чести быть знакомым с вами лично. Держаться достойно, казаться не равнодушным и не слишком холодным, но скрывать малейшее замешательство, малейшие намеки на восхищение чем-то или кем-то, пристрастность во мнении подавлять, держать себя в руках, как подобает джентльмену, как подобает человек труда умственного, рационально смотреть на любую вещь, на любого человека, даже на того, или ту, что тебя восхищает. - Мне говорили о вас, о вашем доме, и, - он обвел зал взглядом, - это действительно впечатляет, это чудесно. Я могу лишь восхититься тем, что меня окружает и сказать, что вы прекрасная хозяйка. Он салютовал бокалом в честь Морганы, улыбаясь, впервые за весь вечер не наигранно и натужно, а искренне и, пожалуй, даже с приятной долей удовольствия в этот раз. Оставаясь внешне спокойным, вежливым, улыбающимся не слишком широко, но дружелюбно, он, тем не менее, словно искал спасения обращаясь взглядом то к одному знакомому, то к другому, но всякий раз невольно возвращаясь к девушке, не пожирая ее взглядом и не думая о том, как было бы чудесно заглянуть под юбку и стянуть стягивающее талию платье, о чем мечтали вероятно половина из присутствующих, а по особому смакуя, сравнивая, понимая, что по сравнению с ней, никто здесь больше не сможет оказать на него такого впечатления. Никогда он не судил о человеке лишь по внешним данным, никогда не пытался разгадать, кто скрывается за лоском и прекрасной маской, поскольку всегда там оказывалось пустое пространство, даже не уродство, что можно было бы стерпеть. Сейчас – то ли шестое чувство, то ли интуиция, или обман всех чувств разом и мнений, опьянили разум не давая подвергнуть критике что либо в представшей взору хозяйке этого дома. Глупо, он стал думать о том, а нормально ли сидит на нем костюм, не выглядит ли он слишком неряшливо, не походил ли на мальчишку, нежели на солдата в отставке, есть у нее дети, а муж, а семья вообще, или она живет одна, на всем белом свете. - Мисс Ле Фей, - один из молодых солдат с обожанием смотревший на Моргану, обратился к ней, - я уверяю вас сегодня вы познакомились с одним из самых страннейших людей в этом городе, - хохотнул он. - Бобби, похоже шампанское, которым наша дорогая хозяйка угощает нас ударило тебе в голову, Герберт такая же аномалия как и твой длинный язык, - вся компания залилась смехом. - А по мне так человек, который не садиться со мной за карточный стол, самая настоящая сказка наяву.
Morgana Le Fay: Моргана наслаждалась тем эффектом, что производила на этих молодых людей, каждый раз, как появлялась перед ними, сияя белозубой улыбкой. Женщина чуть прикрыла глаза, втягивая полной грудью пряный воздух, тонкие ноздри затрепетали, а Моргана тут же медленно выдохнула, устремив свой взгляд на Герберта. Он ей понравился, и она не собиралась этого скрывать. Гениальный ум, тщеславие, которое ещё не успело в нём полностью проснуться, а лишь изредка приподнимает свою головку, и смотрит смущённым взором, самолюбие и амбиции, изредка подающие голос, ждущие своего момента, чтобы расправить крылья и вылететь из этой тёмной души. Ух, как же Моргана завелась, глядя потемневшими, фиолетовыми глазами на Уэллса, не заботясь ни мало о том, что кто-то может заметить разительную перемену в её внешнем облике. Фиолетовое сияние незаметно окутало изящную фигуру Морганы, пока та не очнулась, будто ото сна, тряхнув головой, и приложив ладонь к глазам. - Что с вами, миледи? - Всё в порядке. Прошу, называйте меня просто мисс Ле Фей или Моргана, - Моргана убрала руку от лица, снова гляд пристально на Герберта. Она чувствовала то смятение, которым были охвачены его думы, и пухлые губы дёрнулись в насмешливой улыбке. Нет, она не позволит такому сокровищу просто так пропасть под её чарами. - Не стоит извиняться, сударь, всё уже в прошлом. Если вы смогли попасть в то место, то я могу лишь гордиться тем, что у меня в гостях такой молодой человек, как вы, - Моргана едва заметно склонила голову в поклоне, прикрыв на мгновение глаза. – О, это не проблема. Сегодня мы с вами всё-таки познакомились, чему я несказанно рада, - Ле Фей протянула юноше свою руку, затянутую в белую атласную перчатку. Герберт слегка коснулся её губами, а Мори лишь снисходительно улыбнулась. Она задумчиво осмотрела всех присутствующих, что почувствовали себя весьма неуютно, когда их покровительница переключила всё своё внимание всего лишь на одного из них всех. Чувство зависти и ревности разливалось по их пустым сердцам, заполняя их до краёв. А Моргана всего лишь продолжала наслаждаться таким исходом событий. Вечер переставал быть скучным для неё, как это было до этого момента. Как же она рада, что всё-таки устроила этот бал, в честь… А какая разница? Пускай он будет в честь молодости, юности! В честь этих прекрасных молодых людей, что своими руками прокладывают дорогу Великого Зла, что устилают её своими телами, чтобы ей было удобней идти. - Благодарю, мистер Уэст. Для женщины услышать подобный комплимент великая награда, - Моргана снова улыбнулась, делая глоток холодного шампанского. Она ещё пока не знала, что будет делать с этим мальчиком, но точно знала, что что-то, да будет. Она просто не может оставить такой талант в стороне, пройти мимо и ничего не предпринять. Позже надо будет хорошенько покопаться в его красивой головке. Умён и красив, потрясающе редко сочетание, а она любит коллекционировать редкости. - Вы прекрасно выглядите, Герберт, не стоит так переживать, - промурлыкала хозяйка торжества, поправляя маленькую брошку на платье, и не глядя на мужчин, что окружали её. Она слышала, как струится кровь по их венам, как лениво бродят в их молодых и пьяных головых бредовые мысли, как несмелые и смелые желания терзают их юные и крепкие тела. Как скучно и примитивно. Гораздо приятней слушать его мысли, как он теряется от нахлынувших чувств и ощущений, что прежде ему были неведомы, может быть лишь чуть поверхностно, не более того. Ле Фей повернула голову на слабый голосок, пищавшего рядом с ней, и даже не попыталась улыбнуться. Она молча выслушивала его, и других. И лишь в самом конце позволила себе лёгкую улыбку. - Так вы не садитесь за карточный стол, мистер Уэст? А если я предложу вам партию в покер? Или вы предпочитаете блэк Джек? Или есть игры, которые вас вдохновляют больше. Выберите карточную игру, а я выберу время и место. И мы все, - Моргана обвела присутствующих хитрым взглядом, понижая свой голос до заговорщицкого шёпота, - сыграем. На что-нибудь интересное и необычное. Не бойтесь, господа, я буду гуманна по отношению к вам ко всем, - Моргана прошла вперёд, а мужчины расступались перед ней, как море перед Моисеем. Моргана подхватила Герберта под локоток и склонившись к его уху, тихо прошептала: - Поскольку вы тут новенький, то я просто обязана пообщаться с вами tet-a-tet, и даже не смейте отпираться, вы ведь не сможете мне отказать, - Моргана мягко, но настойчиво повела Герберта на балкон, на котором, представьте себе, никого не было. Словно это была запретная зона, в которую никто и никогда не допускался. Приятный прохладный ветер немного освежил разгорячённую ведьму и её спутника, а бокалы с шампанским достаточно расслабили молодого человека, чтобы было можно его разговорить. - У меня такое ощущение, что раньше я вас где-то видела…Расскажите мне о себе, Герберт. Пожалуйста, - Ле Фей доверчиво улыбнулась, чуть сжимая руку юноши выше локтя. Она всем своим видом выказывала дружелюбие и мирное настроение, она и впрямь хотела узнать о нём побольше. Но не читая его мысли, а слушая его голос.
Herbert West: Пребывать в некоем воодушевляющем неведении для него не было новым явлением этого мира, напротив, всю сознательную жизнь и в особенности последние пять лет он ежедневно чувствовал нечто подобное, это как дверь, что заперта, но вот-вот откроется. Одно дело, правда, когда он испытывал нечто подобное касаясь руками запретных книг, таящих не менее запретные знания, другое – перед женщиной. Это было в высшей степени необычно и тому было множество причин, первая и последняя заключались именно в хозяйке вечера, потому как она не шла в сравнение с другими дамами присутствующими здесь, она словно была выше них, другая, более нереальная, не только красота, но и сами манеры, мимика, жесты, легкость, с которой она заставляла его мысленно краснеть, в растерянности улыбаться на тонкое замечание по поводу внешнего вида, не выраженное вслух (как она узнала?); то, с каким пренебрежением она относилась к реакции окружающих, заставляла кровь молодых офицеров вскипать от жгучей ревности и обиды, сегодня Моргана не оказывает им почестей, сегодня все ее внимание переключено на этого сбежавшего с поля боя выскочку, а ведь война не закончена, это они должны довольствоваться всем, это им должны делать комплементы и лукаво улыбаться, потому что завтра они могут погибнуть, пока этот книжный червь будет сидеть в уюте в своей каморке, которую и квартирой не назовешь. Уэст, тем не менее, как мог старался ничем не выдать ни своего легкого волнения, ни того, что заметил перемену во взглядах приятелей. Домой он будет возвращаться со осторожностью, темные улицы, островки света фонарей, разбросанных по дороге скорее в качестве ориентира, нежели ради освещения пути прохожим, кто знает – может произойти многое, а на утро либо он будет прикладывать лед к синякам, либо станет тридцать четвертой новостью в газете. - Нет, к счастью или к сожалению, мисс Ле Фей, я не сажусь за карточный стол, под любым предлогом, - он перевел твердый взгляд на того самого Бобби, который держался одной рукой за плечо товарища, стоящего рядом и пытался смотреть на Уэста, хотя получалось у него это не слишком хорошо, изрядная доля спиртного уже дурманила разум и лишала солдата возможности видеть мир таким, каков он есть на самом деле. Блаженное счастье в вине. – Раньше играл, но мне не слишком везет в карты, - он снисходительно улыбнулся, отпивая шампанского. Мужчина чуть вздрогнул, когда тонкая женская ручка подхватила его, а очерченные помадой губы склонились к уху. Удержавшись, чтобы не вдохнуть глубже аромат Морганы, он только попытался скрыть подступившую неуверенность коротким кивком и вежливой улыбкой согласия. - В этом вы правы, - он посмотрел девушке в глаза, когда она отстранилась. Что-то неуловимое, знакомое и в то же время потустороннее проскальзывало в них. Несомненно, они чаровали и очаровывали, и не только его, под чарами этого колдовства находились все присутствующие рядом. Он готов был поспорить, стоит этим глазам приказать выброситься из окна и гости так и поступят, с улыбкой на устах, с счастьем и легкостью в сердце они распахнут окна, поднявшись на верхние этажи дома, сделают шаг навстречу ночному ветру, доносящему запах моря и реки, грязный, неприятный для человека только приехавшего в город, но вполне терпимый для жителей Нью-Йорка. Интересно, а это предположение когда-либо воплощалось в жизнь? Моргана была достаточно молода, а Уэст не сомневался в наличие у девушки уже целой коллекции разбитых сердец, отвергнутых поклонников. Они прошли на балкон. Все также вместе, в близости. По началу было беспокойство, затем оно сменилось странной гармонией, как бальзам растекающейся по всему телу вместе с кровью. Возможно действие алкоголя, что не исключено, он же предпочитал предполагать, что подобное действие скорее оказывает на него присутствие Ле Фей. Ведь раньше, даже если его и утаскивали молоденькие избалованные нимфетки, мечтающие поскорее выскочить замуж и избавиться от надзора родителей, в сторону, то ничего кроме презрения к ним, жалости или равнодушия в этом человеке не было. - Видели? Возможно, хотя…, - он отвел взгляд на ночной город, редкие огни то тут, то там, где-то тоже званный вечер, где-то также двое стоят на балконе, только другие люди и другие жизни. – Пара моих статей были опубликованы, одна с фотографией автора, но в узкоспециализированный газете, она выходит только у нас в городе. Но может, какая-то копия могла попасть и вам в руки, если вы интересуетесь историей и религией, - Герберт усмехнулся. – Не знаю, что вам рассказать, моя жизнь скучна для большинства и не представляет большой ценности, разве что – только для близких друзей, их мало, точнее нет совсем. Мужчина сделал пару шагов в сторону, обводя рукой контур бокала. Нет, ему не стало грустно от мысли о том, что в жизни он не может доверять никому кроме себя, что ему не на кого положиться, что он одинок. Разве что профессору Армстрону он может довериться и назвать его своим другом, но между ними были отношения такого рода, какие бывают между отцом и сыном, минуя кровное родство и усугубляя духовное, пастырь скорее уж, учитель. - Я пока еще студент, Мискатонинский университет, если слышали, это в Аркаме, недалеко от Провиденса. Наш девиз – ex ignoratia ad sapientiam, e luce ad tenebras – от невежества к мудрости, из света во тьму, - с неким пафосом произнес он, пробуя слова на язык и вспоминая как это звучало в тот, первый раз, когда он прочел эти слова выгравированные на воротах главного корпуса, это были первые слова прочтенные им, на их основе профессор и учил мальчика латыни с пяти лет. – Я занимаюсь в основном археологией, историей, изучением разных религий, верований, культов, но не чураюсь и точных наук. К сожалению, у нас слишком мало студентов и профессуры и потому обучающимся позволено брать на себя несколько специальностей, это делается… А впрочем не буду забивать вам голову, я слишком увлекся описанием, а вы спрашивали совершенно о другом, - он заметно смутился, покачав головой и улыбнувшись. Уэст упер руки в широкие перила балкона, поставил на них уже полупустой бокал с шампанским. - Красивый город, - заметил он, - профессор Армстрон, мой опекун некогда, говорил, что я родился по пути в Нью-Йорк и вот спустя двадцать лет я до него добрался, странная ирония. Я бывал в Европе, само собой в качестве солдата, сейчас же война, бывал в Африке, Египет, Ливия, Алжир, и ни разу в одном из самых красивых городов своей родной страны. Хотя, должен заметить здесь несколько суетно, - саркастически добавил Герберт. Он смолк. Что ему было сказать? Люди никогда не интересовались его жизнью и им в частности, он был этому только рад. Сказать было нечего, а если и было – его бы приняли за сумасшедшего. Эта одержимость этой книгой, этими секретами, этой историей, она давно, как паразит, уютно устроилась в его организме и медленно поглощала молодого человека изнутри. Отсюда кошмары, отсюда желание найти лекарство, каким и были дальнейшие исследования. - А вы, Моргана? Откуда вы? – Уэст позволил себе вольность и коснулся рукой девушки за предплечье, приблизившись.
Morgana Le Fay: Её привлекали смертные. Но не все. Её привлекал он. В его скромности, в его умении держать себя в её обществе, не так, как остальные, было что-то такое, чего сама Моргана уже давно не видела. Она всё больше и больше заинтересовывалась этим человеком, понимая, что это их не первая и не последняя встреча, и неизвестно, чем каждая из них будет заканчиваться. Волшебница чувствовала в Герберте что-то такое, что цепляло её, какое-то неземное начало, что подвигало ведьму к решительным действиям. Но главное тут было не переусердствовать, иначе может сломаться, а это ей не надо ни в коем случае. Он ей нужен целым, вот как сейчас. С душой рвущейся к необычным знаниям, поглощённым своей работой, своими желаниями, амбициями. И в этих амбициях было то тёмное, что ей нравилось, и Ле Фей желала всей своей чёрной, прожженной в аду душой, вытащить всё это наружу, дать в руки Уэсту то, что ему надо. Она могла это сделать, и она это сделает, чего бы ей это ни стоило. Так что, теперь можно было официально заявить, что у королевы новый фаворит, которого она собирается сделать единственным. Женщина внимательно смотрела на профиль Уэста, чуть склонив голову набок, и едва прикасаясь алыми губами к краю бокала. Приятный летний ветер ласкал обнажённые участки кожи, и казалось, что в этом мире не было никого, кроме этих двоих, у каждого из которых была своя, особенная цель. Мори знала, что Герберт пошёл сюда с ней не потому, что она его заставила, а он сам так захотел. Одного взгляда на этого мужчину хватало, чтобы понять, что он никогда не будет делать то, чего не хочет, и это безумно нравилось ведьме. Хотя с другой стороны могло вызвать некоторые проблемы в их общении, ведь изначально Моргана поставила себе задачей – не манипулировать, а помогать ему. Она внимательно слушала всё то, что он ей говорит, чуть прикрыв глаза и наслаждаясь его плавной речью, с лёгким акцентом, почти незаметным и необычным. Она уже знала всё то, что ей поведал Герберт, но было приятно осознавать, что он не лжёт, а говорит истинную правду, не скрывает своих помыслов. - О, поверьте мне, мистер Уэст, о религии я знаю много. И не только о той, что популярна сейчас, - в глазах ведбмы мелькнул опасный огонёк, а в голове пронеслись картинки из прошлой жизни. Как статуи Богини сжигали на кострах, как пытались прорваться на Авалон, чтобы уничтожить жриц. И как при дворе Артура ей приходилось жить рядом с этими никчёмными, ничтожными последователями того, что распяли на кресте. Моргана была терпима к другим религиям, так как для неё не осталось ничего, кроме магии. И даже Богиня Мать, что раньше вела её по дороге жизни, куда-то исчезла, и на её место пришло второе я Морганы. Её тёмная сущность, что раскрылась не сразу, а после множества печальных событий. - Должно быть, вы правы, скорей всего я видела вашу фотографию именно в газете, - Ле Фей снисходительно улыбнулась, отставляя пустой бокал на перила. Она вглядывалась в ночное небо, сетуя про себя на то, что звёзды на небе заменились, огнями на земле. Не было уже того таинства, что было во времена, когда всего этого ещё даже и не существовало. Ведьма горестно вздохнула, позволив себе минутку слабости. - Но ведь если я интересуюсь вами, значит мне и правда интересно то, чем вы занимаетесь, что происходит в вашей жизни. Это логично, - Моргана пожала обнажёнными плечами, и повернулась к Герберту, с лёгкой и неизменной улыбкой на полных губах. Но эта улыбка сменилась на иную, когда Уэст с некоторым пафосом произнёс девиз его университета. Это означало, что он не так безгрешен, что в нём действительно есть то, что стоит развивать. Надо всего лишь научить его порокам, не тронув душу. - Нет-нет, будьте добры, продолжайте. Мне интересно то, о чём вы говорите, - Ле Фей взмахнула рукой, прося Герберта не останавливаться. – А в каких странах вы были на раскопках? И что именно пытались найти. Что-то конкретное или просто, что попадётся? И, да… Какие именно культы вы изучали? Как же ей хотелось пригласить его в Англию, туда, где она родилась, показать те места, что были знакомы ей с детства, провести по лесам и полям, где умирали лучшие из лучших. Ле Фей точно знала расположение всех этих достопримечательностей, и могла бы с лёгкостью указать места, где следует вести раскопки, и мама дорогая, сколько же интересного, они смогли бы там для себя открыть. И ещё она бы с удовольствием предоставила Герберту возможность побывать на том месте, где был захоронен Мерлин. Моргана улыбнулась тому, как смутился Герберт. Сколько же в нём необычного намешано, и это чертовски привлекало Моргану. Не только в духовном плане. Соблазнять невинных мальчиков, тревожить их сердцем пламенем тьмы, и позволять управлять собой, а потом одним взглядом превращать в пыль, вот что, ей нравилось. Но только в этот раз не будет последней стадии, ведьма это знала наверняка. - Я не люблю Нью-Йорк, - Ле Фей безразлично пожала плечами. – Он не отличается ничем от тех городов, где я побывала. Те же люди, те же проблемы. Никакого разнообразия, иногда мне кажется, что я слишком много прожила на этом свете, чтобы адекватно воспринимать реальность. Моргана приподняла бровь, задумчиво посмотрев на Герберта, взвешивая в уме варианты, которые могла бы ему предоставить. Но в итоге она просто сказала правду. - Я из Англии. Откуда именно…Оттуда, где у людей уже давно пропало чувство собственного достоинства, и где все подчинены какому-то одному правилу. Я давно не была там, и если честно, у меня нет никакого желания возвращаться в свой родовой замок, что ещё стоит на скале, омываемой холодным морем. Не люблю холод, мне от него неуютно, - чуть тише проговорила ведьма. Она всматривалась в глаза Уэста, приподняв уголки губ в лёгкой улыбке. Её рука коснулась руки мужчины, и их пальцы медленно переплелись. Ведьма прикрыла глаза, глубоко вздохнув. В голову Герберта тонкой струйкой потекли воспоминания ведьмы, самые-самые первые, те, когда она ещё была смертной, неиспорченной. Она позволяла ему видеть всё самое скрытое и сокровенное. И она показывала ему самые соблазнительные образы. - Простите, я на секунду задумалась, - лукаво сверкнув глазами, промурлыкала ведьма, отпуская горячую ладонь мужчины. – Мне наскучил этот вечер. Не желаете продолжить его в одном из баров этого чёрного города? Вы просто обязаны сыграть со мной. Ну или просто стать моим спутником, - Моргана обошла Герберта со спины, медленно разворачивая его лицом к городу. – Ведь опасно в наше время быть одной…В этом городе, где так много зла и соблазнов. И неважно, что я могу оказаться воплощением худших из них. Её губы снова едва касались уха мужчины, и он мог почувствовать как она улыбается. Как её руки нежно скользят по крепким плечам, опускаясь к запястьям, и сковывая их, словно наручниками. Игра началась, в ваших силах предложить свои правила.
Herbert West: Она слушала, она действительно слушала его и слышала, как никто другой. Пожалуй, на свете было не столь много людей, до которых доходил смысл речей Герберта, да и его слова в целом, в основном, все простои интересовались его жизнью поверхностно и он давно приучил себя на подобные вопросы отвечать – все нормально или не так худо, как могло бы быть, - конечно, делая скидку на постоянное отсутствие средства к существованию, иначе бы он отвечал, что жизнь и дела у него идут прекрасно. Нет, до этого еще так далеко, как вы не можете себе и представить. Но она, Моргана, она действительно слушала и слышала, она воспринимала каждое сказанное им слово, это отражалось в мимике, в голосе, в том, как она вела себя с ним, в том, какие вопросы задавала, ей действительно был интересен он и поначалу, это немного смутило Уэста. Еще никто не интересовался им, никогда, никто, собственно говоря, не позволял себе такого обращение к нему, а он – он от остальных пытался отгородиться, поскольку понимал насколько тонка связь с этим миром, но ей он позволил войти в его мир, в его душу мог бы – еще не время, почему? Может дело в красоте, в неземной красоте стоящей перед ним женщины, ведь, по чести говоря, он никогда не видел ничего подобного, она казалась такой нереальной и в то же время земной, не обыденной, но знакомой, ты видишь подобные отголоски в каждой женщине, но лишь встретив одну, ту самую, одну единственную, видишь красоту во всем своем великолепии. Или причина в характере, в уме этой прекрасной нимфы, которая возникла словно из ниоткуда посреди бала монстров. Уэст только благодарно улыбался виденному ему чуду, только догадывался или начинал догадываться о том, что эта женщина сыграет в его жизни не последнюю роль, хотя какая-то странная боль уже начала проявляться, и кажется, он знал с чем она связана. - О, в самых разных. Хотя, это трудно назвать раскопками, скорее личной инициативой, я…, - она спросила о находках, о культах, о том, что вдруг проснулось, задремав лишь на короткое время. Герберт запнулся, делая вид, будто вспоминает что-то, на самом же деле, наглый лжец, он пытался скрыть волнение, не за себя, отнюдь. Ни с того, ни с сего, до того откровенный с Ле Фей во всем, он усомнился в правильности разговора о той книге, что сейчас лежала под замком в числе прочего багажа и ждала прибытия вместе с новоиспеченным хозяином в Аркам. Книга, казалось бы, простая вещь, переплет, страницы, человеческая кожа и кровь, а внутри – именно то, что хотела знать она – культы, точнее, их содержимое, их боги, истинные боги, запредельные, не христианские догматы создали их, а лишь разум одного безумного араба собрал воедино и теперь, плоды его творения попали в руки молодому ученому. – Да, я искал кое-что, конкретно и нашел, к сожалению, - тон голоса упал, Герберт взглянул в сторону, словно пытаясь что-то забыть, о чем он не помнил всего минуту назад, но что проявило себя внезапно. – Простите, я предпочел бы сейчас не говорить об этом, дабы вас не утомлять, - он вновь улыбнулся, но как-то наиграно или сдержано, словно обманывая обоих. – Думаю, вы прочтете в скором времени о моей находке и исследованиях. Как бы он хотел рассказать ей все. Странно, но Моргана именно располагал к таким разговорам, она сама казалась чем-то иррациональным, тем, что обычно может существовать лишь на бумаге, настолько прекрасна, настолько умна и находчива, а хитрость, несомненно, это в ней тоже присутствовало. Сама по себе девушка была для него чем-то божественным, он признал это, понял, что просто не может отвести взгляда или удержать потока мыслей с четкой уверенность, она поймет, не отвергнет. И тем не менее, о ней, о книге, Аль Азиф, он решил не говорить. В памяти сразу образовалась странная брешь, стоило сосредоточится на тех страницах, что он видел ранее, как они расплывались, образуя совершенно другую картину. Непроизвольно, но по спине мужчины пробежал странный холодок. Да, все верно, не могло быть все настолько просто, он открыл книгу и прикоснулся к запретным знаниям, а следовательно чем-то, но следовало расплачиваться за них. О, если бы он только знал, что это только начало. - Англия? Это удивительно, но я почему-то так и подумал, хотя… не представляю откуда именно, признаюсь в своем поражении, - Уэст поднял руки, сдаваясь. – Я не был там, к сожалению, хотя мне бы хотелось побывать на обоих Британских островах, моя мать была валлийкой и потому, это наверное зов крови. Знаете, родовые замки холодны и пугающе, как в рассказал Эдгара Алана По, но только пока мы там находимся одни, - он лукаво улыбнулся девушке. Возможно, его слова что-то означали, а может и нет, кто знает, во всяком случае сейчас Герберт был более приветлив, нежели перед ним стояла бы очередная наследница небогатого коммерсанта с долгами. Моргана коснулась его руки и их пальцы переплелись. Этого было более чем достаточно, сверх того, это была самая интимная близость на данный момент, какую он мог бы позволить себе с женщиной, и она по праву заставила сердце биться сильнее, выпрыгивая из груди и комком застревая в горле, пульсом выбивая странный ритм, такой знакомый на уровне инстинкта, что разум сразу же отвергал его, заставляя сосредоточится и перевести внимание на иное. Он словно был и не самим собой, совершенно другой, мир другими глазами, но со стороны. Там была она, другая, неуловимая красота которой будоражила умы многих, и все получали четкий ответ – нет. Гордость, достоинство, величие, - на ум приходили эти слова вместе с такими как скромность и целомудрие души, чистота сердца. Герберт сглотнул, отнимая руку и часто заморгав, будто возвратился в этот мир из другого. Чувствуя ее дыхание, прикрыв глаза, стараясь не думать о ней, стараясь думать только об одном, о том, что беспокоило его до того весь вечер – незаконченное письмо опекуну и учителю, книга, тайны, великие боги, Уэст послушно кивнул. - Да, я думаю, мы не найдем ничего стоящего в этой компании подвыпивших богатеев, они до сих пор держат черных слуг, представляете? – попытался пошутить он. – Соблазн? Мне… Да, вы правы, - он резко обернулся лицом к девушке. – Я не обещаю, что сяду с вами за стол, но сопровождать вас мой долг, это обязанность джентльмена, дама не может путешествовать одна по городу и таким…местам в одиночку. Он подхватил Моргану под руку приглашая следовать за ним. Конечно, она была всему хозяйкой в этом доме, но никто не говорил, что хозяйка не может покинуть бал, когда захочет. А ему – ему просто было нужно на минуту отвлечься, подавая руку и закрывая дверцу автомобиля за Ле Фей. Выбор места, впрочем, он предоставил ей. Хотя – не будем кривить душой, чуть дальше города он знал парочку злачных заведений, о которых хотел бы забыть как можно скорее. Почему? Все очень просто. Сидя рядом с Морганой, и стараясь смотреть только в окно, но все же бросая короткие взгляды на девушку Уэст все же заговорил: - Я могу доверять вам, сам не знаю почему, но это чувство не подвластно мне, оно говорит само за себя и уверенность в вашем понимании растет каждую минуту. Скажите, что я обманываю себя и все это лишь игра несчастного алкоголя, который бравый солдат не видел долгие месяцы, - он взглянул в глаза Ле Фей, но затем резко отвернулся. – Ответьте мне всего на один вопрос, Моргана, и больше, я не буду задавать ни единого – на что вы собираетесь играть на самом деле? – Уэст обернулся к девушке. – На деньги? Но разве у вас их мало? Разве вы бедствуете? На судьбу? На душу? А может, на жизнь, на целую жизнь одного несчастного проходимца, дерзнувшего назвать вас…простите, я увлекся. Он вновь обернулся к окну, но на этот раз беря ее за руку. Герберт опустил голову, словно раздумывая над чем, а затем вдруг окликнул шофера. - Нет, стойте. Тридцать восьмая авеню, сто семьдесят четыре, - сжимая руку Морганы выпалил он, затем чуть успокоившись добавил. – У меня плохое предчувствие на счет вашей игры, это не так красиво, но – сыграем лучше у меня дома. В другую игру. Я покажу вам.
Morgana Le Fay: Она заинтересовала его, и это не могло не радовать. Моргана чувствовала в этом человеке что-то такое, чего раньше ей не доводилось встречать. Его природная скромность, или может это было лишь нежелание общаться с кем бы то ни было?..В любом случае они искренне заинтересовали Моргану, и та решила для себя, что продолжит общение. Женщина сама не понимала, почему он так её зацепил, ведь он был один из тысячи, которых она каждый раз видела в новом времени. Но ни один из этих увиденных не вызывал в ней подобных чувств. Моргана готова была сейчас же предложить ему сотрудничество, открыть для него двери в любой мир, какой он только пожелает, осыпать золотом и предоставить все условия для работы. Но Ле Фей знала точно, что это погубит Уэста. У него не будет тяги к работе, он сам привык всего добиваться, без чьих-либо подачек, для него это способ самоутвердиться, он получает удовольствия от открытий, от поисков. И она может помочь, но лишь тогда, когда почувствует, что Герберт сам этого желает. Впервые за несколько тысяч лет Моргана осознала, что она не может насильно заставить человека делать то, чего он не хочет. Внутренний мир его был настолько ей близок и интересен, что вне зависимости от его решения, ЛЕ Фей смирилась бы со всем. Абсолютно. Ему не надо было говорить о том, какую книгу он нашёл, Моргана уже давно всё прочла в его голове. И это вызвало у ведьмы ни с чем не сравнимое любопытство, она желала подержать в руках эту книгу, прикоснуться к ней, снова и снова вчитываться в знакомые строки. Но нет. Она сама себе строго настрого запретила снова встречаться с этим творением. Она не хочет возвращаться в ту бездну, в которой уже была. Лучше будет держать нейтралитет, чем снова разрушать и получать от этого наслаждение. Бог ты мой, наслаждение… Как много в этом слове разного значения. Для каждого наслаждение своё. Кто-то умирает от вкуса клубничного мороженного – это вкусовое наслаждение, кто-то сходит с ума от вида полотен Моне – это эстетическое. А Моргана в своё время не просто получала наслаждение, она возбуждалась, при одном только виде человеческих страданий и мук. Она слизывала кровь с кончика ножа, и перед её глазами взрывались тысячи звёздочек, это было сравнимо разве что сексу. Но с этим она больше не играется, потому что в один миг всё перешло грань. Ведьма едва заметно тряхнула волосами, освобождаясь от собственных иллюзий, в которых потонул и Герберт. Она не стала отвечать ни на его мысли, ни на его слова. На губах ведьма застыла загадочная полуулыбка. Теперь она предоставила Уэсту действовать так, как ему будет угодно. Она просто хотела узнать, что на самом деле скрывается под этой маской молодого студента. -Я обещаю вам, Герберт, я покажу вам ту Англию, о которой вы и не думали мечтать, - голос Морганы был тихим, но очень проникновенным. Она уже точно знала, что попросить Уэста сопровождать её в Англию, как только ей наскучит в Америке. Она слишком давно не была на Авалоне, этом мифическом острове, о котором все думали, что он сгинул в туманах Англии. Ничего подобного. Он всё ещё там, рядом с местом, где христиане ищут покоя и единения с Богом. Совсем рядом с ними правит она, или правила. Моргана вздохнула, отводя взгляд. На Авалоне сейчас не было никого. Все давно покинули этот остров. Лишь гроб, высеченный из цельного камня, под землёй, в окружении сотни не сгорающих свечей, оставался там. Его охраняли фейри, народ, который вырастил Моргану. Они верно служили ей, охраняя тело её брата Артура. - Я предпочитаю иметь дело со свободными людьми. А не с теми, кто столько лет был в рабстве. Они обязательно взбунтуются и пойдут против тебя, - Моргана благосклонно кивнула головой, беря Герберта под локоток, и неспешной походкой покидая свой собственный дом. Откуда Уэсту было знать, что вместо неё там сейчас хозяйничает её проекция? Второе я, созданное специально для таких случаев. - Вы слишком обо мне заботитесь, Герберт. Я не привыкла к подобному, но не могу сказать, что мне это неприятно. Отнюдь. Я получаю истинное наслаждение от такой галантности, а главное искреннего желания быть полезным. Поверьте мне, вы будете мне полезны. Не только сейчас, но и вообще. И дело не в том, что я опасаюсь в одиночестве бродить по злачным местам Нью-Йорка, нет. Я к ним привыкла и мне совсем не страшно. Дело совсем в другом, но об этом пока рано говорить, - Моргана отвернулась к окну, назвав водителю адрес её любимого паба, что напоминал о месте, которое существовало в середине девятнадцатого века в Англии. Серые обшарпанные стены, дубовая дверь с маленьким окошком. Шторы на окнах плотно зашторены, так, что ни единого лучика света не проникает ни в дом, ни из дома. Это было место с самой ужасной репутацией, но именно поэтому и пользовалось наибольшим успехом. Моргана иногда даже пользовалась услугами местных девушек, просто так, для общего интереса. Позволяя мужчинам, находиться за стеклом и наблюдать за ней и её куклой. - Нет никакой игры, Герберт, - просто ответила Моргана. И только сейчас Уэст мог заметить, что женщина изменила свой наряд и свою причёску. Длинные волосы были распущены по плечам, а на самой Моргане было просто чёрное платье из бархата с глубоким вырезом. Почти привычный наряд ведьмы. – Вы узнаете всё позже. Бога ради, хотя я и не его фанатка, но не торопите события. Вы хотите знать всё и сразу, а я же предпочитаю, чтобы всё шло своим чередом, - женщина мягко улыбнулась, проведя пальчиками по щеке молодого человека. – Вы правы. Мне не нужны деньги, я настолько богата, что могу купить весь мир. Своей судьбой я управляю сама, и мне она неинтерсна. Душа? А вы уверены, что у меня она есть? Да и к чему мне чужие души, если я не Мефесто, который ради очередной душонки готов себе язык вырвать, - фея фыркнула, отворачиваясь к окну. Она почувствовала, как Уэст сжал её пальцы, и почему-то в этот же миг по её телу прошёлся разряд электрического шока. Как будто тёмная сторона её души снова приподнимала голова, желая подняться в полный рост. – Я играю просто так. Ну, не совсем, конечно, но…вы всё узнаете, - Ле Фей переплела свои пальцы с пальцами Герберта, поворачивая голову к нему и снова приподнимая уголки губ в улыбке. Оказаться у него в доме? Что ж, это будет поистине интересная игра. И через несколько минут они и впрямь уже были дома у Герберта. Моргана оглядывалась по сторонам, изучая многочисленные документы, книги, расставленные повсюду, разные чертежи. Эта квартира могла бы показаться чем-то безумным, но только не для неё. У самой Ле Фей была такая комната, где везде были разбросаны ингридиенты для зелий, записи с рецептами, старинные книги, на санскрите, или другом древнем языке. И всё это было настолько близко самой Моргане, что она невольно вздохнула, опускаясь в потёртой кресло с ножками в виде орлиных лапок. Её плащ лежал на одном из столов, Моргана медленно стягивала с рук перчатки, и не глядя на Уэста, протянула. - Ну, что ж. Вы не позволили мне отправится играть в карты, так что, я жду, - женщина вскинула на Герберта фиолетовые глаза и призывно улыбнулась. Она не знала, чем закончится сегодняшняя ночь, но покорить мистера Уэста было просто необходимо. И стать его невольной фантазией – это одно из главных желаний самой Морганы. - Но знайте, что вы можете оказаться не ведущим, а ведомым...
Herbert West: Странным образом получая наслаждение уже только от одного общества Морганы, Герберт подловил себя на мысли о том, что постоянно думает об этой женщине. Так или иначе, мысли то метались к размышлениям о грядущем, то вновь возвращались к ней, хотя стоило лишь повернуть голову, и вот она – по странному завораживающая, изменившаяся, преобразившаяся, или же все это игра его воображения? Кто знает, возможно алкоголь, минуты проведение в непростительной близости к хозяйке вечера и эти разговоры на фоне развернувшегося пейзажа бывшего и будущего города воров и теней взбудоражили его и без того больное воображение и сейчас все это ему видеться во сне, столь сладостном и столь прекрасном, что просыпаться нет сил и желания. Пусть ночь длиться в таком случае вечно и пусть он вновь и вновь видит видение перед собой, забыв о прочих астральных путешествиях души, кои совершал еще совсем недавно. А казалось – как давно это было. Невольно, он вновь обернулся к ней, беря под руку и ведя за собой к квартире только на первый взгляд просторной и удобной, но стоило ли это ее внимания, вообще о чем думала эта прекрасная знакомая незнакомка, сошедшая со страниц древних сказаний, какой она виделась сейчас Уэсту. Такая старинная подруга, видимая где-то давным давно и видение забытое, стертое памятью, чтобы в нужный момент проявить себя. О чем же она думала, чему улыбалась и почему от ее улыбки сердце вдруг замирало, язык немел, душа содрогалась, как при встрече с… Они прошли под аркой одного из домов, затем он вежливо придержал дверь, чтобы заметить наконец явственную перемену платья своей спутницы, сослаться на свою невнимательность и все же нахмурить брови, как он может быть столь невнимательным, как влюбленный мальчишка, укравший яблоко для девочки, но не заметивший, что оно червивое и наполовину сгнившее. Нет, не думайте, будто он сравнивал Ле Фей с прогнившем плодом, если уж и сравнивать ее с яблоком, то только тем, что росло на древе знания в Эдемском саду и коим прельстилась сама Ева, точнее захотела раскрыть тайну сохраненную неведома для кого самим Создателем. Уэст уже не верил в эти мифы. Когда встречаешь богов лицом к лицу, вот тогда и начинаешь сомневаться в правильности догматов, установленных, между прочим, отнюдь не ими, а самими людьми. Лестничный пролет. Квартира на первом этаже, самая просторная в этом доме, самая приемлемая для него, сложить выплату отставных, стипендию, скромную поддержку Армстрона (которая очень часто просто скапливалась и отсылалась профессору обратно, то ли совесть, то ли уэстовское упрямство не позволяли тратить деньги бывшего опекуна), и то малое, приходящее за правку псевдо-научных статей бездарностей местных университетов. Оставалось, действительно, только благодарить древних, что эти труды не публиковались широким тиражом. Однако не замаравши руки к мечте не приблизишься. Он понял это давным давно. Состоящая из двух комнат, не считая узкой кухонки и по совместительству ванны, вся квартира была заставлена книгами, всевозможными чертежами, картами, - все это было собрано, выкуплено, украдено (не утаим греха) за несколько лет путешествий и кропотливых изысканий, каждый фолиант был ценен, каждый пергамент шел на вес золота, только для Герберта. Зайди сюда вор, он бы просто плюнул на подобную наживу. Позволив Моргане располагаться как ей будет угодно, в чем, впрочем, девушка не нуждалась в подтверждении, он с минуту помялся у входа, закрывая за ними дверь, а затем направился к столу, на который был перекинут плащ прелестницы. Аккуратно, словно тот был сделан из тончайшего газа, Уэст взял плащ и развесил его на единственной имеющей вешалке, затем прикрепив на крючок. Возможно, эта излишняя педантичность была продиктована волнением, а может он просто чересчур щепетильно стал относиться к ней и ко всему что было связано с Ле Фей. И вновь, это заставило юношу немного нахмуриться. Не то, чтобы он был против, но раньше за собой подобного не замечал. Ведь для нее как по заказу было выбрано лучшее кресло, лучшее место и рядом стол был практически пустым, за ним он так и не начал работать этим утром, предчувствуя что-то или, если говорить по совести, стараясь забыть уже произошедшее. Небрежно откинув на один из стульев собственный пиджак, он заговорчески улыбнулся Моргане. - Да, не позволил, - согласился он, сжимая пальцы, будто готовясь к чему. – И потому еще раз прошу прощения, а также за этот беспорядок, - он махнул наугад рукой в сторону. Не требовалось даже обращать внимания ни в одну из сторон, чтобы понять – хаос замаскировывающий скрытый порядок всех вещей в доме царил повсюду. Герберт взглянул на девушку и шумно выдохнул. Ну вот, она здесь и он медлит, не в силах решить на какую стезю вступить, так как впервые в жизни испытывает нечто подобное даже не раболепию, нет, это трудно описать и вы одновременно и раб, и хозяин при таком отношении, вы понимаете, что становитесь и проводником и путником, а тот кто впереди словно дух ведущий вас подобно Вергилию, одновременно с этим и Эвридика, следующая за вами. - Всякий путник вступивший на сей путь является лишь ведомым свидетелем духа неземного, - Уэст выпрямился и улыбнулся девушке уголками губ, почему то после этих слов чувство уверенности в большей степени вернулось к нему, хотя сомнения продолжали терзать. Всех их он относил к разряду естественных, не бывает необдуманных решений и шагов, а тот не думает на три хода вперед и проигрывает, недооценивая равно и врага, и друга, ибо кто как не друг всадит нож в спине и к кому как не к нему относится такое понятие как предательство. - Если позволите, всего секунду вашего терпения, - Герберт поспешил скрыться за дверьми соседней комнаты. По двум причинам. Первая – за ними скрывалось то, зачем он решил привезти Моргану, а вторая – немыслимо – чувства смешались и порождали картины странного свойства, обещая и впредь преследовать молодого человека, все настойчивее и яростнее, переплетаясь сейчас с кошмарами бытия и соперничая с ними в причинности ночных бдений. Закрыв дверь, он на минуту оперся о нее спиной, запрокидывая голову и одной рукой ослабляя галстук, прикрывая глаза и стараясь отвлечься – все тщетно, сокровенное желание постижение всего сущего сейчас снисходило до физиологической потребности женской ласки и в то же время превозносило причину волнения до немыслимых высот, будто он желал саму богиню, способную подарить экстаз лишь духовный, гораздо более ощутимый, всепроникающий. Взглянув в дальний угол комнаты на себя в зеркало, Уэст впервые в жизни признался себе… А собственно в чем? Он еще не решил, следовало обдумать, следовало все взвесить, холодная логика и здравый смысл должны были убить эту порочную страсть, перерастающую буквально на глазах всего мира в нечто большее. Герберт преодолел расстояние до постели в два шага, больше и не требовалось даже ребенку, встал на колени и протянул руку под полог, нащупав мягкую поверхность покрывало, в которое был обернут прямоугольный ящик, он вытащил его. Затем медленно и аккуратно, извлекая на свет как минимум ювелирное украшение большого достатка, он раскрыл обертку, затем открыл лишь пальцами крышку ящика. Внутри, окруженная от острых углов соломой и старыми газетами лежала черная книга, обложка ее была словно высечена из камня, стоило же дотронуться и вы понимали – это кожа, тем не менее, холодная как лед, всегда, буквально обжигающая и на ощупь такая знакомая. Взяв книгу в руки и проведя по корешку ладонью, Герберт прикрыл глаза. Он забыл обо всем. Обо всех страхах, переживаниях, страстях, страницы, заключенные в твердом переплете сами за себя говорили о многом, они проникали в ваши мысли призывали прочесть их, они впивались в ваш разум как пиявки, при этом целуя вас как лучший в мире любовник, обещая многое за соответствующую плату. Сколько рвущихся к власти и контролю над всем людей погибло касаясь ее, и только самоконтроль и терпение удерживали последнего владельца от подобной участи. Казалось прошла вечность, на самом деле - не более пяти минут, между тем, как дверь за Гербертом затворилась и тем, как он вышел к своей гостье, держа в руках фолиант, затем кладя его на стол рядом с Морганой, не отрывая взгляда от девушки, пристального и внимательного, такого же как мгновение до того, но уже пронизанного пониманием сверхъестественного гораздо лучше. Все мы носим маски, но порой нам нужна помощь, чтобы снять ее. - Игра очень проста, - руки Герберта непроизвольно сжали книгу, словно не хотя выпускать ее. – По одному вашему желанию, я могу показать вам то, что видел с рождения и что преследовало меня, ради чего я опустился на самое дно, торгуя телом и душой за жалкие медяки, или же, если вы хотите..нет, если вы пожелаете, я избавлюсь от нее, только по одному вашему слову я сочту себя неготовым, неприспособленным, еще слишком самонадеянным глупцом, чтобы касаться ее и отправлю сейчас туда, где ей будет лучшее применение без вреда кому бы то ни было.
Morgana Le Fay: Моргана не смотрела на Герберта, её взгляд пронзительно-голубых глаз блуждал по квартире, внимательно все изучая. Огромное количество книг, что предстали её взору, вызвали на губах ведьмы легкую саркастическую улыбку. Ей было доподлинно известно, что некоторые «древние» фолианты были на самом деле искусной древней подделкой, с некоторыми опечатками, которые могли привести к катастрофическим последствиям. Почему она это знала? А вы загляните в «скромную» библиотеку самой Морганы, которая расположена на Авалоне, и поймете почему она это может утверждать. Ле Фей вздохнула тяжело и все-таки перевела на Уэста взгляд, чуть поджав губы, а затем снова чуть улыбаясь. - Бросьте, Герберт. Разве это беспорядок? Скорее это нелинейный порядок, - ведьма чуть ухмыльнулась. Она подтянула к себе свою сумочку, внезапно оказавшуюся на острых коленках, прикрытых тканью черного платья, и достала оттуда мундштук, а следом за ним и серебряный портсигар. Моргана делала это все медленно, будто оттягивала удовольствие, которое могла получить от просто курения. Но состав, что был в этих тонких сигаретах, был придуман ею сотни веков назад. Ничего запретного. Ну, почти. Моргана вставила сигарету в мундштук, щёлкнула серебряной зажигалкой, выполненной в том же стиле, что и портсигар, и в следующую секунду уже выпускала необычного цвета дым в немного грязноватый потолок квартиры Герберта. Ле Фей с молчаливой улыбкой, чуть склонив прелестную головку набок, с хитринкой в глазах посмотрела на Уэста. - Красиво говорите, мистер Уэст. Но пока я не вижу того, что меня могло бы заинтересовать больше, чем партия в покер, которую я по вашей милости пропустила, - и снова неизменная улыбка. В полумраке квартиры был виден алый огонек, сжирающий тонкую папиросную бумагу, фиолетовый дымок, и сверкающие глаза ведьмы, в которых плясали веселые искорки. Она принципиально не стала влезать в чужие мысли, наслаждаясь приятным неведением того, что будет дальше. - Хоть целую вечность, Герберт, - чуть слышно протянула брюнетка, прикрывая глаза. Она услышала, как мужчина скрылся в другой комнате, и прислонился спиной к двери. Ле Фей не знала его мыслей, но знала его чувства. Уэст ослабил галстук, Моргана расстегнула верхние пуговицы платья, полной грудью вдыхая затхлый воздух помещения. Она сделала одну глубокую затяжку и выпустила дым перед собой. Она понимала Герберта, она понимала каждую его эмоцию, пронзающую сознание острой ядовитой стрелой. Физическое влечение, подогретое приятными первым впечатлением, перерастало во влечение духовное. И подобное не хотело портить простым сексом, который хотя и не был бы простым, но убил бы всю таинственность и красоту их начинающихся отношений. Нет, Моргана знала точно, что между ними не будет просто отношений в духе «любовники на пару ночей», это будет нечто решительно другое, на совершенно ином уровне. Ле Фей доподлинно знала, что она ему откроет свою истинную сущность. Может быть пройдут годы, может века (она почему-то не сомневалась, что Герберту будет под силу преодолеть и такие сроки), но он узнает о ней всю правду. И его поклонение богине будет понято иначе, чем сейчас представляется. Она предлагает ему то, чего никому до этого не могла предложить. Моргана поднялась из кресла, оставив в пепельнице свою сигарету, что продолжала дымиться, распуская вокруг себя приятный лёгкий аромат, который вряд ли кто-то мог угадать. Женщина медленным шагом прошла к окну, пребывавшее в лёгких грязных разводах, на широком подоконнике лежали книги, а там где их не было остались чистые следы, окруженные толстым слоем пыли. Мори взмахнула рукой, и подоконник полностью очистился. Ведьма отдёрнула тяжёлую портьеру и стала вглядываться в тёмную сущность ночи, стараясь отвлечься от того ощущения, которое с каждой секундой в её груди становилось все больше и плотнее, словно тугой комок оно застряло где-то между третьим и четвертым ребром слева. Моргана прикоснулась горячим лбом к прохладе стекла и выдохнула. От её дыхания стекло тут же запотело, и Ле Фей начертала на окне какие-то странные символы. Охранное заклинание, которое не позволило бы кому бы то ни было с дурными намерениями зайти в эту квартиру, если сам хозяин этого не позволит. Ведьма отвернулась от окна в тот момент, когда Уэст снова зашел в комнату, держа в руках фолиант. Невыносимая боль пронзила все существо феи, та плотно сжала челюсти, боясь, что упадет в обморок. Перед её глазами заплясали кровавые мошки, словно издевающиеся, а цвет зрачков стал тёмно-фиолетовым, почти чёрным. Мор и вытянула руку вперёд, словно закрываясь от тех сил, которые исходили от книги. Сделав через силу несколько глубоких вдохов-выдохов, Ле Фей пришла в себя, но к Уэсту подойти не решалась. Все её прошлые желания, физические в том числе, как-то резко остыли. Она с недоверием смотрела на древность в руках её прелестного юноши, и не верила своим глазам. Она надеялась, что больше никогда в жизни ей не придется столкнуться с этим кошмаром. Однако, перед каким сложным выбором ставил её этот мальчик. Заставить его оставить её или уничтожить. В своё время рука Морганы единственный раз в жизни не поднялась, чтобы уничтожить то, что приносило зло лично ей, страдания. Но какие!.. Это было в ту эпоху, когда она сама по-настоящему упивалась болью, радостно слизывая ее проявления со своих губ, и чувствую острый привкус железа на кончике языка. Насколько сильно вы бы удивились, узнав, что по причине связи Морганы и этой книги, спина волшебницы в своё время выдержала около двадцати ударов стальным прутом, который не смог её убить, а лишь почти довел до оргазма. О, да, она любила издеваться над своими экзекуторами, заставляя их придумывать все новые и новые пытки, садизм развивался в них быстрее, чем болезни, насылаемые распутной ведьмой, с растрёпанным волосами в белой рубахе с кровавыми подтёками. Моргана вздрогнула от этих воспоминаний. Она не могла просить Уэста уничтожить то, что было у него в руках. Она снова хотела прикоснуться к книге, почувствовать её запах, ощутить шершавость страниц. Ле Фей хрипло застонала, вцепившись длинными пальцами, унизанными перстнями, в спинку кресла. Она смотрела на Герберта безумным взглядом фиолетовых глаз. - Я не посмею тебе её уничтожить, хоть от этого и будет зависеть жизнь всего человечества. Я лично буду убивать каждого, кто к ней прикоснётся. Кроме тебя, - тихим и проникновенным голосом проговорила ведьма, всматриваясь в глаза мужчины. Моргана глубоко вздохнула, закрывая глаза, - а теперь подробно и в красках расскажи мне всё то, о чем ты хотел. И будь добр, принеси виски, я так понимаю, что ночь будет долгой. И расскажи мне о своих планах на эту вещицу.
Herbert West: Наверное вздох облегчения Герберта могли услышать все жители города, он бы достиг и глубин космоса, в метафорическом смысле, и простой вершины Земли, когда Моргана вынесла приговор. Руки сильнее сжали фолиант, а глаза опустились к нему, словно не веря в то, что сказала она. Он не просто предполагал, какая-то частичка души Уэста стремилась к ответу уничтожения, желала этого всей своей сущностью, будто предвидела все, что сделает это, казалось бы, на вид бесполезная вещица с его жизнью, с его телом, с самим существованием на этом грешном свете такого человека как он. Нет, если бы вы сказали, что за подобное прикосновения к знаниям запретным его ждет Ад, вы бы ни на йоту не напугали его, наоборот, Герберт улыбнулся бы и поблагодарил вас, что избавили его от другой участи, более страшной чем смерть и пребывание вечность в огненной гиене, обители юдоли и скорби, Пандемониуме. Что произойдет, когда век его окончится – сказать трудно, да и сколько продлиться его жизнь – век, или всего несколько часов, чтобы рассказать Ле Фей все, а потом пойти и застрелиться от припасенного со службы револьвера. Да, он всегда храниться рядом с постелью, он всегда там был, даже до того момента, когда юный студент, вдохновленный патриотическими речами президента, ступил на порог призывного пункта и внес свое имя в бесконечные и необъятные столпы бумаг, погребавших под собой каждого, кто осмеливался отправиться на другой континент. Все-таки пересилил себя, отнял руки и оставил книгу лежать на столе, маня и притягивая к себе каждого, даже.. Нет, он расскажет. Он должен. Кому как не ей, которая становилась не просто объектом желания и восхищения, а олицетворением связи с тем, что обычно называют здравым рассудком. Нереальная и призрачная фея волею судьбы сейчас становилась сосредоточием постоянства, спокойствия, сдержанности, будто внутренние уроки про себя повторяя он, мельком смотрел на нее и внутренне успокаивался, не было той первой лихорадки, когда он привел ее сюда, не было жара, сердце не пыталось выскочить из груди и уйти от хозяина к более благодарному обладателю, все постепенно приходило в движение, но степенное, спокойное, размеренное, не ленивое, но постепенное, каждая ступень была путем к вершине, пусть малая, пусть большая, таким образом, упорядочивая систему. Уэст подошел к одному из шкафчиков, открыл его и извлек на свет небольшую бутылку и два бокала. - К сожалению, это не слишком хорошее качество, - разливая напиток извинился он. – Большее я себе пока не в состоянии позволить, - хотел протянуть бокал ей, но просто поставил на стол, словно боясь сейчас прикасаться к холодным тонким пальцам, изящной обхватившим мундштук. Нет, еще одного порыва не будет, не будет проявления горячности, так свойственной молодости, потому как он сам себе этого не позволит – в конце концов, он всегда был не таким как все, либо слишком рано повзрослел, либо уже родился стариком, как его любили дразнить некоторые одноклассники. Никакой обиды к ним, они правы, если так говорят, и на то были основания – никакой бури гормонов, первой любви и прочей чепухи, неловкости, вопросов о собственной физиологии, вопросов о Боге. Когда ты растешь с малых лет в доме шестидесятилетнего старика, по совместительству являющегося и профессором университета в ряде областей, когда тебя окружают книги, в которых ответов намного больше, чем если ты получил их со стороны от близкого заботящегося о тебе человека, становишься волей не волей другим, отличным от привычного образа особи своего вида и своего возраста. Потому – резкий скачок, от детства, полного беззаботности и невнимательного любопытства, в лапы мрака, едва исполнится пятнадцать и ты найдешь более привлекательными страницы библии Гуттенберга, нежели косички кузины Роузи, отчаянно старающейся привлечь твое внимание. Раздался легкий стук в окно, словно что-то упало сверху. Извинившись, Уэст обошел Моргану и открыл окно, в темную комнату, с тусклым освещением скользнул черный кот и быстро скрылся в соседней комнате, прячась от незваной, по его мнению, гостьи под кровать. Не шипя, но, стараясь при этом держать ее в поле своего зрения, смотря через проем открытой двери. Желтые глаза лениво наблюдали за людьми, когда один из них, тот что был знаком, пригласил второго человека присесть, машинально или специально прикрывая лежащую на столе книгу другими бумагами. Возможно, что и специально, кому как не ему, коту, было знать это. Сам Уэст не садился, в пальцах сжимая бокал и смотря на янтарную жидкость в нем. Один глоток решит все, алкоголь развяжет язык, подогреет плоть, возможно, даже позволит совершить ему безрассудство, но так или оно необходимо, когда ты чувствуешь человека рядом с тобой лучше, чем кого бы то ни было до этого, когда ты понимаешь и читаешь все лишь по одному взгляду, придыханию, тому как подымается ее грудь, забирая затхлый воздух, словно он чистейший гордый, а руки непроизвольно сжимаются. Ты не можешь читать мысли, ты просто прекрасно понимаешь и разделяешь ее реакцию. Другой вопрос – как она связана с этим, как эта безделушка повлияла на ее жизнь и во что превратила. Протереть глаза, чтобы отогнать мысли направленные лишь на удовлетворение собственного любопытства, эгоистичный интерес исследователя сейчас ни к месту, и к тому же – странное чувство – он не простит себе если вдруг она станет винтиком в его механизме опытов и наблюдений. Мне бы следовало начать с самого своего рождения, но это скучно и не красит моей жизни, наоборот оттягивает вниз, к самой низкой прослойке общества, которой видимо не существует, а если и есть – я ее единственный представитель. Все…это, вся моя жизнь, всегда была неким поиском абсолютной истины, мне надоело изучать организм человека к пятнадцати годам, я уже знал достаточно чтобы уже тогда учиться в университете, и по многим своим открытиям мог превзойти и здешних профессоров и академиков, но не это мне нужно было. Сами по себе знания и без того мощная сила, а мне хотелось большего, не лучшего, но именно более обширного, другого, многие ответы я не получал, обращалс к другим исследованиям и опять не находил, а потом – однажды начало некое превращение, метаморфоза, подобная метаморфозе бабочки из ничтожное личинки через стадию куколки. Я чувствовал себя в коконе, затем он раскрылся и я увидел мир под другим углом, в другом свете, не самом приятном, но влекущем, завораживающем. Для человека видеть подобное сродни сумасшествию и я считал себя сумасшедшим, хотя ничто не изменилось, я по прежнему мог нормально общаться, заниматься физическими упражнениями, при желании морально разлагаться в обществе сверстников, если бы они приняли меня в свою компанию, однако другое привлекало меня, нежели радости жизни подростка. Что это? Игры? Нет, они уже не дети, но почти взрослые, маленькие взрослые. А я? Я чувствовал себя стариком в молодом теле, будто кто-то нарочито сковал меня внутри щуплого строения из плоти и крови, костей, органов, тканей, будто посадил в клетку за наказание, неизвестное мне же самому. Я помню, потому как это было впервые и потому это изображение сродни фотографическому у меня в голове. Ночь и вроде бы я спал, но не помнил как закрыл глаза и не заметил самого прихода сновидения, я отделился от тела, я был собой и другим, я мог взглянуть на лежащего себя со стороны и усмехнуться этой бренной оболочке, она казалась мне отвратительной, тяжестью до того, сковывающей меня настоящего. А дальше – это смутно, и едва различимо, но чувства не обманешь, я сразу стал осязать горячий песок у своих ног. Мои пальцы сжимали его, поверхность песка обжигала ступни, но боль была приятнее чем все то, что я испытывал раньше. Она расслабляла, заставляла сосредоточиться на себе, на своей собственной фигуре и мире вокруг, как бы подтверждая свою реальность. Невероятно, - подумал я тогда. Такого просто не может быть. Однако что-то толкало меня вперед, ветер усилился и начал действительно толкать в спину, чтобы я шел – но куда? Я не знал этого, быть может там, в своей комнате в доме профессора Армстрома прошло не более минуты, а здесь, в этом странном пустынном мире, не меньше часа или двух. Я не знал цели, но когда достиг ее, то узнал сразу – солнце на горизонте уже клонилось к закату, и ночь вот-вот должна была объять весь расстилающийся передо мной как на ладони пейзаж. Я опустил взгляд и увидел провал. Сперва он испугал меня, он был черен, темен, сам мрак был сосредоточен именно там. Опустив руку, я уже не мог ее видеть, будто ее оторвало от меня, тень беззвучно отсекла конечность, не оставляя ни единого следа. На моем месте кто угодно просто ушел, отвернулся от этого провала, а меня, очень некстати, разобрало юношеское любопытство, и кроме того, словно шепот у самого уха, будто кто-то говорил мне, а я подчиняясь следовал, …я стал спускаться, не видя куда иду, перед взором была лишь тьма, если бы на пути были ловушки, то я погиб бы, даже не успев осознать собственной гибели, но ловушек не было, впрочем, не было и света. Ты будто в вакууме идешь и не ведаешь ни направления, ни стороны света, куда направляют тебя твои ноги. Мне пришлось остановиться и перевести дыхание, слишком большой груз информации и впечатлений разом свалились на меня, погребая под собой. И именно когда я уже отчаялся не то, чтобы найти цель, но и обнаружить путь назад в пустыню, я резко упал. Провалился. Падал недолго, мне не было нужды паниковать, но стоило приземлиться на твердую, холодную поверхность, как я окончательно убедился в невозможности реального существования этого места. Я падал из мрака, из самого сердца тьмы, наверху же, в провале виделся свет, яркий и ослепляющий, а само мое путешествие, если можно так выразиться, продолжилось в комнате похожей на покои самого ледяного духа Севера, в которого верят многие племена, которого почитали и уважали викинги, на равнее со своими богами, пиршествующими в Вальгаале. Стены были сделаны из тончайшего льда, а их холод обжег мне руку, едва я коснулся их, но самое удивительное было то, что в середине этой комнаты возвышались врата. Куда они вели? Я не знал. Впрочем, они никуда не могли вести, разве дверь поставленная в середине помещения сможет провести вас в соседнюю комнату или помочь найти выход? Вряд ли. Они притягивали. Они манили к себе. Будто общались со мной. Форменное безумие, я знаю, но и мне приходилось отвечать им. А потом возникло желание открыть врата. Не знаю, хотел ли я этого в самом деле или это было продиктовано тем местом, в которое я попал, но рука сама без моей на то воли, как мне казалось, дернула рычаг. Послышался скрип петель, проржавевших за все время бездействия. Они отворились, приглашая меня войти, и я – как глупый щенок, любопытный ребенок, - не посмел отказать в подобном приглашении. Кадат… Я запомнил это название сразу, и оно стало причиной моего возрождения там и грехопадения здесь. Это прекрасный, ни с чем несравнимый город, даже не город – место, остров, земля, страна… Я сумел найти его, но вернуться туда – мне представилось очень затруднительным. С каждым разом сны приходили все реже, меня начала мучить бессонница, я не мог сосредоточиться ни на одном видении, а каждый раз когда приближался к заветной цели – просыпался, либо меня неумышленно будили, либо это было произвольно. Пришлось прибегнуть к радикальным мерам и опиум стал моей жизнью, все больше и больше, в конце концов, я отдал этому наркотику все свои сбережения, все то, что получал от университета, все, что зарабатывал странными лекциями, на которых мог говорить только о своей видении, о богах, в которых уже никто не верит, о древних, которые были изначально, о духах, призраках, - подбирать эпитеты можно долго, но нужно ли? Я стремился к знаниям о них, но разве могла хоть одна книга или человек помочь мне в этом, кроме меня самого и того места, которое стало для меня лучше чем Эдемский сад. Однажды ночью просто напросто не в силах больше терпеть сосуществование с этим миром я не предусмотрел дозу, она ввела меня в некое состояние комы, я уснул и не мог проснуться, даже если бы захотел. Ноя и не хотел. Я был снова там, я видел всю страну своими глазами, я прошел ее от начала и до конца, и нашел то, ради чего, как мне сейчас кажется, я и совершал саморазрушение. Я не знал о книге. Не помнил когда проснулся. Но стоило мне пробудиться, как желание вновь погрузиться в сновидение отпала, а непреодолимая сила, желание отыскать артефакт, который резко поменяет мою жизнь и направит ее в необходимое русло возрастало и потому я записался добровольцем. Уехал. Воевал. И никогда не забывал о цели. А потом, в Африке, оставшись единственным живым солдатом, окруженным пустыней, растянувшейся на многие мили, я вспомнил свое первое видение и… Герберт прервался. Тяжело вздохнул, чуть сильнее сжимая бокал с еще не начатым напитком, а затем залпом осушил его. - Я знаю, что говорю как безумец, может я и есть безумец. Но это, - он коротко взглянул на погребенную под бумагами книгу, - это моя первая ступень и моя опора в дальнейшем. И не важно сколько лет у меня уйдет на ее изучение и на то…на то, что принято называть сумасшествием.
Morgana Le Fay: Моргана замерла в кресле, неподвижная и спокойная, словно статуя, выточенная из цельного куска белого мрамора с тонкими синими прожилками-венами, которые тянулись по тонкой, как бумага, коже. Её глаза были устремлены прямо на Уэста, и за всё время его повествования ни разу ни на что не отвлеклись. Ле Фей молчала, ожидая рассказа, который, как она думала, прольёт свет на многое. Она хотела услышать, как Он пришёл к этому, как смог найти то, что много лет назад она спрятала. Хотя, возможно, что и после неё эту книгу уже кто-то находил и перепрятал в более надёжное место. Лишь стук в то самое окно, на котором были начертаны охранные знаки, отвлёк молодую ведьму, она с улыбкой проводила чёрного, как ночь кота, отметив про себя, что он безумно похож на её Артура. Кот сначала спряталась, но после того, как волшебница легко повела рукой в воздухе, забрался к ней на колени, удобно устроившись и чуть прикрыв свои зелёные глаза. - Всё в порядке, Герберт, вы сами не представляете, насколько ваш виски может быть хорошим, - и снова пара незаметных пассов руками и тот дешёвый напиток, что был в бокалах, заменился на благороднейший ирландский виски, только что из погребов винокурни Джеймсона. Ведьма легко пригубила, едва заметно прищёлкнув языком, и чуть прикрыв глаза. Фиолетовый блеск никуда не исчез, а наоборот лишь усилился, стоило только Герберту начать своё повествование. Слушая его с прилежной внимательностью, не упуская ни единого слова, Моргана тем временем вспоминала, как она обратилась к этому. Во время, когда христианство ступило на её землю, сметая со своего пути почитаемую ею Богиню Мать, Мори уже была достаточно сильна и умна, её волшебные силы росли с невыносимой мощью. Даже Мерлин пугался этой силы и втайне ей завидовал, понимая, что если она выйдет из-под контроля, то зла не избежать. Но Ле Фей умела держать себя в руках, до поры до времени. А потом случилось это… Она была в этом городе, видела все его прелести и ужасы. Только ей, как ведьме, было намного проще в нём ориентироваться, контролировать свои видения и сны. Побывав практически в каждом уголке этой чудесной страны, Моргана всё же не решилась ступить туда, откуда, как она смела предположить, дороги назад не будет. Но сейчас, благодаря рассказу Уэста, Ле Фей страстно захотела вновь там оказаться, увидеть всю красоту и совершенство этого странного места. Отставив бокал в сторону, и поглаживая кота, Ле Фей чуть склонила голову набок, продолжая слушать Герберта. Он был зачарован сам своим голосом, окунувшись с головой в воспоминания. Его остекленевший взгляд говорил о том, что в данную секунду и минуту этот мужчина был всеми мыслями и воспоминаниями в своих далёких снах и видениях. Мори не надо было делать ничего, она словно наяву видела всё то, что с ним происходило, даже на себя ощущала это пьянящее чувство неизведанного. Только вот она не падала в темноту, не шла по неизведанным тропам. Всё было намного проще. Её погрузили в сон, в транс, её чудесная тётка Вивьен. Ноги Морганы почти тут же коснулись земли у ворот, и врата сразу же открылись, пропуская внутрь странную незнакомку. Ей было интересно всё и сразу, как любопытная девочка-сорванец, Ле Фей исследовала всё вокруг, касаясь пальцами, пробуя на вкус, общаясь со странными жителями. Они видели в ней не простую смертную, а кого-то приближенного к верхам. Хотя сама она не понимала почему, но как оказалось её способности помогали видеть в ней демона, чьим покровителем был тот, чьё имя вызывало смертельный страх. Азатот. Моргана дёрнулась и вернулась из своих воспоминаний, вернувшись к повествованию мужчины, сильно сжимающего бокал с виски. Женщина успела заметить, что ни капли ещё не было отпито. И тут же волшебница поняла, что Герберт уже закончил, он залпом осушил бокал, бормоча какие-то странные извинения, насчёт того, что он понимает, что всё это звучит, как сумасшествие, как бред. Ле Фей резко поднялась, но время словно превратилось в воду, оно плавно растянулось, и Уэст мог заметить, как его кот также плавно соскальзывает с коленок волшебницы, как она сама медленным шагом направляется к нему, и он не смог бы объяснить почему её волосы шевелятся так, будто в комнате шарит ветер. - Тише… - Холодный палец коснулся бледных губ учёного, огромные глаза смотрели со странной смесью безумия и вековой мудрости. Моргана обняла руками лицо Герберту, приблизив своё лицо чуть ближе. Её алые губы почти касались его губ. – В твоих руках то, что может уничтожить не только тебя, но и многих других людей. Много лет назад, она была в моих руках, и я едва не погибла от её вмешательства… Я не могла избавиться от этого наваждения, преследовавшего меня, да и сейчас, одного взгляда на неё мне достаточно, чтобы в голове вновь всплыли все те воспоминания, что я так усиленно от себя отталкивала, - Моргана приблизилась вплотную. Её руки плотным кольцом обняли недвижное тело мужчины, а горячее дыхание обжигало ухо. – Я вызывала их, я знаю, что они из себя представляют… - Короткий смешок лишь усилил атмосферу странной таинственности. Без лишних слов, Моргана взяла Герберта за руку и повела в сторону спальни. Дверь туда сразу же распахнулась, с кровати слетело покрывало, представляя белоснежно чистые простыни. - Одно твоё слово и ты снова попадёшь в этот город, но на этот раз вместе со мной. Одно твоё слово и ты попадёшь туда, где создавалась эта книга, увидев тоже время, как именно она создавалась и кем. Скажи, чего именно ты хочешь, Герберт? – Моргана остановилась, крепко сжимая в ладони ладонь Уэста и глядя ему в глаза. – И был ли хоть раз в твоих руках ятаган Барзаи, или отсутствие нужных знаков помешало тебе в его изготовлении?.. Можешь четвертовать меня за такую бездарность, я не буду против
Herbert West: Это возвращение из мира грез, из мира воспоминаний было самым трудным, ведь что может быть проще кроме как погрузиться полностью в себя, отречься от реального мира, забыть о всех связях духовных и физических и погибать медленно в жалости к самому себе. Но насколько оно было трудным, настолько же прекрасным и легким, ведь в конце пути, на самом его окончании он увидел ее, стоящую рядом, прикасавшуюся к искренней близости слишком интимной, к нему и проговаривающей слова, что желал он услышать много раз. Она предлагала вновь совершить путешествие, она предлагала поделиться знанием о том, до чего касалась его рука, ведь книга манила, звала, забирала всего без остатка, будто само божество. Смел ли он согласится на это предложение, смог ли бы он отказаться от него? Кто знает. В мире существует столько вариантов развития одного события, что мы можем с вами лишь гадать и додумывать, как бы повернулась тогда судьба этого молодого человека в дальнейшем. Уэст шумно выдохнул. - Но смею ли я просить и отвечать согласием на ваше предложение, - продолжая держаться за руку Морганы, он посмотрел на стоящую перед ним Ле Фей. – Ведь, я знаю, что этот путь часто усыпан страданиями. Нет, я не боюсь их, не боюсь боли и самого страха, иначе бы она так не манила меня, иначе бы я никогда не нашел ее, но, вам это покажется безрассудством молодого мужчины, только вступающего на путь настоящей жизни и еще не насытившего организм, как говорится, ядом нашего мира, мне становится страшно за вашу собственную душу. Он опустил голову, отнимая руку и проходя к постели, проводя ладонью по ее изголовью. Слова давались с трудом, он подал начало, а завершить мысль не мог, странный ком в горле не давал ни единому звуку вырваться, ни одной мысли облечься во звук и предстать на суд перед ней. Почему он это говорил? Ведь глаза не обманывали, а чутье никогда не подводило, - перед ним была не просто женщина, простая горожанка, день ото дня живущая в свое удовольствие – это была лишь маска, будь Моргана такой по сути своей, вряд бы ли они заговорили, вряд бы он посмел ей рассказать столь многое. А может это было именно юношеское безрассудство. Симпатия к этой особе смешивалось с противоречивыми чувствами отторжения и согласия, еще минута и было бы решено все, еще секунда и человеческая природа не выдержит, чувства возьмут верх над рациональным, произнесена будет глупость, и ничего нельзя будет вернуть. - Простите, видимо виски ударил в голову, - попытался отшутиться он, однако взгляда так и не поднял, чтобы не выдать истины. Истина была простой – это был действительно страх за ее душу, за ее жизнь, безрассудный и опрометчивый, приписывающий сразу его особы вассалом к ней, призрачной фее этого вечера. – Но я обману вас, если скажу что у меня нет желаний, что я…не хочу этих знаний, власти, которые они дают, возможностей, перспектив. Невозможно облачить в слова то, что чувствуешь, такое не редко бывает у влюбленных, и в иного рода смысле, можно сказать, что я влюблен, - он поднял взгляд, смотря на девушку, затем добавил. – Влюблен в то, чем занимаюсь, чем желаю продолжить заниматься, чем или, вернее, кем желаю стать. Потому, я почту за честь, если вы покажите мне снова город, если вы будете рядом, если поможете мне не потерять рассудок в поисках того, что итак должно свести с ума любого, или же лишить его человеческого счастья на многие годы. Подойдя к Моргане и взяв ее за руку, Уэст проводил ее до постели, позволив сесть первой, затем садясь рядом и продолжая держать за руку. В этом также, наверное, и заключалось таинство брака, с той лишь существенной разницей, что любовники превращались в супругов и мигом становились равнодушны друг к другу, а он, как всегда, в своем безрассудном стремлении готов был отказаться от такой чести. Или же он просто видел, что не сможет так жить, существовать, а не дышать и наслаждаться каждым днем, прожитым не зазря в бессмысленной погоне за утраченным временем. - Я не смог его сотворить, - до того глядя Ле Фей в глаза, Уэст отвернулся. – Ведь рассказал я не все вам, я не был честен, я трус и предатель, - он резко поднялся, чтобы пройти до дверей и в них остановится. Тело пробивала легка дрожь, то становилось безумно холодно, то жар заставлял тяжело вдыхать прохладный ночной воздух, шедший из открытого окна и обволакивающий запахом начавшей цвести сирени все скромное жилище. – Разве можно доверять мне все тайны и раскрывать историю, если я не тот, кто достоин этого? – он подошел к Моргане и сев напротив нее на колени, продолжил: Мое малодушие, вот причина тому, что я еще не смог сделать ничего выдающегося, ничего существенного, ничего, что приблизило бы меня к тому, что прописано на этих проклятых страницах. У меня был друг, его звали Картер, Рэндольф Картер. Мы познакомились совершенно случайно, в призывном пункте, но тогда поняли, что следуем по одному пути. Я нашел книгу, я стремился к ней, делал все что угодно, совершал ужасные вещи. Боги, я способен был продать душу Дьяволу, убить миллион, украсть, что угодно, но он – он был другим, другая жизнь, другая судьба, у него было все и потому он осуждал меня. Я гордец, Моргана, я не могу думать, что кто-то лучше меня, что кто-то знает больше, имеет больше, при этом не заслуженно, я не выдержал. В ночь, когда мы решили ятаган, я намеренно изменил знаки, я сделал это нарочно. Боже, - он уронил лицо в ладони девушки. – Это было ужасно, что я сделал, это…это ужасно. Я убивал и раньше, но только на войне, все было проще, все казалось проще, но тогда, не я погубил его, не я протянул свою длань, чтобы в отместку за осквернение священного имени Йог-Сотота содрать с него живого кожу и оставить умирать в мучениях, но я виновен в этом, повинен, я стал причиной. Тогда мне не было страшно, я не испытывал ни единого чувства вины перед ним, торжество затмило мне разум, когда взяв ятаган в руки, я исправил знаки на правильные и уничтожил его, как проклятый символ чужой ошибки. Но сейчас, мне все представляется в ином свете, мое малодушие не делает мне чести, я знаю, но то чувство вины перед ним, кто мог бы стать мне другом, довлеет все больше и больше, и я боюсь самого себя, своей натуры, способной на подобного рода предательства, ведь что если я обману и вас. Я не хочу этого, не желаю быть вам Иудой или становится обузой. Всем сердцем я желаю, чтобы вы открыли мне эти тайны, но также я боюсь за вашу душу, которой мое высокомерие может пренебречь. Вы вольны решать все сами, вы можете остаться, вы можете уйти, тогда я один погружусь в бездну и лишь попрошу вас не молится за меня, поскольку христианское божество новых времен никогда не было благосклонно к таким как я, темным язычникам на службе у демонических сил хаоса. пардон за краткость и бред, следующий будет получше. ХD
Morgana Le Fay: Рука Герберта выскользнула из её ладоней. Моргана смотрела вслед своему дорогому спутнику, и с каждым его словом, на её губах расцветала яркая и искренняя улыбка. К концу фразы про душу Ле Фей разразилась громким и совершенно не наигранным смехом. Запрокинув голову назад, позволяя волосам скользить по спине и плечам, она смеялась и не могла остановиться. - У меня нет души, Герберт! – Внезапно произнесла чаровница, закрывая глаза, и улыбка полубезумной блуждала на малиновых губах. – У меня давно уже её нет. Зачем тебе бояться за ту, что так легко и непринуждённо манипулирует душами и судьбами тысячи других? - Виски? О, нет, мой юный друг. Это я ударила вам в голову, а это куда крепче любого виски или абсента, - ведь прищурила глаза, внимательно вглядываясь в серьёзное и сосредоточенное лицо Герберта. Моргана боролась сама с собой, чтобы вновь не провести руками по этим скулам, ощутить под кончиками пальцев их скульптурность, и главное не сорваться, чтобы не впиться губами в эти губы. Да, что такое. Почему он так действует на неё, словно она несмышленая девчонка, пригубившая бокал молодого вина, и теперь её начинает понемногу нежить, а подружки предлагают ещё. Нельзя. Она снова ощутила в своих руках его руки, и мягкое тепло пробежалось по всему телу, отдаваясь стоном в каждой клеточке божественного тела. Мори благосклонно приняла предложение Герберта опуститься на кровать, и мягко села на белоснежную поверхность, оправляя юбку и продолжая смотреть на Уэста, продолжая играть роль почтенной леди, что вовсе не хочет его изнасиловать и не посвятить во все тайны магии, которыми владеет, сделать своим спутником. Мори держала Герберта за пальцы, чуть поглаживая их, стараясь успокоить молодого человека, её невинная улыбка действовали расслабляюще. - Значит я могу принять ваш ответ за согласие?.. Это честь для меня, мой друг, что вы согласились побывать там со мной, обещаю, что ничего страшного в этом нет. «Особенно, когда демоны подчиняются одному твоему взгляду», - немного заносчиво, но в целом вполне верно, добавила про себя волшебница, продолжая нежно дотрагиваться до длинных пальцев гения. Моргане нравилось это занятие, оно успокаивало её внутренние страсти, не позволяло ни на что отвлекаться постороннее. Что же, ничего нет такого в том, что ей придётся лечь с ним в одну постель, находиться в опасной близости, чувствовать горячее дыхание и слушать сбившийся ритм горячего сердца. Он так влюблён в это дело, почти также сильно, как сама Мори влюблена в своё волшебство, магию. И это делало их похожими. - Я прошу вас, Герберт, не надо так! Не говорите! – Возмущённо воскликнула брюнетка, в ответ на слова мужчины о том, что он трус и предатель. – Вы не можете им быть, сам тот факт, что вы привели меня сюда, показали книгу и доверились, говорит о вашей исключительной смелости, храбрости. А что касается предательства… Расскажите мне, в чём суть вашего преступления, а я уже решу, как это назвать, - женщина протянула к нему свои руки, сопровождая это действие смягчающей улыбкой. Наблюдая за тем, как порывист, резок, молод и энергичен её друг, Моргана не могла нарадоваться. Это было так…ново. Ле Фей водила пальцами по волосам молодого человека, успокаивая его, как заботливая мамочка. Убирая назад непослушные волосы, и не глядя при этом ему в глаза. Что-то мешало ей это сделать.Что-то, чего она не могла объяснить. - Поверьте мне, Герберт… Я рассказываю свою историю не всем, а точнее – никому. Вы первый за последние…ммм…годы, кто может её услышать. И если говорить честно, то мне даже не надо спрашивать, хотите вы этого или нет. Я просто расскажу, если мне будет надо. А теперь расскажите мне… Впервые за последние пару минут Ле Фей заглянула в чудесные глаза Уэста, желая прочесть не только его мысли, но и его душу. Она с великим удовольствием вслушивалась в каждое слово, ловила интонации и делала свои выводы. Когда мужчина выговорился, Моргана выпустила его лицо из своих ладоней и медленно поднялась, задев щёку Герберта шёлком своего платья. Мори отошла в сторону, сложив руки на груди, и вглядываясь в темноту ночи. Она тянула время, заставляя мужчину напряжённо ждать. О, как она любила это чувство неопределённости, и повелительница Фейри чувствовала, как в ней просыпается то тёмное и дикое, что остановить будет уже невозможно. - Послушайте, мой милый друг… Это вовсе не предательство. Вы сделали то, что считали нужным. К тому же, я отнюдь не уверена в том, что ваш друг не сделал бы с вами того же. О, нет, только не надо уверять меня в том, что он кристальной чистоты человек. С высоты своего опыта могу сказать вам, что таких людей не существует, - Ле Фей обошла кровать, повернувшись к Уэсту спиной и внимательно разглядывая какую-то странную картинку на стене. – Очень мило. Мне нравится…Значит вы всё-таки сделали его, но уничтожили. Что ж, неплохое решение, учитывая, что вы так или иначе не смогли бы создать достаточно мощный ятаган, а без силы, он просто безделушка, воров пугать, да мелких демонов, - как-то безразлично заметила Моргана. Она чуть повернула голову, бросив на Уэста задумчивый взгляд. Но стоило ему открыть рот и начать говорить о боге, как Ле Фей не выдержала. Она снова рассмеялась. Сделав несколько шагов назад, уперевшись в кровать, Мори не долго думая, раскинув свои тонкие руки, как два тёмных крыла упала на эти белоснежные простыни. Смех ведьмы прекратился не сразу, спустя какое-то время она лишь лукаво улыбалась, продолжая слушать мужчину, наслаждаясь его сомнениями и страданиями. Ле Фей извивалась на постели, и вместе с ней извивалось её платье, прямо на глазах меняя форму, текстуру ткани, рисунок, одежда полностью менялась на Моргане, а та казалось ничего не замечает, продолжая чему-то своему улыбаться, и едва ли не мурлыча себе под нос какую-то старую французскую песенку. Моргана открыла глаза, и удобно устроилась на постели, подперев голову кулачком, упираясь локтем в мягкий матрас. Теперь Уэст мог легко различить и увидеть всё то, что сводило мужчин с ума многие века. Мягкие, округлые формы груди, явно не прикрытой ничем, кроме тонкой ткани платья, крутого бедра, которое обнажалось с самой середины, так как полы платья были раскинуты, демонстрируя белизну атласной кожи. Ле Фей смотрела на Герберта взглядом мудрой и всезнающей кошки, только кошка странная была, с фиолетовыми глазами и таинственной улыбкой. По её рукам и ногам шли татуировки в виде рунических символов, которые казалось, светились фиолетовым светом в полумраке комнаты. И в эту же секунду на постель запрыгнул кот Уэста, который удобно устроился под рукой Морганы, нежно ласкающей чёрную шёрстку. - Подойди ко мне, Герберт. Когда-нибудь, я расскажу тебе о моих молитвах и моей душе, обещаю, а пока... Не бойся, подойди, - ласково позвала ведьма, постучав пальчиками по кровати рядом с собой, и тут же прогоняя кота. Дождавшись, пока мужчина, покорно, словно загипнотизированный подойдёт к ней, и опуститься на кровать, Моргана села на кровати, ещё больше обнажая ноги. Она больше не сомневалась, Ле Фей просто делала то, что хотела. Её пальцы коснулись лица Герберта, глаза смотрели прямо в глаза, и уже в следующий миг Моргана поцеловала мужчину, с каждым разом всё крепче и крепче, она распаляла его фантазию, желания, проникая в голову. Они целовались, мягко падая на белые подушки. Сильные руки жадно сжимали податливую белую плоть, собирали в кулак ткань платья, не боясь порвать его. - Мы прибыли, - задыхаясь, проговорила ведьма, отрываясь от Герберта. Когда мужчина открыл глаза, он увидел, что они стоят перед воротами. – Ты готов пойти дальше?.. И скажи, с чего ты хочешь начать. Ну или продолжить…
Herbert West: Прелестное видение, спустившееся из самых грез его, прекрасная сирена, кем на самом деле была это божественная и всепрощающая чаровница. Мягкая как бархат кожа, белоснежная, без единого изъяна, без лишней морщинки, дефекта присущего всем смертным в той или иной мере; глаза, меняющие цвет будто по одному ее желанию в свете тысячи ламп они поглощают и вбирают в себя весь свет, словно тьма укрывают его ото всех и затягивают в бездну любого, кто посмотрит в них, в тени они как два сапфира становятся лучом надежды, путеводною звездой, мнимым огоньком, заманивающем заплутавших путников в свои объятия, объятья Смерти; шелк волос, струящихся на плечи и так кокетливо закрывающих грудь, обрамляющих своей волной красивое лицо, подчеркивающие острый подбородок и аккуратный носик, вздернутый чуть вверх, что говорит о несомненной власти и о лидерстве во всем; а голос, точно музыка, не слышишь его и уже готов стонать от тоски, просить всего лишь слово, вздох, улыбку бледных губ, лукавую улыбку властительницы своей, заманившей в сети, в паутину всего без остатка, становясь второй страстью и страстью главной. Как благодарная и лучшая слушательница из всех, что были в его жизни, она не прервала ни единого слова, ни единой фразы, пока тот поток, которым словно боясь чего-то, Герберт хотел отговорить себя от дальнейшего попустительства в тайны мироздания, не иссяк, пока ее нежные и холодные руки не взяли его лицо в свои ладони, поднимая голову и заставляя смотреть в глаза своей обладательницы, манящие и гипнотизирующие. Она медленно поднялась, ткань платья скользнула по щеке, заставляя мужчину на миг забыть где он находиться и кем является сам, лишь прикрыть от удовольствия глаза, ловя еще в воздухе остаток терпкого пьянящего аромата ее тела, которое переняли и одежды. Ни одни духи в мире, никакие масла или притирания не могли бы сымитировать подобный запах, напоминающий о самом прекрасном моменте в твоей жизни. Он готов был поклясться, что не погружаясь в сон, не совершая никаких путешествий и полностью забыв о наркотиках и алкоголе, только из-за присутствия Морганы рядом перед Гербертом как на ладони представлялся величественный и прекрасный Кадат. Но то была лишь иллюзия, пусть вторая – она – и была не подделкой. И вот она, до того недвижная, нереальная, как привидение заключенное в фарфор двинулась с места, его слова оборвались и в ответ Уэст услышал звонкий смех. Смятения? Нет. Сомнения? Нет, ни капли, взгляд скользнул по фигуре девушки, облаченной в совершенно другой наряд, более откровенный, более соблазнительный, заставляющий все духовное отойти в сторону и предоставить слово жажде обладания, и только разум, еще держащий свои позиции, как ледяной душ, ливень, глыба льда, упавшая на пламенное сердце и размявшее его под собой, тоном, не терпящим прекословия, сгоняет жар, расставляет все на места, остужает пыл. И все же – смущение? Да, наверное. Не слишком блистательный успех у женщин, да и зачем он, и все же ты как юнец Адам представлен на божьей руке, нагой и не понимающий. Я верю лишь в тебя, морская Афродита, Божественная мать! О, наша жизнь разбита С тех пор, как бог другой нас к своему кресту Смог привязать. Но я... я лишь Венеру чту. Будь проклят тот поэт, хотя итак он не в чести, за написание строк роковых, не они одни, их тысячи, миллионы и все же, нельзя передать то, пробуждающееся изнутри чувство противоречивости и страсти, рвущее тебя напополам и предлагающее сделать выбор, который сам ты не в силах. Изящные изгибы тела и ткань, рисунок рун на коже, все лишь подчеркивает, дразнит, издевается, ты смотришь и видишь сразу два пути, но понимаешь что выбор сделан, тобой или нет – кто знает, да и не важно. Хочется от этого отвернуться, попросить прощения, проститься, искать самому, но разве можно отказаться от подобного учителя, проводника, нельзя, как нельзя было Данте отказываться от Вергилия, проведшего его по пути более страшному, хоть все это и выдумка одного гордого флорентийца. Нечестивец, как еще назвать его и губы тронула легкая улыбка. Как он завидовал коту. Подумать только! Сейчас, увидь картину кто-то другой, те чванливые офицеры, или бюрократы нового времени, толстосумы с брюхом больше чем их вклады, они бы тоже думали так, и от того становилось противно и тошно. Повинуясь, Герберт подошел к лежащей на постели Моргане, сел рядом. Тонкие пальцы вновь коснулись лица, глаза снова гипнотизировали своим блеском, а потом – как взрыв и буря эмоций накрыла разум, заглушая холодный старческий скрежет его голоса. Обещающий все больше и больше поцелуй не прерывался, тела упали на мягкую перину, а руки хоть грубо, но ласкали и старались запомнить плоть в своих объятиях, сжимая ее сильнее, будто вот-вот и все развеется, он проснется у себя в спальне, один, в холодном поту, возбужденный и не насытившийся, как хищник упустивший жертву, озираясь в темноте в поисках потерянного. Все крепче и дольше, пока мысли не стали сплетаться в картины, картины в действия, но было ли все это реально? Он будто уже проводил когда-то по ее волосам, прижимая к себе и обещая не отпускать, ловил поцелуи с губ и каждое дыхание, будто когда-то в еще не свершенном он улыбался ей, поцелуями покрывая все те линии тела, что так чарующе предстали перед ним в свете ночной лампы, легкий ветер и огонь погас, накрывая обоих тьмой, укрывая от посторонних глаз. Я уношусь в иные сферы, Читая книгу в тишине, Когда волшебные химеры Чаруют ум и сердце мне. И я уже не в этом мире - Я вижу, вижу наконец Дворцы и города в эфире И цепь пылающих колец. Все оборвалось внезапно. Это были только мечты, грезы, ничего более, навеянные ночной феей фантазии, способные порой обмануть, подменить реальность и вымысел. Шумно выдохнув, Уэст, наконец, отвел взгляд от своей спутницы. Они стояли перед воротами, он их прекрасно помнил, прекрасно знал и сейчас те чувства и мысли, коими он был одержим минуту назад исчезли. Разве могло что-то сравниться с этим. - Невероятно, - переводя дыхание и касаясь врат рукой, аккуратно, боясь нарушить рисунок одним лишь своим прикосновением, улыбнулся Уэст. – Невероятно. И сон, и явь, все сплелось воедино, он был здесь, был с ней, со своим Верглием. Ах, если бы у Данте был такой проводник, погнался бы он за своей Беатриче в небесные сферы? - Последний год я и не надеялся вновь оказаться здесь, - обернулся он к Ле Фей. – Ничто не помогало, а вместо виденных мною земель представлялась лишь всепоглощающая тьма, которая пожирала меня, я просыпался и сутками, неделями не решался вновь сомкнуть глаза, хотя прекрасно знал – скоро я найду выход, осталось лишь немного претерпеть. Но, - на миг улыбка исчезла с его лица, - я понимал, тьма обозначает нечто большее чем просто путешествие сюда. Покачав головой, словно избавляясь от ненужных мыслей и воспоминаний он вновь посмотрел на Моргану, преодолевая расстояние в один шаг и беря ее за руку. - Как я могу благодарить тебя, ты чудо, ты ангел, ты моя фея, мой путеводный луч, который подарил мне надежду на продвижение вперед к намеченной цели. Ты появилась именно тогда, когда я уже совсем отчаялся и книга, несмотря на одержимость ею, она была лишь жалким сборником писем древних, а теперь…, - от переполнявшей радости, он начал запинаться не находя слов. – Если ты не будешь против мы пройдем тем путем, который ведом и мне, и… через зачарованный лес к Ультару, потом в прекрасный Селефаис со сверкающими минаретами, галерами пропалывающими мимо них в гавани, где вода голубая как само небо и так до самого Кадата, зачарованного, прекрасного, как….как…твои глаза, - он отпустил руки Морганы. И вновь Адам предстал пред Евой, своим Богом и творцом. – Я знаю, что он есть сумма всех наших счастливых мгновений и сосредоточие порядка и хаоса, тех сил, что подвластный тебе, я не знаю этого, но чувствую. И будто та тьма еще у меня за плечами…ониксовый замок и Ньярлатотеп торжественно вошедший в него, я должен это видеть.
полная версия страницы