Форум » Прошлое » Mom, I can't see your face... [Mystique, Rogue] » Ответить
Mom, I can't see your face... [Mystique, Rogue]
Mystique: Участники: Мистик и Шельма. Время: Прошлое. Место: США, Калдекотт, Миссисипи. События: Первая встреча "матери и дочери". Тонкий расчет в порабощении потерянной души или нечто большее?
Ответов - 3
Mystique: theme Я верю тебе достаточно, чтобы беспрекословно следовать твоим словам и сделать то, что требуется для нашего общего благополучия, ведь мы обе знаем, что ты желаешь мне того, что нужно для нашего счастья, и того, что пожелаем мы себе сами. Если эта маленькая девочка изменит нашу жизнь, то нужно лишь следовать течению жизни и на несколько часов перестать быть ведущей и стать ведомой. Твои слова едва поддаются пониманию, а твои планы являются сплошной загадкой, но я не задаю лишних вопросов. Мне самой интересно, что происходит, наверно, устроить диверсию в охраняемом здании проще, чем преклоняться перед неизвестностью и не понимать очевидных вещей. Увеличив скорость движения внедорожника, Мистик съехала с кольца шоссе и, убедившись, что на пути не будет больше никаких указателей, двинулась в сторону лесной чащи. Если раньше в руках была печатная карта области реки Миссисипи, то сейчас ехала женщина совершенно наугад, выбирая направление, лишь пользуясь своей интуицией. Рэйвен не знала, сколько ещё продлится её дорога, но было несложно догадаться, что жилые дома в глуши можно пересчитать по пальцам, и уже констатация этого факта служила неким облегчением. Женщина понимала, что её приезду вряд ли будут рады: либо ярко выраженная агрессия, либо полная нелюдимость, выраженная непонятным поведением, движениями, больше напоминающие кататонические конвульсии, и испуганный взгляд - чему быть, того не миновать. Каждый страдает ровно столько, сколько ему под силу вынести, и если человек срывается, это означает, что он просто этого не понимает. Мистик сама отлично понимала эту девочку, ведь всё своё детство она боялась выйти на улицу в течение солнечного дня, чтобы не шокировать обычных людей, не накликать беду самой себе. И даже сейчас сказать кому-то свое имя для Рэйвен равно участи быть занесенной в базу данных регистрации мутантов, собирающейся быть учрежденной правительством. Осталась лишь привычка. Она кралась по темному коридору жизни, оставаясь для людей не чем иным, как обрывочным остатком памяти, постоянно исчезая и появляясь в самый неподходящий для этого момент. Было больно, но оставалось ещё так много дел, которые было необходимо завершить или всего лишь начать, открываясь чему-то новому. Новый конец. Новое начало. Выглянув из окна, Мистик украдкой осмотрела местность. Женщина никогда не была любительницей природы, она не была эстетом, чтобы оценить явление Вселенной по заслугам, и, конечно, ей было не понять хиппи, которые боготворили эту экологическую ерунду и были готовы обниматься днями напролет с деревьями и бегать босиком по зеленой траве. Для Рэйвен даже жизненный цикл бабочки был аномалией, ведь, согласитесь, это несправедливо, когда такое очаровательное создание порождается из уродливой личинки. Что ей оставалось делать: понять или смириться? Сейчас она чувствовала нечто, что сложно сравнить с обычной каждодневной суетой, все-таки не каждый день Рэйвен выбиралась из железобетонной крепости и перебраться в место, постичь которое было слишком сложно даже для неё - женщины, имеющей жизненный опыт, который едва ли можно измерить простыми параметрами любой смертной жизни - годами. Не верила она в теорию неба и ада, так сложились обстоятельства, что находиться ей приходилось только на Земле, и сойти с этой безумной карусели в парке аттракционов было невозможно, ибо остановочный рычаг совсем заклинило, и ничего не оставалось делать, как верить и ждать. Помни, Рэйвен, ни в коем случае не дотрагивайся до неё. Можешь обнять её, но не позволяй ей себя трогать, тебе же будет хуже. Если она будет отрицательно настроена - промолчи. Если она впадет в истерику - успокой её. Девочка потеряла родителей, и это окончательно её сломало - тебе придется очень постараться, чтобы заслужить её доверие. Она будет прятаться, кричать, вырываться - просто ей не понять, не может она поверить в те вещи, которые творит. тебе же это знакомо, не ты ли была напуганным забитым ребенком, ночью покинувшим родной дом? Помни это, и все будет хорошо. Мистик отлично понимала, что новый подопечный - это уже автоматически подразумевает головную боль. В очередной раз озвучивать зазубренные монологи про жизненные реалии, переговаривать и убеждать в своих убеждениях новообращенный индивидуум, уже имеющий свою точку зрения, но в силу возраста не позволяет залезть в собственную душу и всячески сопротивляется любому воздействию. Но в этот раз Рэйвен чувствовала особенный трепет. Тепло, что ли... Ирен уже сказала ей, что девочку они возьмут под опеку, пусть и неофициальную, ведь не отдадут же несовершеннолетнюю девочку в руки двух террористок, разыскиваемых международными агентствами по борьбе с преступностью. Тепло, очень тепло. Это совсем не к добру, и это странное чувство никак не давало Мистик покоя. Она никогда не хотела, чтобы к ней привязывались, говорили ласковые слова, так она чувствовала, что условные отношения рухнули, и вырвались на свободу совершенно другие эмоции, не поддающиеся контролю. Это правило, записанное в её книгу обязательных принципов, а исключения... Должны ли быть исключения? Такие люди ведь могут ранить, совершенно этого не ожидая; сделав больно, причинив рану, от которой никто не остается в живых; разрушить жизнь и надежду на то, чтобы эта жизнь стала порогом нового счастья и победы судьбы над действительностью... Рэйвен была совершенно уверена, что она на месте, наверно, опять интуиция. Женщина не выключила мотор, потому что хотела сделать все быстро, слаженно, при этом не тратя чересчур много лишнего времени. Просто очередная цель, приказ со стороны сердца и разума. Старый деревянный дом с обгорелыми стенами, сохранивший остатки былого и выглядящий так, что ещё немного, и этот дом развалится, похоронив под обломками всех его жителей. В данном случае, жителя. Медленными шагами она проходила расстояние от автомобиля до этой берлоги, будучи уверенной, что, когда она отворит эту дверь, в её существовании появится особый кайф - понимание того, что она невероятно близка к собственной стране чудес.
Rogue: «Я не знаю, что мне делать дальше. Просто представить себе не могу. Бежать? Возможно, но куда, а - самое главное - к кому и зачем? В это я мире я одна, совершенно одна, и у меня никого нет. Остаться здесь? Пожалуй, это самый разумный вариант в данной ситуации. Только оставаясь здесь, в полном одиночестве, я не смогу причинить боль никому в этом мире. Конечно, в таком случае, это может причинить боль мне, ведь не так-то просто всю жизнь провести вот так, но... Но я смогу пережить это. Я должна. Я не могу вернуться в мир людей, и всю жизнь провести в страхе. Страхе причинить боль другим, страхе быть убитой ненавистниками мутантов. В конечном итоге именно этот страх и уничтожит меня изнутри. Спасти меня может только невероятное чудо, а я не верю в чудеса, ведь их просто не существует на этой планете. Поэтому я просто должна оставаться здесь, и точка», - Шельма глубоко вздохнула, затем прислонилась к широкому прочному стволу какого-то высокого дерева, и осторожно закрыла изумрудно-зелёные глаза. Из них медленно выкатились две маленькие слезинки. Вряд ли в этом мире был, есть или когда-нибудь будет человек потерянный больше, чем Анна Мари сейчас. Роуг совершенно не могла представить себе своих дальнейших действий: ее мысли путались, сплетаясь в какую-то невероятную паутину, но именно эта паутина размышлений и мешала найти такой нужный сейчас выход. Анна осторожно коснулась лица, смахивая слезинки. Нет, сейчас не время, и не место показывать свои слабости, и жалеть саму себя. Нужно быть сильной. Самой сильной, сильной настолько, насколько еще никогда не была в своей жизни. Удастся ли это девушке? По крайней мере, Мари старалась во что бы то ни стало верить в свой успех, но все равно сомневалась. Сомневалась в своих умениях, способностях, силе воле, сомневалась в том, что у этой истории будет счастливый конец. Обычно молодым девушкам нежного возраста свойственно верить в прекрасные сказки о злых феях и добрых волшебницах, в которых добро непременно победит зло, о принце, который непременно прискачет за принцессой на грациозном белом коне и спасет ее своим сладким поцелуем. Верила ли Шельма? Да, без сомнения, был период когда и она верила в сказки, верила в Санта-Клауса, верила, что найдет своего прекрасного принца, с которым будет жить долго и счастливо и умрет в один день. К удивлению, раннее детство Анны Мари все-таки можно назвать достаточно обычным и нормальным, и радует уже то, что оно у Роуг было, в отличии от некоторых. Все страсти, страхи и ужасы - если это можно так назвать - начались немного позже, в подростковом возрасте. Всего лишь один невинный, практически детский, первый поцелуй, и мир Анны навсегда перевернулся с ног на голову - и вот теперь девушка сидит здесь. Сидит в каком-то богом забытом месте, потерянная, испуганная, не знающая как дальше жить и что делать. Слава богу, у нее хотя бы есть какая-никакая, но крыша над головой, что, учитывая, довольно негустую населенность данного района вполне можно назвать удачей. Ну, конечно, крышей над головой это можно назвать лишь условно, впрочем, именно крыша там как раз-таки сохранилась довольно неплохо. Очень старый, очень обгоревший небольшой одноэтажный дом с черными закопченными стенами. Выглядело это строение довольно хрупко: казалось, что, если ты сделаешь хоть одно неловкое движение, неуклюжее и потерявшее былую прелесть здание тут же и похоронит тебя, но Мари уже свыклась с этим, и даже нашла в такой ситуации отражение своей жизни - ведь и у Шельмы сейчас точно такой же случай: одно неосторожное движение - и верная смерть. Сидя возле дерева, Анна Мари еще раз глубоко вздохнула, затем встала, и направилась в сторону вышеупомянутого строения. Далеко от него Роуг никогда не отходила, как будто чего-то опасаясь, боясь, поэтому уже буквально через минуту Анна заходила в дом. Вдруг ужасно захотелось пить - слава богу, хоть питьевой водой девушка запаслась достаточно на некоторое время. Сделав несколько осторожных глотков, Мари прислушалась. Как будто шум двигателя автомобиля? Нет, не может этого быть! Ну, кому что может быть нужно в этой глуши? Бред! Быстрым шагом Шельма приблизилась к окну, и посмотрела наружу: к дому, и правда, приближалась какая-то незнакомая женщина. Но кто она? И какого черта здесь делает? Ищет Анну Мари? Но это же невозможно! Никто не знает, что Роуг прячется здесь! Никто не может знать, ведь и это место Анна нашла совершенно случайно. Девушка пулей бросилась в одну из комнат - или, вернее сказать, в то, что осталось от одной из комнат - и, порывшись в каких-то тряпках, достала, наконец, оружие. Затем Мари также быстро вернулась к входной двери, и, прижавшись к грязной стене затаилась. Шельма не хотела просто так нападать на незнакомую женщину, ведь неизвестно чего она хочет. Да, Анна Мари не верила в ее добрые намерения, но все равно, даже в таком состоянии, Роуг не могла просто так причинить боль другому человеку. Поэтому сейчас Анне оставалось просто сидеть тихо, и ждать - возможно, незнакомка уйдет также быстро, как и появилась.
Mystique: Она уже давно не боялась смерти, потому что на то не было причины. Мистик определенно знала, что рано или поздно этот момент настанет, но неизвестность перед грядущими событиями играла ей на руку, являясь главным козырем. Смерть её может быть абсурдной, глупой и попросту бредовой, всего лишь несчастный случай, очевидный и понятный каждому, не требующий тщательной экспертизы с целью выяснить причину оборванной жизни. Она может умереть с улыбкой на губах, оставшись жертвой суровой действительности, сражаясь за то, что женщина поставила на первый план своей жизни, за те маниакальные безумства, обернувшиеся самой великой радостью за все эти годы: любовь, муза, цель. Никогда не знаешь, за каким углом тебя ждет смерть, но ещё никто не отменял действия, ведь можно убежать, лишь пытаясь обойти «минное поле», или стрелять, спускать курок, уничтожать яркие звезды и гасить солнечный свет. Но эта девочка совсем не была к этому готова. Детство уже давно кончилось. Карусели давно перестали вращаться, плюшевый мишка претерпел экзекуцию и оказался мучительно растерзанным, от дневника со школьными оценками остались лишь нотации родителей, приказы учителей, легкие массы чувств, а прогулки во дворе заменили бутылки этилового спирта и бессонные ночи, удрученные поиском смысла жизни; одинокие вечера в дурной компании. В давящей тишине леса кричащий звук ревущего автомобильного двигателя был чересчур заметной приметой, а если прибавить к этому глухой треск веток, которые сломались под давлением шагов мистик, то остаться незаметной было невозможно, слишком все было заметно. Пробовать предугадать дальнейшее поведение преследуемой девочки - было не так уж и трудно. Недоступность любого средства связи и огромное расстояние от населенных пунктов исключали возможности информирования полиции о попытке проникновения в жилище и побега. Теперь возвращаемся в прошлое, вспоминаем себя перед зеркалом, вытаскивая из водоворота памяти воспоминания бурной юности и разрушенного детства – и картина тут же встает перед глазами, восполняя целостность и создавая ясность перед тем, как войти в дверь. Соединяем бурлящие через край гормоны, подростковую несдержанность и нездоровую психику – получаем бешеную девицу, готовую отправить на тот свет любого, кто вызвал в душе резкие тревожащие сомнения и острое напряжение, чувство посягательства на покой, если можно так это назвать. Рэй уже приготовилась ко всему, что могла учудить её «жертва». Женщина уже заранее успела перевоплотиться, чтобы не повредить хрупкое душевное состояние будущей воспитанницы, ведь зрелище было, по меньшей мере, шокирующее. Обычно она об этом не заботилась, но разве сегодня не день перемен?... Рука Рэйвен непроизвольно поглаживает дверной косяк и прикасается к грубо вырезанной ручке. Совсем негромкий стук в дверь, она не требовала, чтобы ей открыли, это было лишь спокойное предупреждение, что кое-кто нашел тебя. Мистик вовсе не собиралась ломать дверь или пробираться в дом через черный вход, чтобы воспользоваться эффектом неожиданности. Не запирать дверь, оставив её открытой – как непредусмотрительно. Повинуясь укоренившейся привычке постоянно ходить с огнестрельным оружием, Даркхоулм приставила к двери пистолет и невольно улыбнулась. Преодолев эту преграду, женщина тихо вошла и удостоила своим вниманием дом изнутри, и на ум пришли неприятные ассоциации. Старый карцер; не выказывающая никакого сопротивления времени, разваливающаяся каменная кладка, крошечное окно, закрытое решеткой-«паутиной» со стальными прутьями, тяжелая дверь, кажущаяся проходом между реальностью и пустотой. Одно из самых нелюбимых мест. Это обычная камера заключения, которых огромное множество в скрытых коридорах базы Братства, куда попадали не только незадачливые шпионы, «крысы»; но и сами члены команды, таким образом, получившие наказание за свои провинности или непослушание. Казалось бы, что ей волноваться. Но нет ничего абсолютного. Мистик приходилось оказываться по обе стороны игры, она и покорно падала на эшафот, в печальной погибели склонив голову, так и затачивала топор, любуясь зловещими искрами острого блестящего металла, надевая маску вершителя смерти. Увидев в камере любого члена Братства, реакция Даркхоулм тут же изменялась в зависимости от расположения духа. Она была способна и на критические замечания, высокомерно насмехаясь над лишней наивностью, чрезмерной самоуверенностью или простой глупостью, либо наставляла на путь истинный, чтобы дважды не совершать одну и ту же ошибку, переживать одну и ту же боль. До тех пор, пока сама там не оказалась. В этом не было вины Мистик, просто обстоятельства сложились так, что в очередной рецидивистской вылазке Люди Икс, как обычно, сыграли свою роль и нарушили все планы злодеев, и надеяться на обычное благорасположение Эрика не стоило, надевать «розовые очки» было совсем ни к чему, ведь ситуация была отнюдь не безоблачной. Рэй пришлось пробыть там целый месяц, и время заставило её задуматься достаточно о многом. Первая мысль, которая её посетила, была – насколько смешное у команды название – «Братство». Что за тупой каламбур. Какое к чертям Братство? Куча гадких подхалимов, готовых перерезать всех, лишь бы оказаться в центре внимания, целовать задницу Магнето. Чертовы предатели, самым заслуженным концом для которых было сдохнуть как-то днем на улице, в центре города, а люди бы просто перешагивали через их тела, как через мешающие движению препятствия, давно претендующие на право жариться на сковородке геенны. Осталось признать лишь одно. Люди Икс – действительно настоящее братство, да и так назвать было сложно. Семья – вот что она имела в виду. Самое слабое место в холодной стене обороны и ледяной отчужденности и бессердечности. То, чего у Рэй никогда не было. То, чего она никогда не могла получить. Лишь осознание разрывало таким реальным лезвием, покрытым толстым слоем старой ржавчины, нанося порез до самых костей, заражая капающую кровь болезнетворной инфекцией. Все слишком поздно. Когда Жаба зашел к ней, просто вынужденный лицезреть её, такую сильную, на самом дне, такой сломанной. Конечно, он не смог потерять возможность внести свою лепту в череду унижения и собственного ничтожества. Такой мерзкий смех. Поневоле вспоминались ужаснейшие звуки: ногтями по стеклу, сцепившиеся в драке, сводящие с ума рычащими воплями бешеные собаки, тонкий противный пищащий голосок маленькой девочки, такой приторно-сладкий и едкий. Ничего похожего. Просто сплошная ненависть. Секунда – треск – мутант лежал на полу, словно его разорвало напополам, испустив один громкий крик, впоследствии продолжив стонать, все-таки солнечное сплетение – это невероятно чувствительное для ударов место. А Мистик смеялась. Никаких истеричных нот Арлекина, просто смех от того, насколько слабыми могут быть люди, если на них наброситься сзади, наносить один удар за другим, дробить кости, убивать и ломать. Рэй всегда была способна на нож в спину, и сейчас она не собиралась меняться. Дверь по-прежнему была открытой, Но нужно лишь искать простые пути? – Убирайся, тварь. Скоро я отсюда выйду, и если за это время придешь сюда ещё раз – больше пешком ходить не сможешь. Снова здесь, сейчас. Прямо в неё смотрело дуло револьвера, и направившая оружие девушка была похожа на разъяренную фурию. Отнюдь. Весело стало тогда, когда Мистик направила пистолет в ответ. Обычная игра с неравными силами. Пока противница была настроена очень решительно, сама Рэй предварительно изъяла из обоймы патроны. Она не собиралась ей вредить, просто подержать некоторое время в замкнутом пространстве, подождать, пока та успокоится, а затем уже сделать свой ход, изменяющий ход партии в свою пользу. – Я не причиню тебе вреда. Верит ли она своим словам?... Разве это не очередная ложь? Является ли ложь ложью, когда лжец говорит от самого сердца?... Забудь и прости меня. Прости, пожалуйста, за то, что тебе будет больно. Тебе придется совершать ужасные вещи, настолько ужасные, что твое дыхание замерзнет, от морали останется прах, а руки будут по локти в крови, и держаться на краю ты научишься лишь тогда, когда подчинишься мне. Только я научу тебя жить, открою глаза на мир вокруг тебя, ведь он намного шире, чем ты думаешь, и причиняет он намного больше страданий, чем ты перенесла. Не сможешь – я тебя заставлю. Прости. Это тебе вернется. Танцуй с ветром, обратись облаком, гонимым ветром, снеси этот чертов дом – и лети, но свободной ты не будешь, я не настолько благородна, чтобы отпереть твою клетку. Мне нужна твоя боль… или мне нужна ТЫ? Бабочка, летящая на огонь. Светлая душа, исчезнувшая с радара, не отвечающая на ангельский зов, мне придется утащить тебя во тьму. Ты не знаешь, кто я, как меня зовут, но скоро все эти вопросы потеряют для тебя значение. Мне сказали, что тебя придется использовать. Но когда я увидела твои зеленые глаза, застывшие, безумные, потерянные в бедламе душевных страхов и высасывающей душу паранойи, оказалось, что используют меня. Играют на чувствах, мучают, испещряя, словно куклу для обрядов вуду, иглами и проклиная темным волшебством. Мне катастрофически нужна любовь. Я никогда не хотела, не просила, не требовала бесконечный океан любви и небо нежности, не признавалась в такой мучительной слабости, обесцвечивающая любую жизнь, страх одиночества сравним со страхом смерти, пожалуй, даже страшнее, ведь смерть можно заслужить, вымолить, свершить этот фатальный обряд своеручно, но только не одиночество.
полная версия страницы